Вообще Антон Павлович необычайно любил все смешное, все, в чем чувствовался юмор, любил слушать рассказы смешные и, сидя в уголке, подперев рукой голову, пощипывая бородку, заливался таким заразительным смехом, что я часто, бывало, переставала слушать рассказчика, воспринимая рассказ через Антона Павловича. Он очень любил фокусников, клоунов. Помню, мы с ним как-то в Ялте долго стояли и не могли оторваться от всевозможных фокусов, которые проделывали дрессированные блохи. Любил Антон Павлович выдумывать - легко, изящно и очень смешно, это вообще характерная черта чеховской семьи. Так, в начале нашего знакомства большую роль у нас играла "Наденька", якобы жена или невеста Антона Павловича, и эта "Наденька" фигурировала везде и всюду, ничто в наших отношениях не обходилось без "Наденьки", - она нашла себе место и в письмах{700}. /701/
Даже за несколько часов до своей смерти он заставил меня смеяться, выдумывая один рассказ. Это было в Баденвейлере. После трех тревожных, тяжелых дней ему стало легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по парку, так как я не отлучалась от него эти дни, и когда я пришла, он все беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, что гонг еще не прозвонил. Гонг, как оказалось после, мы просто прослушали, а Антон Павлович начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть, краснощеких англичан и американцев, и вот все они, кто с экскурсии, кто с катанья, с пешеходной прогулки - одним словом, отовсюду собираются с мечтой хорошо и сытно поесть после физической усталости дня. И тут вдруг оказывается, что повар сбежал и ужина никакого нет, - и вот как этот удар по желудку отразился на всех этих избалованных людях. Я сидела, прикорнувши на диване после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло прийти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова!
В последний год жизни у Антона Павловича была мысль написать пьесу. Она была еще неясна, но он говорил мне, что герой пьесы - ученый, любит женщину, которая или не любит его, или изменяет ему, и вот этот ученый уезжает на Дальний Север. Третий акт ему представлялся именно так: стоит пароход, затертый льдами, северное сияние, ученый одиноко стоит на палубе, тишина, покой и величие ночи, и вот на фоне северного сияния он видит: проносится тень любимой женщины.
Антон Павлович тихо, покойно отошел в другой мир. В начале ночи он проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение чего-то огромного, надвигающегося придавало всему, что я делала, необычайный покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню только жуткую минуту потерянности: ощущение близости массы людей в большом спящем отеле и вместе с тем чувство полной моей одинокости и беспомощности. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты - два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лед, чтобы положить на сердце /702/ умирающему. Я слышу, как сейчас среди давящей тишины июльской мучительно душной ночи звук удаляющихся шагов по скрипучему песку...
Пришел доктор{702}, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): "Ich sterbe..."
Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: "Давно я не пил шампанского...", покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолкнул навсегда... И страшную тишину ночи нарушала только как вихрь ворвавшаяся огромных размеров черная ночная бабочка, которая мучительно билась о горящие электрические лампочки и металась по комнате.
Ушел доктор, среди тишины и духоты ночи со страшным шумом выскочила пробка из недопитой бутылки шампанского... Начало светать, и вместе с пробуждающейся природой раздалось, как первая панихида, нежное, прекрасное пение птиц, и донеслись звуки органа из ближней церкви. Не было звука людского голоса, не было суеты обыденной жизни, были красота, покой и величие смерти...
И у меня сознание горя, потери такого человека, как Антон Павлович, пришло только с первыми звуками пробуждающейся жизни, с приходом людей, а то, что я испытывала и переживала, стоя одна на балконе и глядя то на восходящее солнце и на звенящее пробуждение природы, то на прекрасное, успокоившееся, как бы улыбающееся лицо Антона Павловича, словно понявшего что-то, - это для меня, повторяю, пока остается тайной неразгаданности... Таких минут у меня в жизни не было и не будет...
1921-1933 гг. /703/ /704/ /705/
ПРИМЕЧАНИЯ*
______________
* Письма и ссылки на произведения А.П.Чехова даются по Полному собранию сочинений и писем А.П.Чехова, М. 1944-1951. Ссылки на места хранения неопубликованных рукописей и документов - со следующими условными сокращениями:
Архив Академии наук СССР - ААН
Гос. библиотека СССР имени В.И.Ленина - ГБЛ
Гос. публичная библиотека имени M.E.Салтыкова-Щедрина - ГПБ
Гос. театральный музей им. А.С.Бахрушина - ГТМ
Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом) - ИРЛИ
Таганрогский музей А.П.Чехова - ТМЧ
Центральный государственный архив литературы и искусства СССР - ЦГАЛИ
Тексты воспоминаний, примечания к ним (за исключением оговоренных ниже) и указатель имен подготовила Н.И.Гитович. (И.В.Федоровым подготовлены тексты воспоминаний М.П.Чехова, И.Е.Репина, И.Н.Потапенко, С.Я.Елпатьевского, Г.И.Россолимо, О.Л.Книппер-Чеховой и примечания к ним; А.Л.Лессом воспоминания Л.Н.Шаповалова.)
