Люди умирали в битве. Люди, которых ты знал и любил, умирали в битвах. Нельзя допустить, чтобы это заставило тебя дрогнуть. Они не отступали, но это долго не продлится. И Блэз, озаренный внезапным пониманием, принял решение.
И так же быстро пришедшая ясность мысли заставила его понять, что это тоже было результатом той роли, которую он на себя взял: отдавать приказы в таких битвах, как эта, которые могли решить судьбы народов.
Это была правда, это должно было стать правдой прямо сейчас, и Блэз понял, что ему придется взвалить на себя этот груз, потому что единственной альтернативой было уйти в тень и умереть, предав всех тех, кто в него поверил. Тогда он сделал свой выбор и приготовился ответить за него перед богом, когда настанет его час.
Резко выходя из схватки на переднем крае сражения, он развернул коня в сторону Фалька де Саварика и настойчиво помахал ему рукой. Фальк увидел его приближение и тоже отошел назад.
— Мы не сможем продержаться долго! — крикнул брат Розалы, перекрывая шум боя. Один человек рядом с ним упал, уронив меч, схватившись обеими руками за стрелу, торчащую из горла.
— Знаю! Слушай! Отведи своих людей назад и попробуй обойти их с фланга. Мы продержимся сколько сможем. Зайди в тыл Адемару, если сумеешь! Оттесни его к Бертрану.
— Ты не сможешь здесь продержаться без нас! — воскликнул Фальк. По его лицу текла кровь, капала на русую бороду. Блэз не мог определить, это кровь Фалька или чужая.
— Должны попытаться! — крикнул он в ответ. — Нет никакого другого способа переломить ход сражения, и мы не можем продолжать драться лицом к лицу с вдвое превосходящими нас силами противника.
Тут его осенила еще одна мысль, и он снова перевел взгляд с Фалька на передний край. Он увидел, что Рюдель смотрит на него в ожидании. Они сражались рядом довольно часто; так что в этом не было ничего удивительного. Он увидел, как его друг приподнял брови, будто молча задавал вопрос, и Блэз кивнул в ответ головой.
— Давай! — крикнул он и увидел, что Рюдель его понял. Его друг повернулся к стоящему рядом наемнику и произнес одно слово, отдавая приказ.
Через несколько секунд раздался громкий, прерывистый крик людей Фалька де Саварика, когда над их головами взвилось и затрепетало рядом со штандартом Арбонны знамя королей Гораута, древко которого держал коран, стоящий рядом с Рюделем. «Мы оба под одним и тем же знаменем, — подумал Блэз. — Будет ли это иметь значение?»
Через мгновение он понял, что это возможно, и сердце его забилось быстрее.
— Смотри! — закричал Фальк, показывая пальцем. Блэз уже и сам увидел.
— Ко мне! — взревел он, дернул повод коня и направился к знамени, поднятому Рюделем. — Во имя Гораута, ко мне, воины Гарсенка!
И, крича во весь голос, он увидел, что кораны из владений его семьи, из отряда за спиной отца и Адемара, выходят из боя в центре и стекаются к нему, салютуя поднятыми мечами.
Последние слова Ранальда все-таки были услышаны, понял Блэз. И эти люди видели, как один из них, Берген Гарсенкский, был убит портезийцем, когда собирался поскакать к ним. И, конечно, среди коранов были те, среди которых он рос и которым не внушала восторг перспектива сжигать женщин и калечить беспомощных мужчин.
Он увидел, как обернулся его отец, услышав, как изменился шум боя у него за спиной. Гальберт заметно вздрогнул, увидев, что происходит, а потом его великолепный, зычный голос разнесся над полем боя, подобно голосу рока, голосу бога.
— Остановите этих людей! — прогремел он. — Среди нас предатели!
Воцарилась неразбериха. Некоторые кораны в рядах Гораута послушно повернулись и начали рубить других, которые несколькими минутами раньше сражались рядом с ними. Находящиеся перед Блэзом воины Гораута повернулись к центру, чтобы посмотреть, что происходит, и во время передышки, предоставленной им этим коротким замешательством, люди Арбонны продвинулись вперед вместе с закаленными наемниками Рюделя и дрались теперь под чужим знаменем королей Гораута. Блэз увидел, как Маллин де Бауд первым ринулся в эту брешь.
— Теперь вперед, быстро! — крикнул он через плечо Фальку. — У нас есть шанс!
Не говоря больше ни слова, Фальк де Саварик выкрикнул приказ своим командирам и через несколько секунд — быстрее, чем мог надеяться Блэз, — люди Саварика откатились назад и поскакали на юг, к озеру, в отчаянной попытке обойти противника с фланга.
Они должны действовать очень быстро, мрачно подумал Блэз, когда почти половина людей в их секторе исчезла. Рюдель оглянулся на него, понял, что происходит, и, как это ни поразительно, улыбнулся.
— Это ты мне так мстишь? — крикнул он, перегнувшись в седле в сторону Блэза. — За грехи юности, о которых я уже давно забыл?
— А что еще может мною руководить? — крикнул в ответ Блэз, направляя коня ближе к другу. Рюдель громко расхохотался. Потом прекратил смеяться, так как воины Гораута, увидев открывшееся перед ними пустое пространство и внезапно сократившееся число своих противников, в свою очередь с криками вернулись и бросились в атаку.
После этого почти не оставалось времени поднять глаза, не говоря уже о том, чтобы осуществлять руководство в больших масштабах. В наивысшие моменты сражений всегда так происходит: поле битвы распадается на островки отчаянного рукопашного боя, крики и напор потных людей и коней, живых, умирающих и мертвых, не позволяют охватить общую картину. Блэз потерял из виду Маллина. Он знал, что Бертран, наверное, держит центр, иначе они уже почувствовали бы неудержимое давление с той стороны. Он знал, что это должно быть так, но не мог выкроить ни секунды, чтобы поднять глаза и посмотреть.
Мир сжался до мельчайших кровавых мелочей, до взмаха и удара меча, ржания умирающей лошади; скрежета его клинка о доспехи или другого, мокрого удара, когда он попадал в плоть; до ощущения присутствия Рюделя с левой стороны и еще одного человека, наемника, незнакомого ему, с правой. Когда этот человек упал, несколько мгновений спустя другой коран пробился вперед и занял его место. Это был Ирнан Баудский, и Блэз с опозданием понял, что они охраняют его. Что он теперь не просто один из командиров. Он был человеком, от имени которого реяло над ними знамя.
Это был момент, когда Блэз понял, что значит быть королем. Понимание обрушилось на него на этом поле отчаянной битвы как тяжесть и как восторг одновременно. То безумное предприятие, которое он затеял в Тавернеле прошлым летом, а потом продолжил осенью, заявив права на корону на ярмарке в Люссане, стало для него в этой долине к северу от Талаира осязаемым воплощением мечты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
