Итак, мы рассмотрели способы, при посредстве которых можно совершить выход на сцену политической жизни с блеском.
11. Есть, однако, иной способ, более медлительный и надежный, и многие славные мужи его избирали; в числе их были Аристид, Фокион, фиванец Паммен, римляне Лукулл и Батон, лакедемонянин Агесилай. Уподобляясь плющу, который, обвив сильные деревья, тянется вверх вместе с ними, каждый из них в пору юности и безвестности прибег к помощи кого-нибудь из старших и знаменитых, мало-помалу поднимаясь над землей благодаря такой опоре, вырастая вместе с ней, но и прочно укореняясь в почве государства. Аристиду содействовал Клисфен,1322 Фокиону — Хабрий, Лукуллу — Сулла, Катону — Фабий Максим, Паммену — Эпаминонд, а Лисандр — Агесилаю; и если последний поспешил отойти от своего наставника, оскорбив его неуместным честолюбием и состязанием, то прочим хватило порядочности и политической мудрости, чтобы до конца почитать и прославлять своих учителей, подобно тому как тела, освещенные солнцем, возвращают ему его блеск отраженным и умноженным.
Хулители Сципиона утверждали, что он-де лишь исполнитель собственных деяний, а сочинитель их — друг его Лелий; однако Лелий не позволил себе возгордиться, но всю жизнь ревновал лишь о добродетели и славе Сципиона, как о своей собственной. Афраний, друг Помпея, имел основания рассчитывать, что его, невзирая на низкое происхождение, изберут консулом; видя, однако, что Помпей принял в этом деде другую сторону, он отказался от честолюбивых помыслов, сказав, что стать консулом против воли и без помощи Помпея для него хотя и почетно, однако слишком огорчительно. Выждав всего один год, он и консульство получил, и друга сберег.
Кто подобным образом дает вести себя к славе, приобретает народную приязнь, и даже в случае каких-либо трений на его долю выпадет меньше ненависти. Потому-то Филипп и советовал Александру заводить друзей, пока он еще под державою отца и ему можно беседовать и общаться, с кем он пожелает.
12. Выбирая своего вождя, начинающий политик должен искать человека не просто знаменитого и влиятельного, но заслужившего то и другое своей добродетелью.
Как не всякое дерево принимает и поддерживает оплетающую его виноградную лозу, но есть такие деревья, которые удушают и стесняют ее рост, так и в государственной жизни бывают люди, любящие не честь, а почести, и они-то не оставляют молодым случая отличиться, но завистливо гнетут их и обездоливают, словно те покушаются не на долю славы, а на их хлеб. Так, Марий, в Африке, а позднее и в Галлии обязанный Сулле многими успехами, порвал с ним отношения, причиною чему была зависть к его быстрому подъему, а предлогом — пресловутый перстень. Дело в том, что когда Сулла в бытность свою квестором служил в Африке под началом Мария и был послан им к Бокху,1323 ему удалось привести в плен Югурту; честолюбивому молодому человеку, впервые вкусившему славы, не удалось сохранить при такой удаче умеренности, и он заказал в память о своем подвиге вырезать выдачу Югурты на перстне, который с тех пор всегда носил. Поставив ему это в вину, Марий отдалил его от себя; тогда Сулла перешел на сторону Катула и Метелла, мужей почтенных и противников Мария, а вскоре после этого отправил Мария в изгнание — и окончил гражданскую войну лишь тогда, когда Рим стоял на краю гибели.
Тот же Сулла, напротив, и Помпея стремился всячески возвышать от самой юности последнего, так что однажды даже встал и обнажил голову при его приближении, и другим молодым людям давал случай отличиться на важных местах, поощряя некоторых даже против их воли и наполняя все свое войско честолюбивым пылом; так он утвердил свою власть, предпочтя быть первым, а не единственным, и величайшим среди множества великих. К подобным мужам следует прилепляться и связывать с ними свою судьбу, не подражая тому корольку из Эзоповой басни, который дал орлу нести себя на спине, а после вспорхнул и обогнал его, и не похищая славу старших, но получая ее от них как дружеский дар; ведь, по слову Платона,1324 не сможет хорошо повелевать тот, кто не научился сначала как следует повиноваться.
13. Теперь скажем о выборе друзей, не одобряя образа мыслей ни Клеона, ни Фемистокла.
