Изъяв будильник, Минц спрятал его в трещине, а Сидякин не только сменил ритм жизни на 48 часов, но вскоре перешел на 70-часовые сутки. Удалов не скрыл этот факт от общественности, и весь город узнал о том, что Сидякин – не просто иноземец, но, вернее всего, инопланетянин из совершенно чуждой нам Галактики. А Минц сделал свое великое открытие. Он отыскал лучшего друга человека, который вместе с ним прибыл на Землю из глубин космоса. Этим существом оказался кот Трифон. Как только Сидякин перестал будить его по утрам, Трифон благополучно доказал, что для него в сутках гораздо больше 24 часов.
…Тысячи жителей Великого Гусляра, невзирая на снег и метель, собрались у входа в пещеру, откуда бережно и любовно были извлечены все участники эксперимента. Они немного пошатывались и щурились, аплодисменты публики казались им слишком громкими.
Минц скромно отошел в сторону, дав возможность Сидякину сказать свою речь.
Сидякин вытащил из кармана бумажку и сказал:
– Дорогие товарищи. Западная наука посрамлена. Вот мой дневник, я в нем каждый день записывал число. Вы можете сравнить его с календарем и узнать, что именно я – настоящий землянин.
– И какое же сегодня число? – спросил Корнелий Удалов.
– Девятое ноября! – сказал Сидякин.
В публике раздался смех, потому что декабрь уже подходил к концу. О чем и сообщили краеведу.
– Не может быть! – закричал тот и пошатнулся.
Пока медики отпаивали старика валерьянкой, на трибуну поднялся профессор Минц.
– Их было трое, – сказал он, переждав бурю аплодисментов. – Это был человек… – При этих словах Минц оглянулся на Сидякина. – Это был… – Профессор сделал паузу, и все увидели, как кот Трифон, словно поняв, что от него требуется, стал потягиваться. – Кот!
– Не позорь животное! – кричал из «Скорой помощи» краевед. – Оно наше, родное!
– Кто третий? – спросили из толпы.
Минц вытащил из кармана спичечный коробок, открыл – черная точка выскочила из нее и пропала в снегу.
– Я не был бы настоящим ученым, – сказал Минц, – если бы не охватил своими опытами всех живых существ, близких как человеку, так и котам. Эта блоха жила на Трифоне. Вот она, биологическая триада пришельцев!
– Тришка, предатель, задушу! – бесновался краевед.
Но никто его не слышал. Великий Гусляр ликовал. Наконец-то в нем было совершено великое открытие.
Тут я спохватился и понял, что увлекся. Убийцу тянет на место преступления, писателя – на проторенную дорожку. Столько сил я потратил на то, чтобы написать настоящий научно-фантастический рассказ, а закончил еще одной гуслярской историей. И какой! Опыт, поставленный профессором Минцем, антинаучен, за его пределами остались многие возможные пришельцы. Краевед Сидякин в рассказе необязателен. Гораздо интереснее было бы описать жизнь в пещере, повседневный труд исследователей…
Перед тем как нести рассказ редактору, я понял, чего в нем не хватает – благополучного конца. Поэтому я дописал следующее.
– Что может город сделать для вас? – спросил товарищ Белосельский, подходя к профессору, чтобы пожать ему руку.
– У меня есть просьба, – ответил Минц, улыбнувшись. – Нельзя ли присвоить звание почетного гражданина Великого Гусляра краеведу Сидякину?
– Положительное решение уже принято, – ответил Белосельский и тоже улыбнулся.
Так завершился этот великий день.
По-моему, лучше не скажешь.
В заключение у меня есть вопрос к читателям, имеющим отношение к астрономии. Не знаете ли вы какую-нибудь планету, которая обращается вокруг своей оси за 48 часов? Каждому писателю в глубине души хочется стать провидцем.
1986 г.
ПОВЕСТЬ О КОНТАКТЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Случилось это в застойные времена. Сам товарищ Чингисов обещал быть к открытию районного чемпионата по игре в домино. Открытие решено было проводить на площади перед горкомом, у памятника Землепроходцам.
Все знали, как радеет Чингисов о вопросах благоустройства: если по маршруту следования увидит колдобину или рытвину, сразу слетает повинная голова. Поэтому задача номер один была: замостить площадь таким образом, чтобы горошина, пущенная с западного угла, где стоит памятник, без препятствий докатилась бы до восточного угла, где стоит горком.
Поручили операцию Корнелию Удалову.
Предварительно Батыев вызвал его к себе и долго «возил носом» по ковру. Чтобы Удалов проникся…
Удалов проникся. Перекрыли движение. Сняли асфальт. Стали копать глубже.
За два дня до приезда Чингисова ковш экскаватора натолкнулся на металл – чуть правее памятника, совсем близко к поверхности земли находился верх металлического предмета громадного размера.
Правда, про размер выяснилось к вечеру, когда предмет окопали с целью извлечения. Он оказался космическим кораблем неизвестного происхождения и возраста.
Батыев стоял у окна своего кабинета и гневался. Еще бы ему не гневаться! Если Чингисов увидит, до чего докатилось благоустройство в Великом Гусляре, без наказаний не обойтись.
– Засыпай! – крикнул Батыев из окна.
Удалов, который стоял на краю глубокой ямы и глядел на матовую, обожженную миллионами парсеков овальную поверхность космического корабля, поднял на крик голову и развел руками, потому что за его спиной сплоченной толпой стояла местная общественность. Общественность была готова к бою.
– Людмила, – велел проницательный Батыев, – прикажи немедленно закрыть почту и телеграф. На ремонт.
– Зачем? – спросила секретарша.
– А затем, что в любую минуту общественники начнут сыпать в Москву письма и телеграммы, чтобы к нам приехала комиссия.
– В ГАИ сообщить?
– Умница, – сказал Батыев и ласково ущипнул секретаршу. – Ни один интеллигент не покинет город.
А между тем из окна уже было видно, как общественность спускается к кораблю и постукивает кулаками по обшивке. Даже до кабинета Батыева долетал котельный гул.
Через десять минут профессор Минц, Елена Сергеевна из музея и провизор Савич от творческой интеллигенции попросились к Батыеву на прием.
Батыев демократично обошел стол, чтобы встретить их на полпути. Пожал всем руки. Мысленно пожелав им провалиться сквозь землю, спросил о здоровье и успехах.
– Как вы знаете… – начал профессор.
– Знаю, знаю, – вздохнул Батыев. – Рад бы вытащить, да нет у меня такого крана. И распилить нечем. Так что придется засыпать.
– Мы же не варвары? – спросила Елена Сергеевна.
– Если бы варвары, – сказал задумчиво Батыев, почесывая крепкую малиновую шею, – тогда бы взорвали к чертовой матери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
