паузу, как бы раздумывая, стоит ли продолжать притворяться. Затем он надулся.
— Не делайте вид, что вы шокированы. Вы знаете, кто управляет этой башней. Вы знали, что баланс сил должен измениться, вы знали, что мы должны что-то сделать с дефицитом...
— Но объявлять войну невинным людям...
— Не притворяйтесь, что именно здесь вы проведете черту, — сказал он. — Вы были в порядке со всем остальным — не похоже, что Китаю есть что предложить миру, кроме своих потребителей. Почему бы нам не... — Он остановился. Казалось, он понял свою ошибку, что он только что подтвердил их историю.
Но было уже слишком поздно. Атмосфера в башне изменилась. Скептицизм испарился. Раздражение сменилось осознанием того, что это не фарс, не приступ истерии, а нечто реальное.
Реальный мир так редко вмешивался в работу башни. Они не знали, что с ним делать.
— Мы используем языки других стран, чтобы обогатить этот. — Робин обвел взглядом башню, пока говорил. Он не пытался убедить профессора Плэйфера, напомнил он себе; он должен был обратиться к залу. — Мы берем так много знаний, которые нам не принадлежат. Самое меньшее, что мы можем сделать, — это предотвратить это. Это единственная этичная вещь.
— Тогда что вы планируете? — спросил Мэтью Хаундслоу. В его голосе не было враждебности, только неуверенность и замешательство. — Теперь все в руках парламента, как вы сказали, так как...
— Мы объявим забастовку.
Да, теперь он твердо стоял на ногах; здесь был вопрос, на который он знал ответ. Он поднял подбородок, попытался придать своему голосу авторитет Гриффина и Энтони.
— Мы закрыли башню. С этого дня ни один клиент не войдет в вестибюль. Никто не создает, не продает и не обслуживает серебряные слитки. Мы отказываем Британии во всех переводческих услугах, пока они не капитулируют — а они капитулируют, потому что мы им нужны. Мы нужны им больше всего на свете. Вот как мы побеждаем. — Он сделал паузу. В комнате воцарилась тишина. Он не мог сказать, убедил ли он их, не мог сказать, смотрит ли он на выражения неодобрительного понимания или недоверия. — Послушайте, если бы мы все просто...
— Но вам нужно будет охранять башню. — Профессор Плэйфер издал короткий, злобный смешок. — Я имею в виду, вам придется подчинить всех нас.
— Наверное, да, — сказала Виктория. — Полагаю, мы делаем это прямо сейчас.
Далее последовала очень забавная пауза, когда до корпуса оксфордских ученых медленно дошло, что все, что последует дальше, будет вопросом силы.
— Вы. — Профессор Плэйфер указал на ближайшего к двери студента. — Иди и приведи констеблей, пусть они...
Студент не двинулся с места. Он был на втором курсе — Ибрагим, вспомнил Робин, арабский ученый из Египта. Он казался невероятно молодым, с детским лицом; всегда ли второкурсники были такими молодыми? Ибрагим посмотрел на Робина и Викторию, затем на профессора Пэейфера и нахмурился.
— Но, сэр... . .
— Не надо, — сказала ему профессор Крафт, как раз в тот момент, когда пара третьекурсников неожиданно рванула к выходу. Один толкнул Ибрагима на полку. Робин бросил в дверь серебряный прут.
— Explōdere, Explōdere.
Огромный, ужасный шум заполнил холл; на этот раз это был пронзительный вой. Третьекурсники разбежались от двери, как испуганные кролики.
Робин достал из переднего кармана еще один серебряный слиток и помахал им над головой.
— Этим я убил Ричарда Ловелла. — Он не мог поверить, что эти слова выходят из его уст. Это говорил не он; это был призрак Гриффина, более смелого и безумного брата, который пробирался через подземный мир, чтобы дергать за ниточки. — Если кто-нибудь сделает хоть шаг ко мне, если кто-нибудь попытается позвать на помощь, я уничтожу его.
Они все выглядели такими испуганными. Они поверили ему.
Это беспокоило его. Все это было слишком просто. Он был уверен, что столкнется с большим сопротивлением, но зал казался совершенно покоренным. Даже профессора не шевелились; профессора Леблан и де Вриз прижались друг к другу под столом, словно готовясь к пушечному обстрелу. Он мог приказать им танцевать джигу, вырывать страницы из книг одну за другой, и они бы послушались.
Они подчинились бы, потому что он угрожал насилием.
Он не мог вспомнить, почему мысль о том, чтобы действовать, так пугала его раньше. Гриффин был прав — препятствием была не борьба, а неспособность представить, что это вообще возможно, принуждение цепляться за безопасный, выживаемый статус-кво. Но теперь весь мир был сорван с петель. Все двери были широко открыты. Теперь они перешли из области идей в область действий, и это было то, к чему студенты Оксфорда были совершенно не готовы.
— Ради Бога, — крикнул профессор Плэйфер. — Кто-нибудь, задержите их.
Горстка аспирантов шагнула вперед, неуверенно озираясь. Все европейцы, все белые. Робин наклонил голову.
— Ну, давайте.
То, что произошло дальше, не было достойным, его никогда не поставили бы на полку рядом с великими эпосами о доблести и отваге. Ведь ученые Оксфорда были укрыты и опекаемы, теоретики в креслах, которые писали о залитых кровью полях сражений гладкими и нежными руками. Захват Вавилона был неуклюжим, глупым столкновением абстрактного и материального. Парни подошли к столу, протягивая нерешительные руки. Робин отпихнул их. Это было похоже на пинки детей, потому что они были слишком напуганы, чтобы быть злобными, и не были достаточно отчаянными или злыми, чтобы причинить ему реальный вред. Казалось, они не знали, что вообще хотят сделать — повалить его, схватить за ноги или просто поцарапать лодыжки, — и поэтому его ответные удары были такими же отработанными. Они играли в драку, все они, актеры-любители, получившие режиссерское задание: бороться.
— Виктория! — крикнул он.
Один из ученых забрался на стол позади нее. Она обернулась. Ученый мгновение колебался, оглядел ее с ног до головы, затем нанес удар. Но он ударил так, словно знал об этом действии только в теории, словно знал только его составные части — поставить ноги, отвести руку назад, разжать кулак. Он неправильно рассчитал дистанцию — эффект был не более чем легкое похлопывание Виктории по плечу. Она ударила левой ногой. Он упал на голени и заскулил.
— Стоп!
Драка прекратилась. Каким-то образом профессор Плэйфер обзавелся пистолетом.
— Прекратите эти глупости. — Он направил его на Робина. — Прекратите это прямо сейчас.
— Продолжайте, — вздохнул Робин. Он понятия не имел, откуда взялся этот