— По-вашему, они нас увидели? — спросила Эгвейн. — Мы же были уже за деревьями, да? Они не могли разглядеть нас на таком расстоянии. Или они могут? Но не так же далеко!
— Мы их на таком расстоянии видели, — сухо сказал Илайас. Перрин встревоженно переступил с ноги на ногу, а Эгвейн испуганно охнула. — Если бы они нас заметили, — проворчал Илайас, — то обрушились бы на нас так, как напали на того лиса. Думайте, если хотите остаться в живых. А не то страх убьет вас, если вы с ним не совладаете. — Его пронзительный взгляд на мгновение задержался на каждом из ребят. Наконец он кивнул. — Сейчас они ушли, да и нам тоже пора идти. Держите пращи под рукой. Они могут опять пригодиться.
Когда путники вышли из рощицы, Илайас повернул в сторону, на запад. Дыхание Перрина с хрипом вырывалось из горла; все походило на то, будто они гонятся за последними увиденными воронами. Илайас продолжал без устали идти вперед, и не оставалось ничего другого, как следовать за ним. В конце концов, Илайасу известно надежное укрытие. Где-то. Так он сказал.
Путники бежали к холму, ждали, пока не улетят вороны, потом снова бежали, ждали, бежали. Упорные перебежки, которыми они продвигались вперед, и сами по себе отнимали силы, но очень быстро все, кроме Илайаса, начали уставать от подобного рваного темпа. Грудь Перрина вздымалась, и он жадно глотал воздух, когда выпадало несколько минут передышки, чтобы растянуться на вершине холма. О разведке он давно позабыл, оставив ее Илайасу. Бела стояла позади, опустив голову, ноздри ее широко раздувались, и так при каждой остановке. Страх подстегивал путников, и Перрин не знал, кто кем овладел: он страхом или же страх им. Ему хотелось лишь одного: чтобы волки рассказали, что там позади, — если что-то вообще было, чем бы это ни было.
Впереди воронов оказалось еще больше, чем ожидал увидеть Перрин. Слева и справа черные птицы взмывали вверх и уносились на юг. Добрую дюжину раз путники оказывались под защитой деревьев или под ненадежным прикрытием склона лишь за мгновение до того, как вороны проносились в небе. Однажды, когда солнце уже начало скользить с полуденной высоты, они неподвижными статуями застыли на открытом месте — ближайшее укрытие было в полумиле от них, — когда сотня пернатых шпионов Темного промелькнула всего лишь в миле к востоку. Пот градом катился по лицу Перрина, несмотря на ветер, пока последнее черное пятно не уменьшилось до точки и не исчезло. Он уже давно потерял счет отставшим от стай птицам, которых они с девушкой сбили из пращей.
По пути Перрину попадалось более чем достаточно свидетельств того, что здесь похозяйничали вороны, и эти картины лишь усиливали его страхи. Он едва сумел отвести взор от вызывающих тошноту останков разорванного в клочья кролика. Безглазая голова стояла прямо, остальное — лапы, внутренности — было разбросано вокруг. Заклеванные голуби превратились в бесформенные комочки перьев. И Перрин заметил еще двух растерзанных лисиц.
Ему припомнилось кое-что, рассказанное Ланом. Все создания Темного получают удовольствие от убийства. Власть Темного — в смерти. Что будет, если вороны обнаружат путников? Безжалостные глаза, сверкающие, словно черный бисер. Долбящие клювы, вихрем кружащиеся вокруг них, острые, как спицы, клювы, пьющие кровь. Сотня клювов. Или они позовут еще больше своих сородичей? Может быть, всех, кто участвует в этой охоте? Перед мысленным взором Перрина нарисовалась картина, от которой ему стало дурно. Куча воронов, величиной с холм, копошащихся, словно черви, яростно дерущихся над несколькими окровавленными обрывками.
Внезапно этот образ смели другие, каждая картина ясно вспыхивала на миг и тут же сменялась, тускнея, иной. Волки обнаружили воронов к северу. Пронзительно каркающие птицы кидались вниз, кружились и вновь бросались вниз, с каждой атакой клювы их все больше темнели красным. Огрызающиеся волки увертывались и прыгали вверх, изгибаясь всем телом в воздухе, щелкали челюсти. Вновь и вновь Перрин чувствовал во рту перья и отвратительный вкус бьющих крыльями, вырывающихся воронов, гибнущих в клыках волков, чувствовал боль от кровоточащих ран на всем теле, с отчаянием понимая, что, какие бы усилия он ни прилагал, от этих ощущений ему не избавиться. Вдруг вороны рассыпались, сделав круг над волками, громко и яростно прокаркав напоследок. Волки не умирали так легко, как лисы, а у воронов было задание. Взмах черных крыльев, и они исчезли, несколько черных перьев медленно опускались на мертвых птиц. Ветер лизнул рану на левой передней лапе. С одним глазом у Прыгуна было что-то неладно. Не обращая внимания на свои раны, Пестрая собрала волков, и они устремились болезненным бегом вприпрыжку в том направлении, куда улетели вороны. Волчью шерсть пятнами покрывала кровь. Мы идем. Опасность идет впереди нас.
Двигаясь спотыкающейся рысцой, Перрин переглянулся с Илайасом. Желтые глаза мужчины были невыразительными, но он знал... Он ничего не сказал, просто смотрел на Перрина и ждал, в то же время продолжая легко бежать вприпрыжку.
Ждет. Ждет от меня признания, что я чувствую волков.
— Вороны, — нехотя выговорил, задыхаясь, Перрин. — Позади нас.
— Он прав, — выдохнула Эгвейн. — Ты можешь с ними говорить?
Ноги Перрина будто превратились в железные болванки на концах деревянных ходуль, но он пытался переставлять их быстрее. Если б только он мог обогнать взгляды спутников, обогнать воронов, обогнать волков, но его не оставляли глаза Эгвейн, которые узнали теперь его, его предназначение. Кто ты? Оскверненный, ослепи меня Свет! Проклятый!
В горле у юноши жгло, чего никогда не бывало даже от дыма и жара в кузнице мастера Лухана. Он пошатнулся и повис, держась за стремя, пока Эгвейн не слезла с Белы и чуть ли не затолкала Перрина в седло, невзирая на его протесты. Правда, вскоре она уже сама стала цепляться на бегу рукой за стремя, придерживая юбки другой рукой, и совсем скоро он спешился, но колени его продолжали подгибаться. Перрину Пришлось подсадить девушку, чтобы заставить ее занять его место; она уже слишком устала, чтобы пререкаться с ним.
Илайас и не думал сбавлять темп. Он торопил ребят, осыпал язвительными насмешками и держался так близко к рыщущим на юге воронам, что Перрина не покидала мысль: как все обернется, стоит только одной из птиц оглянуться?
— Шевелитесь, чтоб вам сгореть! Вы что, думаете, вам придется лучше, чем тому лису, если они настигнут нас? Лису, кишки которого намотали ему на голову? — Эгвейн свесилась с седла, и ее шумно вырвало. — Вижу, вы его помните. Просто двигайтесь немного побыстрее. Вот и все. Просто немного побыстрее. Чтоб вам сгореть, мне-то думалось, что у фермерской молодежи есть выносливость. Работает весь день и всю ночь танцует. А мне так сдается, спит круглый день и спит всю ночь напролет. Переставляйте свои треклятые ноги!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
