На этом фоне 27 октября, две недели спустя после Рейкьявика, президент провёл в Ситуационном зале Белого дома закрытое совещание с руководящим составом министерства обороны, комитета начальников штабов (ОКНШ) и госдепартамента. И хотя целью этого совещания была выработка американской позиции на предстоящих переговорах по ядерному разоружению в Женеве, дискуссия началась с Рейкьявика.
Поначалу все вроде бы соглашались, что США проводили там правильную линию. Но неожиданно директор Агентства по контролю за вооружениями Кеннет Адельман, не критикуя прямо Рейкьявик, предложил убрать из последующей американской позиции предложение о ликвидации всех баллистических ракет, назвав его «нереальным и неразумным».
Его тут же поддержал начальник ОКНШ адмирал Кроу. Он явно был обеспокоен перспективой ликвидации всех баллистических ракет. По его мнению оно было совершенно неудовлетворительным и он жаловался, что военных не ознакомили с ним раньше. А в качестве противовеса подчёркивал особую важность сохранения всей триады стратегических наступательных вооружений — межконтинентальных ракет, баллистических ракет на подводных лодках и тяжелых бомбардировщиков. США потратили немало усилий, чтобы сделать эту триаду совершенной и эффективной. Поэтому было бы непрактично и дорогостояще заменять её другими видами оружия.
Шульц пробовал было защищать позиции Рейгана в Рейкьявике, ссылаясь на то, что американский народ горячо поддержит уничтожение угрозы со стороны баллистических ракет. Но Кроу твёрдо стоял на своём:
— Г-н президент, — мы пришли к выводу, что предложение о ликвидации всех баллистических ракет в течении 10 лет представляет огромный риск для безопасности нашей страны.[209]
Рейган не стал спорить с военными и никакого решения по итогам этого совещания принято не было. Однако вскоре предложение о ликвидации баллистических ракет было похоронено.
* * *
В Москве военные тоже ворчали: сдали американцам все наши ракеты, а что получили взамен? Шиш! Но открыто против Горбачёва и его позиции в Рейкьявике не выступали: не то было время.
Однако Горбачёв знал об этих настроениях. Поэтому уже 14 октября, на следующий день после своего возвращения в Москву, созвал Политбюро, чтобы одобрить свою политику на встрече с Рейганом. Это был проверенный способ заткнуть рот всем недовольным: партийная дисциплина тогда ещё строго действовала.
И «старая гвардия» в Политбюро, несмотря на скептический настрой, Горбачёва поддержала, назвав Рейкьявик «важным международным событием». Разумеется, в резолюции Политбюро вся ответственность за отсутствие соглашения возлагалась на США. Но подчёркивалась важность продолжения переговоров с американцами, чтобы не упустить этот «исторический шанс».[210] На заседании Горбачёв страстно доказывал, что встреча в Рейкьявике по своим результатам стоила того, чтобы её провести.
Во— первых, она показала всему миру, что Советский Союз готов к серьёзным переговорам о разоружении.
Во— вторых, на ней Рейган продемонстрировал готовность к сокращению ядерных вооружений, что можно будет использовать в дальнейшем.
В— третьих, Рейкьявик внёс разногласия в НАТО, где критикуют готовность Рейгана идти на такие сокращения ядерных вооружений без консультаций с союзниками и одновременно за упорство в отстаивании программы «Звёздных воин» любой ценой.
В то же время Горбачёв не скрывал раздражения «упрямством Рейгана». Делясь впечатлениями с коллегами по Политбюро, Горбачёв говорил, что Рейган «отличается крайним примитивизмом, пещерными взглядами и интеллектуальной немощью». Им во всю манипулирует военно— промышленный комплекс США.
* * *
В общем, «успех» в Рейкьявике, о котором трубила официальная пропаганда обеих стран, не привёл к улучшению советско— американских отношений. Хуже того, конфронтация возросла.
Недели не прошло после Рейкьявика, где Рейган и Горбачёв пламенно убеждали друг друга в необходимости улучшения отношений, как 19 октября Москва объявила о высылке 5 американских дипломатов в качестве ответного шага за высылку советских дипломатов из Америки, которая произошла месяц назад — 17 сентября. Причина вся та же — взаимные обвинения в шпионаже.
Более неподходящего времени для подобной ответной акции трудно представить. Но почему Горбачёв не остановил явно провокационную операцию своих спецслужб? Не утихли эмоции и раздражение упрямством Рейгана? Это до сих пор не ясно.
Однако американцы как будто этого только и ждали. Буквально через день — 21 октября из США были выдворены ещё 55 советских дипломатов. Но и Советский Союз не заставил себя долго ждать. На следующий день состоялось заседание Политбюро. Открывая его, Горбачёв был явно рассержен и произнёс:
— Нам надо обменяться мнениями в связи с новыми враждебными действиями администрации США. Развитие событий после Рейкьявика показывает, что наши «друзья» в США не имеют какой — либо конструктивной программы и делают всё, чтобы накалить атмосферу. И к тому же действуют очень грубо, ведут себя как бандиты.
Его тут же поддержал Соломенцев:
— Да, они ведут себя как бандиты с большой дороги.
И в результате такого обмена мнениями, где наиболее осторожную позицию занимал Громыко, Политбюро приняло решениео высылке 5 американских дипломатов из Москвы. А 250 советских служащих, работавших по обслуживанию посольства США, должны были «добровольно» покинуть посольство в знак протеста против высылки советских дипломатов из Америки.[211]
Это был удар в самую точку. Убирать посольство, починить там кран или ввинтить лампочку теперь было теперь некому. Госсекретарь США Шульц так описывал обстановку в посольстве после всех этих акций:
«Здание посольства выглядело запущенным и грязным крысятником. Кипы старых газет заполонили коридоры, урны с мусором не убирались, люстры светили грязно — жёлтым цветом, а электрические провода змеились прямо по полу.»[212]
В американской печати появились душераздирающие истории, как тяжело приходится послу Хартману самому управлять автомобилем, пробираясь через пробки на улицах Москвы. И фотографии его жены со сковородкой в руках, готовящей яичницу для высоких гостей из Вашингтона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
