Призрак нагой женщины вдруг появился прямо перед ним.
- Не правда ли, я прекрасна? - лукаво спросила она, потом взялась руками за края резаной раны на животе, потянула и вывалила кишки на берег ручья.
Гарион подавился и стиснул зубы.
- Не думай о золоте! - резко сказал голос в его мозгу. - Призраки завладевают тобой через твою алчность. Если ты будешь думать о золоте, то сойдешь с ума.
Они ехали дальше. Гарион старался выкинуть из головы мысли о золоте.
Господин Волк тем не менее как раз говорил о нем.
- В золоте-то и была главная беда. Оно привлекало самых дурных людей - в данном случае толнедрийцев.
- Они пытались искоренить людоедство, отец, - отвечала тетя Пол. - Этот обычай большинство людей находит отвратительным.
- Я сомневаюсь, так ли ревностно они отнеслись бы к нему, если бы золото не лежало на дне каждого ручья в Марагоре.
Тетя Пол отвернулась от призрака ребенка, надетого на толнедрийское копье.
- А теперь золото не досталось никому, - сказала она. - Мара позаботился об этом.
- Да, - согласился Волк, поднимая лицо, чтобы прислушаться к жуткому вою, доносившемуся, казалось, со всех сторон. Он сморщился, услышав особо пронзительную ноту. - Хотел бы я, чтобы он вопил не так громко.
Они проехали мимо развалин храма. Белые камни рассыпались, меж них росла трава. Раскидистое дерево, стоявшее неподалеку, было увешано телами, которые крутились и раскачивались на веревках.
- Снимите нас, - бормотали тела. - Снимите нас.
- Отец! - резко сказала тетя Пол, указывая на луг за разрушенным храмом. Эти люди настоящие!
По лугу медленной процессией двигались люди в длинных одеяниях с капюшонами, подпевая в лад заунывному звону колокола, который они несли на плечах на длинном шесте.
- Монахи Map Террина, - сказал Волк, - совесть Толнедры. Их можно не опасаться.
Один из монахов поднял голову и увидел их.
- Возвращайтесь! - закричал он и, отделившись от остальных, побежал к путникам, то и дело шарахаясь от чего-то, чего Гарион не видел. Возвращайтесь! - снова закричал он. - Спасайтесь! Вы приближаетесь к самому средоточию ужаса! За этим холмом лежит Map Амон. Сам Мара бушует над его улицами, сделавшимися обителью призраков!
Глава 6
Монахи прошли мимо, пение и звон колокола мало-помалу стихли. Господин Волк глубоко ушел в свои мысли, пальцы его здоровой руки теребили бороду. Наконец он вздохнул и сухо сказал:
- Полагаю, мы можем с тем же успехом поговорить с ним и сейчас, Пол. Если мы этого не сделаем, он просто-напросто нас нагонит.
- Ты попросту потратишь время, отец, - сказала тетя Пол. - Разговаривать с ним бессмысленно. Мы уже пытались.
- Ты, наверное, права, - согласился он, - но мы должны хотя бы попытаться. Олдур будет недоволен, если мы этого не сделаем. Может быть, когда Мара узнает, что происходит, с ним можно будет разговаривать
Истошный вопль прокатился над залитым солнцем лугом, и лицо Волка вытянулось.
- По-моему, пора ему уже выкричаться. Ладно, едем в Map Амон. - Он повернул лошадь к холму, на который указывал монах. Изуродованный призрак затрясся перед самым его лицом. - Прекрати, - сказал он раздраженно. Призрак дернулся и пропал.
Вероятно, когда-то на холм вела дорога, след от которой еще кое-где проглядывал под травой, но тридцать два столетия, прошедшие с тех пор, как по ней последний раз ступала нога человека, почти начисто стерли её с лица земли. Она поднималась к вершине холма, а оттуда шла вниз к Map Амону. Гарион, по-прежнему отрешенный и бесчувственный, примечал такое, что при иных обстоятельствах ускользнуло бы от его внимания. Хотя город был разрушен почти до основания, планировка его угадывалась четко. Улица - она была только одна изгибалась спиралью и выводила на большую круглую площадь точно в центре развалин. Во внезапном озарении Гарион понял, что город этот задуман женщиной. Мужской ум тяготеет к прямым линиям, женщины мыслят окружностями.
Они начали спускаться с холма: тетя Пол и господин Волк впереди, остальные с отсутствующим видом - за ними. Гарион ехал последним, стараясь не замечать встающих из земли призраков, старавшихся напугать его наготой и жуткими увечьями. Вой, который они услышали, едва перейдя границу Марагора, стал громче и отчетливее. Временами он прокатывался многоголосым эхом, но Гарион знал, что стенает один мощный голос, преисполненный горем столь великим, что слышно по всему королевству.
Когда они подъехали к городу, поднялся ужасный ветер, холодный, напитанный нестерпимым запахом покойницкой. Когда Гарион машинально поплотнее закутался в плащ, он заметил, что его полы не раздуваются ветром, как не колышется и высокая трава. Он прокручивал в голове эти наблюдения, пытаясь в то же время зажать ноздри и не вдыхать мерзостный запах разложения. Раз ветер не колышет траву, значит, ветер этот не настоящий. Мало того, раз лошади не слышат воя, значит, и вой ненастоящий. Гарион замерз и дрожал, даже сознавая, что озноб этот - подобно ветру и воплям - более воображаемый, чем реальный.
Хотя Map Амон, когда они впервые завидели его с вершины холма, казался разрушенным до основания, въехав в город, Гарион с удивлением узрел стены жилых домов и общественных зданий; где-то поблизости раздавался детский смех, а издалека долетало пение.
- Зачем он это делает? - печально спросила тетя Пол. - Это ничего ему не дает.
- Однако это единственное, что у него осталось, Пол, - ответил господин Волк.
- И это всегда кончается одним и тем же.
- Знаю, но это помогает ему немного забыться.
- Все мы о чем-нибудь желали бы забыть, отец. Это не метод.
Волк с восхищением смотрел на основательные стены строений.
- Сделано мастерски, - заметил он.
- Естественно, - сказала она, - в конце концов, он бог - но это ему не на пользу.
Гарион не понимал, о чем говорят его тетя и дед, пока лошадь Бэйрека не прошла прямо сквозь стену - исчезла за каменной кладкой и вновь появилась в нескольких ярдах дальше. Стены, здания, весь город были иллюзорны - это всего лишь воспоминание. Холодный ветер сделался сильнее, и к запаху разложения теперь примешивался запах дыма. Хотя Гарион видел, что яркий солнечный свет по-прежнему освещает все вокруг, казалось, стало значительно темнее. Детский смех и далекое пение стихли, послышались крики.
Толнедрийский легионер в начищенной кирасе и шлеме с перьями выехал из-за пологого изгиба улицы. Он казался таким же реальным, как стены домов. Меч его был обагрен кровью, лицо застыло в жестокой усмешке, глаза горели безумием.
Повсюду валялись изрубленные тела, повсюду текла кровь. Вой перешел в истошный вопль: призрачное представление, казалось, движется к своей ужасной развязке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
