Второй период расцвета американской мистики связан с рубежом девятнадцатого и двадцатого веков, когда многие из знаменитых мистиков, вроде Блаватской, потянулись в Америку. Это было связано с тем, что именно тогда Соединенные штаты стали превращаться в сильнейшую мировую державу, и столица мира медленно смещалась из Лондона в Нью-Йорк. Окончательно это было закреплено двумя мировыми войнами в Европе, но уже за полвека до переноса столицы фруктовые мушки человечества потянулись на манящий запах разложения, дурмана и сладости, который известен им еще со времен Вавилона, Рима, Константинополя…
Мушками такими, то есть самыми чувствительными к токам легкой для переваривания силы, всегда оказывались авантюристы, банкиры и мистики. Тогда, в начале прошлого века, кто только не гастролировал по Америке, срывая большие и легкие гонорары с жадной до зрелищ, как все провинциалы, американской толпы.
Но тот период американского мистицизма я тоже не буду рассматривать, потому что он остался в моем сознании отнюдь не как американский мистицизм. И пусть авантюристы эти были из самых разных стран, мистицизм их был еще Европейско-Восточным.
И лишь с ростом американской силы и влияния во всем мире, особенно после второй мировой войны, разбогатевший американец, осознавший, что власть над миром он захватил, начинает задумываться о том, куда вкладывать деньги. И часто вкладывает их и в собственное обучение. Вот тогда в Штаты действительно поехали лучшие или почти лучшие учители со всего мира, и там основываются сильнейшие учебные заведения во всех отраслях мистицизма.
Таким образом, если и было Америкой оказано воздействие на сознание русского мистика, то именно в это время, начиная с шестидесятых годов прошлого века. Вот о нем я и хочу кратко рассказать. И первое, что должно быть сказано, это то, что в самых богатых странах живут лучшие художники, писатели и мыслители. Это объясняется просто: философия развивается там, где общество в состоянии содержать бездельников и без особого ущерба оплачивает не только хлеб, но и зрелища.
Глава 1. Великие шестидесятники
Действительное влияние американской культуры на русских мистиков началось лишь с появлением работ так называемых шестидесятников — Олдоса Хаксли, Тимоти Лири, Джона Лилли, Рам Дасса, Шэртока, Голмена и многих других. Все они были путешественниками в Страну Востока и отцами того наркотического беспредела, что творится сейчас в мире. Всплеск потребности в наркотиках был побочным эффектом именно их плохо продуманных, но очень модных игр с психоделиками. Слишком уж много шума они тогда подняли, и слишком безответственно. Кстати, испугались и сожалели, но было уже поздно…
Вся эта компания очень одаренных и неистовых исследователей, задавала тон американскому мистицизму до восьмидесятых годов прошлого века. Естественно, в Россию они прорвались позже, поскольку коммунизм излишней свободы не поощрял, а они ее, безусловно, несли. Вот в этом им не откажешь. Свободу и знания, которые в России были жестко заперты в спецхранах, они для нас олицетворяли. Поэтому оценить их влияние на наше сознание можно вот по такому краткому и насыщенному скрытой болью предпосланию, которое сделали к книге Лилли и Рам Дасса русские издатели:
«В книге, предлагаемой вашему вниманию, под одной обложкой оказались два таких непохожих автора, как Джон Лилли и Рам Дасс. Книги эти в наших предисловиях не нуждаются, но нам хотелось бы обратиться к читателю с некоторым объяснением того принципа, по которому мы в первую очередь публикуем именно этих авторов.
Просто это наши любимые книги. Самые любимые со времен «самиздата». Франклин Мерелл-Вольф, Карлос Кастанеда, Джидду Кришнамурти, Джон Лилли, Рам Дасс, Ричард Бах, Чонгьям Трунгпа, Тарсанг Тулку, Аллан Уотс, Поль Брентон…» (Джон Лилли. Центр, с. 7).
Уже по именам можно судить, сколь разнообразно было это сообщество, но их всех объединяет то, что они стали частью американской мистической культуры и на волне распространения имперского влияния вошли одной из частей той же самой имперской идеологии в наше сознание. Пусть сами они, как Хаксли, к примеру, считали себя почти борцами с собственным «марксистским» режимом, озабоченным охотой на ведьм, наши люди, воспринимая их и завидуя им, завидовали через них возможностям американца…
Впрочем, я сейчас не хочу как-то обсуждать это воздействие на наше сознание. Возможно, оно было своеобразным «экспортом революции», а может быть, лишь распространением знаний, то есть безобидным просвещением. Впрочем, можно его рассматривать и совсем мистически, как очень естественный прорыв в наш Мир Знания, которое пытались прятать тысячелетиями в тайный школах… Не знаю, знаю лишь то, что в этом нашем увлечении Светом из Америки, был не один слой, а несколько.