Использованные в примечаниях к воспоминаниям M.К.Первухина и М.А.Членова выдержки из статьи В.Г.Короленко и его неопубликованных дневников сообщены А.В.Храбровицким.
Ал.П.ЧЕХОВ
[ИЗ ДЕТСКИХ ЛЕТ А.П.ЧЕХОВА]
Чехов Александр Павлович (1855-1913) - старший брат А.П.Чехова, журналист и беллетрист. Окончил физико-математический факультет Московского университета по естественному и математическому отделениям.
Литературную деятельность начал в студенческие годы в московских юмористических журналах и газетах. С 1886 года - постоянный сотрудник "Нового времени", где печатал свои рассказы, /706/ очерки и статьи по различным общественно-бытовым вопросам. Сотрудничал также в "Осколках", "Новостях дня", "Новороссийском телеграфе" и др. изданиях под псевдонимами: А.Седой, Алоэ, Агафопод, Агафопод Единицын. Отдельными изданиями вышли: "Святочные рассказы", Спб. 1897; "Княжеские бриллианты", Спб. 1904; "Коняга", Спб. 1913, и др. Несколько книг посвящено специальным вопросам: "Исторический очерк пожарного дела в России", Спб. 1892; "Алкоголизм и возможная с ним борьба", Спб. 1897, и др. Некоторое время Ал.П.Чехов служил в таможнях в Таганроге, Новороссийске и Петербурге. Был редактором журналов "Слепец", "Пожарный", "Вестник российского общества покровительства животным".
Детство и гимназические годы Александра Павловича протекли, так же как и Чехова, в Таганроге. Об этих годах жизни он впоследствии написал несколько очерков-воспоминаний: "Чехов в греческой школе" ("Вестник Европы", 1907, кн. IV); "А.П.Чехов - певчий" ("Вестник Европы", 1907, кн. X); "Антон Павлович Чехов - лавочник" ("Вестник Европы", 1908, кн. XI); "В гостях у дедушки и бабушки" (Спб. 1912); "Из детства Антона Павловича Чехова" (Спб. 1912).
Имеются также воспоминания Ал.П.Чехова: "Первый паспорт Антона Павловича Чехова" ("Русское богатство", 1911, № 3) и "В Мелихове" ("Нива", 1914, № 26).
Ал.П.Чехов состоял в постоянной переписке с Чеховым. Известны двести писем к нему Чехова (за 1875-1904 годы). Письма Ал.П.Чехова изданы отдельной книгой ("Письма А.П.Чехову его брата Александра Чехова", М. 1939), в которую вошли триста девятнадцать писем за те же годы. Некоторое количество писем Ал.П.Чехова к Чехову осталось неопубликованным. Хранятся в ГБЛ.
Публикуемые здесь воспоминания ["Из детских лет А.П.Чехова"] объединяют два очерка: "Антон Павлович Чехов - лавочник" и "А.П.Чехов - певчий". Печатаются по текстам, опубликованным в "Вестнике Европы".
Эти воспоминания Ал.П.Чехова вызвали возражения со стороны младших членов семьи Чеховых, которые считали, что в них сильно сгущены мрачные краски их детства. См. М.П.Чехов. Вокруг Чехова, М.- Л. 1933, стр. 36; М.П.Чехова. Из далекого прошлого. Запись Н.А.Сысоева (ГБЛ); письмо И.П.Чехова к М.П.Чеховой от 20 сентября 1909 года (ГБЛ).
Однако воспоминания Александра Павловича совпадают с высказываниями самого Чехова как в письмах, так и в его рассказах современникам. /707/
В письме Ал.П.Чехову от 2 января 1889 года Чехов писал: "...деспотизм и ложь сгубили молодость твоей матери. Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать". И позднее - 9 марта 1892 года, И.Л.Щеглову, - в ответ на его восторженный отзыв о школе профессора С.А.Рачинского, сторонника религиозного воспитания детей: "Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание - с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным, религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два мои брата среди церкви пели трио "Да исправится" или же "Архангельский глас", на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками. Да, милый! Рачинского я понимаю, но детей, которые учатся у него, я не знаю. Их души для меня потемки. Если в их душах радость, то они счастливее меня и братьев, у которых детство было страданием". По поводу полученного им в детстве религиозного воспитания Чехов писал также А.С.Суворину 17 марта 1892 года: "Вообще, в так называемом религиозном воспитании не обходится дело без ширмочки, которая недоступна оку постороннего. За ширмочкой истязуют, а по сю сторону улыбаются и умиляются". В письме Ал.П.Чехову от 4 апреля 1893 года имеются такие слова: "Детство отравлено у нас ужасами..." (Фраза эта отсутствует в тексте письма Чехова, опубликованного по копии в томе 16 Полного собрания сочинений и писем. Она обнаружена в подлиннике этого письма, поступившего в Архив ИРЛИ уже после выхода Полн. собр. соч.).
