сочтет нужным. А тот, добившись своего, немедленно разослал от имени царя грозный указ ко всем начальникам областей. Указ предписывал тем без всякой пощады перебить в своих пределах всех евреев вместе с их женами и детьми. Избиение должно было совершиться сразу в один день во всех концах Персидского царства. Артаксеркс об этом указе ничего не знал.
Когда указ прибыл во все города страны, персы очень обрадовались предстоявшей резне евреев. В Сузах уже заранее распределялись жертвы. Между тем, царь с Аманом предавались веселым попойкам, а городское население находилось в крайнем возбуждении.
Когда Мардохей узнал о случившемся, он разорвал на себе одежды, оделся в рубище, посыпал голову пеплом и побежал по городу, крича о том, что губят ни в чем неповинных людей.
Одна Есфирь ничего не знала о пагубном для ее народа решении Артаксеркса. Однако вскоре Мардохей передал ей со слугами копию царского указа и поручил сказать ей: "Пришел тот час, дочь моя, ради которого Господь оказал тебе невиданную милость, удостоив чести быть царской женой. Теперь ты должна сделать для своего народа все, что сможешь. Отправляйся к царю и умоляй его спасти евреев и не карать их без всякой причины. Тебе, наверняка, удастся это сделать, тем более, что сам Артаксеркс никогда не питал гнева к сынам Израилевым. Он согласился на это неслыханное злодеяние только потому, что поддался внушениям Амана".
Есфирь немедленно отвечала Мардохею: "Желание твое, отец, исполнить трудно и почти невозможно. Тридцать дней прошло с тех пор, как я видела Артаксеркса в последний раз. Теперь он восседает на своем троне, окруженный стражей. А ты сам не хуже меня знаешь, что царь велел казнить всякого, кто явится к нему без зова. Вспомни о Астинь и о том, какую кару понесла она за непослушание. Неужели и для меня хочешь такой судьбы?"
Когда слуга передал Мардохею слова Есфири, тот немедленно отослал его обратно, велев передать следующее: "Не думай о себе, дочь моя. Думай о благе народа твоего. Нет у него другого заступника перед царем, кроме тебя. Иначе имя твое будет проклято среди наших потомков, и Сам Господь покарает тебя за отступничество".
Тогда Есфирь попросила Мардохея и всех столичных евреев молиться за нее, а сама, облачившись в траурные одежды, пала ниц и пролежала три дня, молясь Господу и прося Его поддержки.
После трехдневной молитвы Есфирь сняла траурное одеяние и надела другой наряд, украсив себя так, как подобало царице. Затем в сопровождении служанок она отправилась к царю. По лицу ее разлился румянец, и вся она сверкала необычайной величавой красотой. С трепетом вошла Есфирь к царю, который как раз восседал на своем троне. Когда она предстала перед лицом Артаксеркса, бывшего в своем царственном облачении, то он показался ей грознее обыкновенного. В самом деле, лицо царя омрачилось, а в глазах его блеснули искры гнева. Увидев, что Артаксеркс даже не шевельнул рукой и не простер к ней своего жезла, и что стражники уже готовы схватить ее, Есфирь лишилась чувств и упала на руки своих служанок. Все замерли в ожидании страшной минуты, но вдруг Артаксеркс совершенно преобразился: вскочил со своего трона и бросился к жене. Он заключил ее в объятия и стал нежно утешать. Любовь победила в нем гнев. Вскоре Есфирь пришла в себя настолько, что могла говорить. Тогда она попросила царя вместе с его другом Аманом прийти к ней на обед, который она для них приготовила. Артаксеркс, тронутый слабостью жены, а также восхищенный ее необыкновенной красотой, сказал: "Я приду обязательно. И так как ты испытала сегодня по моей вине такой сильный страх, я обещаю исполнить любое твое желание, даже в том случае, если ты потребуешь половину моего царства!"
На другой день царь и Аман явились к царице и отобедали у нее. После этого Артаксеркс сказал: "Не думай, что мои вчерашние слова были всего лишь минутной прихотью. Я и сегодня, любимая, готов исполнить любое твое желание". Есфирь, набравшись мужества, сказала: "Никогда, государь, ты не спрашивал меня о моем народе и моем происхождении. Поэтому тебе неизвестно, что я еврейка. Я молчала об этом все это время и молчала бы дальше, если бы не страшная опасность, угрожающая ныне моим единоплеменникам. Уже назначен день, когда все они до последнего человека должны быть истреблены. Я не могу судить, насколько справедливо твое решение, но умоляю тебя или быть милостивым к моему народу и отменить свой указ, или исполнить его без всяких исключений. Ты приговорил к смерти множество людей без всякой вины с их стороны, только на том основании, что они евреи. Я тоже еврейка и я тоже умру. В тот час, когда начнется казнь над моими сородичами, я заколю себя кинжалом и покончу с собой".
Артаксеркс, горевший любовью к своей жене, меньше всего ожидал услышать такую просьбу. Поэтому, грозно нахмурившись, он спросил у Амана: "Кто позволил тебе, несчастный, подписывать моим именем этот гнусный указ? Или ты, пользуясь моей минутной слабостью, вообразил себя царем и без моего ведома караешь смертью целые народы?"
Не дожидаясь ответа, он в гневе выбежал из комнаты и бросился в сад. Аман хотел оправдаться, но царь не допустил его к себе и с этой минуты совершенно охладел к прежнему другу. Через некоторое время враги подали на Амана донос, и Артаксеркс казнил его без малейшего сожаления. Так погиб великий Аман, чье могущество было равно царскому. Артаксеркс отменил кровавый указ и повелел отныне оказывать евреям такой же почет как персам, ибо они – соплеменники его жены.
Неемия
В Сузах, при дворе персидского царя Артаксеркса I (465–424 гг. до Р.Х.) жил благочестивый иудей Неемия, сын Ахалиина, занимавший высокую должность царского виночерпия. В 445 г. до Р.Х. в персидскую столицу приехало несколько человек из Иудеи. Неемия отправился к ним расспросить о тех своих соотечественниках, которые переселились в Иерусалим. "Увы, добрый человек, – отвечали приезжие, – жизнь евреев в разоренной стране весьма тяжела. Она проходит в бедствиях и уничижении. Ведь стена Иерусалима разрушена, а ворота его сожжены огнем. Между тем, жители окрестных стран весьма враждебно настроены по отношению к нам и постоянно чинят всякие обиды. Великий царь не разрешает восстанавливать стены, а без них в городе не может быть никакого порядка".
Эти вести сильно огорчили Неемию. Несколько дней он размышлял о несчастной судьбе иудеев и молился Богу. Артаксеркс заметил печаль своего виночерпия и спросил у него: "Отчего ты ходишь такой