В первом, точнее, в одном из слоев, мы, безусловно, стремились получить знания через этот источник и стремительно скупали весь самиздат, не обращая внимания на качество ксероксов. И то, что на эти переводы невозможно было ссылаться в научном исследовании, поскольку нельзя было даже указать страницу книги, которую цитируешь, — показатель чистоты нашей охоты за знаниями. Но вторым слоем присутствовала и зависть к «америкосам», которым все доступно… и отсюда либо страстное желание стать таким же, либо столь же страстное отторжение.
Я больше был подвержен болезни отторжения, поэтому я ушел в этнографию и путешествовал по русским деревням. Но и не читать все эти книги я тоже не мог. Впрочем, большая их часть так и лежит у меня непрочитанными, поскольку большая часть созданного шестидесятниками и не стоила того, чтобы его изучать. Достаточно было прочитать выводы, сделанные ими же самими. Как раз в той работе Рам Дасса, что называют любимой наши издатели, они имеются.
Эта книга — «Зерно на мельницу» — была написана Рам Дассом уже в 1976 году. И в ней он размышляет о том, какими они были — молодые нарко-революционеры шестидесятых. Я приведу его мысли, из них станет ясно, стоит ли искать душу в работах той поры. К тому же, я надеюсь, это объяснит и то, почему я все-таки предпочел быть антиамериканистом в моих личных поисках.
Исходно психоделическая революция шестидесятых была детищем американских ученых, интеллигентов, как сказали бы в России, но вернее будет сказать — интеллектуалов. Это значит, что она зарождается в среде, где душу не признавали исходно. Такова культура всех американских странников, путешественников за Восточной мудростью.
«Мы вышли из системы философского материализма, в которой мы всецело отождествлены с телом и материальным планом существования, и когда умираешь — то умираешь, так что куй железо, пока горячо. И больше — лучше, а сейчас лучшее время, потому что неизвестно, когда упадет занавес и все это кончится. И лучше не думать об этом занавесе, так как он слишком страшен.
Где-то на пути начинаешь подозревать, что это — только модель — всего лишь еще одна модель? И что эта жизнь — лишь еще одна часть долгого-долгого пути?
В учениях буддизма есть одно…» (Рам Дасс. Зерно, с. 189).
Я очень люблю этот отрывок. Это не слова, не зарисовка, это путь. Я выделил его шаги абзацами и оборвал последний, чтобы показать, из чего вышли и во что ушли шестидесятники.
Они вышли из полного отрицания души и ушли в полное отрицание души. Только они отрицали ее сначала по-Западному, научно, а потом по-Восточному, буддийски. Ибо Буддизм души не знает и не признает.
Этот буддийский парадокс странен, потому что, говоря о том, что человек лишь собрание дхарм, неких поведенческих элементов, как часто говорят, он при этом утверждает, что Будда и просветленные помнят свои прошлые жизни. Что может их помнить, если дхармы после смерти рассыпаются, а потом собираются случайным образом? Впрочем, об этой странности, а возможно, и слабости буддийского учения писалось много, поэтому я его сейчас затрагивать не буду.
Мне важнее показать другое, а именно то, что у увлечения шестидесятников Буддизмом были психологические корни, заложенные именно материалистической Наукой. И это не только отношение к душе как к некоему пережитку или суеверию, неприличному для интеллектуала. В силу этого они старались даже не использовать это слово, зато очень много писали о программировании и перепрограммировании биокомпьютера. Тогда программирование только еще входило в моду.
Но есть и более глубокие соответствия. Если вы вглядитесь в первый абзац, то поймете: человек, потерявший веру в душу и последующую ее жизнь, начинает жить моментом, как говорят, начинает урывать радости жизни здесь и сейчас…
Вот это Здесь и Сейчас и было тем, что захватило умы интеллигенции в Дзен-буддизме, завезенном на Запад учителями, вроде дедушки Судзуки, и подхваченным такими популяризаторами, как Алан Уотс.