Едва только Клеон решил пуститься в политику, он созвал друзей и объявил им, чтобы они больше не считали его другом, потому что дружба грозит размягчать строгость справедливых решений и отклонять от прямого пути. Он лучше бы сделал, если бы изгнал из души своей сребролюбие и любопрение, да еще очистил себя от зависти и злонравия; государственная жизнь требует от человека не одиночества и нелюдимости, но честности и благоразумия. Друзей он прогнал, да что толку? Вместо них, как говорится в комедии,
Вкруг него сто голов, вкруг него сто льстецов подвывали, ревели, лизали,1325
И если с людьми смирными он был суров и жесток, для толпы он был готов на все, лишь бы ей угодить,
Себя предавши на служенье рабское,1326
поддерживая самую дурную, нравственно недужную часть народа против лучших граждан.
Что до Фемистокла, он, напротив, в ответ на чье-то увещание править хорошо и являть себя для всех равно беспристрастным сказал: «Пусть не придется мне воссесть на такое седалище, при котором друзья мои не получат больше моих недругов!» Это было тоже не дело — поставить дружбу выше государственного долга и подчинить общественные нужды частным пристрастиям и привязанностям. Когда, однако, Симонид попросил его о чем-то, противном справедливости, он ответил: «Как дельный поэт не может нарушить меры стиха, так хороший правитель не должен из любезности отходить от закона». И впрямь, если судовладелец подбирает такого кормчего, а кормчий — таких моряков, которые
Править умеют рулем корабельным и парус умеютЛовко поставить, когда возбуждается ветер над морем,1327
если зодчий ищет таких подмастерьев и чернорабочих, которые не загубят его труда, но выполнят все наилучшим образом, было бы поистине ужасно и прискорбно, если бы государственный муж, этот «благоискусник», по слову Пиндара, строитель законности и правосудия, избрал бы себе в друзья с самого начала не единомысленных помощников, одушевленных тою же любовью к добру, но людей, которые будут на каждом шагу вымогать у него все новые услуги, противные правде. Не уподобится ли он зодчему или плотнику, который по неразумию или небрежности стал бы употреблять такие наугольники, отвесы и мерила, от которых его строение должно выйти перекосившимся? Ведь друзья для государственного мужа — те же орудия, но живые и мыслящие; он обязан не только избегать попустительства к их проступкам, ни в коем случае не оступаясь вместе с ними, но следить еще и за тем, как бы они не сделали чего худого за его спиной.
Именно последнее бросило тень на Солона и уронило его в мнении сограждан: когда он задумал облегчить задолженность и объявить так называемую сейсахфию,1328 что было благовидным обозначением отмены долгов, он поделился своим замыслом с друзьями, а те сделали самый бессовестный поступок — поспешили занять в долг побольше денег, и когда вскоре был обнародован закон, выяснилось, что они уже владеют дорогими домами и большими земельными участками, купленными на те самые деньги; и Солона считали соучастником обмана, когда он сам был его жертвой.
Агесилай, когда друзья докучали ему просьбами, являл несвойственную ему слабость и угодливость, словно Пегас у Еврипида:
Захочешь ниже — тотчас ниже склонится.1329
Он не только сверх меры усердно помогал друзьям в их неудачах, но казался потатчиком их беззаконий. Так, он спас Фебида, судимого за самовольный захват Кадмеи, заявив, что для действий такого рода приказа не нужно; он выручил Сфодрия, склонясь на любовные просьбы его сына, когда того требовали на суд за дело противозаконное и опасное — нападение на землю афинян, которые тогда состояли со Спартой в дружбе и союзе; наконец, рассказывают о такой его записке некоему царьку: «Если Никий невинен, отпусти его; если виновен, отпусти ради меня; отпусти в любом случае».
Напротив, Фокион даже не пошел в суд, когда зять его Харикл был обвинен по делу о деньгах Гарпала,1330 но только сказал ему при расставании: «Я принял тебя в свойство лишь на честные дела»; а коринфянин Тимолеон, ни увещаниями, ни мольбами не сумев убедить брата отказаться от власти тирана, вошел в заговор, составленный с целью его умертвить.1331
Не только у алтаря кончаются права дружбы, как сказал Перикл, отказываясь от участия в ложной клятве; должно, чтобы они кончались там, где вопрос стоит о законе, справедливости и государственной пользе, иначе беда будет большая и общая. Пример тому — Сфодрий и Фебид, освобожденные от суда; не в последнюю очередь они вовлекли Спарту в поражение под Левктрами.
