Как уже упоминалось, у Пугачёвой в «Прибалтийской» был любимый номер — 10 000, расположенный на одиннадцатом этаже. Таких номеров в гостинице было всего два, комфортабельные, двухуровневые, с дополнительными комнатами для охраны и персонала. Далее послушаем рассказ самого О. Непомнящего: «Мы благополучно добрались до „Прибалтийской“ и вошли в вестибюль, который был полон школьниками, начавшими при виде Пугачёвой тыкать в неё пальцами и галдеть на все лады. Детская непосредственность хороша только тогда, когда уравновешивается воспитанностью, во всех остальных случаях она способна разъярить даже тушканчика. Подойдя к стойке, за которой маялась медлительная девушка-администратор, я сразу попросил выдать нам ключ от номера и добавил, что все оформлю позже.
— Да, пожалуйста, ваш номер — двенадцать три нуля.
— Ничего подобного, наш номер десять три нуля. Именно его я заказывал, — по моей спине мурашками пробежал холодок дурного предчувствия.
— Вот ваша заявка. Вот Нина Ивановна указала на ней номер: 12 000. А не 10 000, который уже занят.
— Этого не может быть. Я заказывал десять три нуля.
Девушка начала раздражаться, вокруг нас уже образовалась плотная толпа людей, и это всем действовало на нервы — и мне, и ей, и Алле.
— Я говорю вам русским языком: десять три ноля занят, там живёт иностранец. (На самом деле в номере жил гражданин СССР Джендаян, который позднее признается, что был бы счастлив уступить свой номер Пугачёвой, которую он очень уважает. — Ф. Р.).
В разговор вступила Алла, спокойно, не повышая голоса:
— Я вас прошу дать нам именно этот номер — мне должны туда звонить. Может быть, иностранец согласится поменяться со мной?
Девушка как-то тоскливо посмотрела на нас и, обернувшись к нам спиной, протяжно завопила:
— Нин Ванна!
В вестибюле возникла женщина с традиционной залаченной халой на голове и врождённым брезгливым выражением лица. Я, естественно, сталкивался с Ниной Ивановной Байковой и до этого. Особой нежности мы друг к другу не испытывали, но и до скандала дело не доходило.
— Ну, что — опять эта Пугачёва разоряется?
У Аллы глаза сделались светлые-светлые, она побледнела, я даже испугался — никогда не видел её в такой ярости.
— Так. Мне наплевать на ваших иностранцев, я требую свой номер! Что-нибудь в этой стране могут для меня сделать? То, что я прошу!
Байкова смотрела на неё с плохо скрываемым удовольствием: скандал был её родной стихией, тут она чувствовала себя, как рыба в воде.
— Мы никого переселять из-за каприза какой-то певички не станем. Будете жить в том номере, какой вам выделили.
Алла, казалось, не верила своим ушам.
— Что? Повтори, что ты сказала?
— Что слышала. Мне за тебя платит государство, когда будешь сама платить — тогда и качай права.
Это уже было намеренным хамством, и Алла потеряла над собой контроль:
— Да ты никто, и звать тебя никак! Если бы я сама платила и давала тебе взятки — ты бы по-другому разговаривала.
Байкова немедленно отпарировала:
— А ты так со мной не разговаривай, а то я на тебя живо управу найду.
Алла нашла в себе силы не сорваться на крик и ледяным голосом произнесла:
— Я вообще не собиралась с тобой разговаривать. Пошла вон отсюда.
Плотное кольцо людей вокруг нас явно разделилось на два враждебных лагеря, и кое-где стали вспыхивать дискуссии о том, кто же из двух спорщиц прав. Байкова оскорблённо развернулась и удалилась к себе в кабинет.
Мы тоже поднялись в номер, и едва дверь за нами захлопнулась, Алла неожиданно изменилась в лице и, потирая руки, торжествующе посмотрела на меня. Мне бы радоваться, что все кончилось, но настроение было препоганое: страшно не люблю оставаться в дураках и быть крайним — а тут мне грозили обе эти роли. Я не мог взять в толк, отчего внезапно улетучилась ярость Пугачёвой, но как администратор, повидавший на своём пути многое, если не все, предчувствовал, что история на этом не закончится. И как в воду глядел.
Часов в шесть или семь вечера к нам в номер постучали, и вошёл майор милиции, представился сотрудником шестьдесят четвёртого отделения, мило улыбнулся — чёрные зализанные волосы, сияющие ваксой сапоги.
— К нам поступил сигнал об инциденте. Надо разобраться. Я уже опросил всех свидетелей. Будет лучше, если вы сами дадите показания, в письменном виде.
Алла выслушала его вполне дружелюбно и, не вдаваясь в расспросы, изложила свою версию происшедшего на бумаге, я поступил так же. Майор откланялся, заверяя, что больше нас не потревожат…»
Свидетелем этих же событий оказался и поэт Илья Резник, который предпочёл… не поддерживать Пугачёву. За что та на него сильно обиделась. По словам поэта: «Алла села в номере на каменный пол и говорит: „Все, я протестую! Илюшка, садись рядом“. Я сказал, что не сяду, не надо мне этого простатита. Знал, что она не права и все спровоцировала своим характером».
Исходя из слов О. Непомнящего, получается, что Пугачёва чуть ли не нарочно спровоцировала инцидент, чтобы лишний раз напомнить о себе публике. Если это правда, то певица явно не рассчитала своих возможностей: скандал обойдётся ей слишком большой кровью. Думаю, знай Пугачёва о последствиях этого происшествия, она бы сто раз подумала, стоило ли ей вообще затевать эту нелепую ссору.
Между тем Пугачёва про то, что грядёт, пока ничего не ведает. 25 августа она выступила в СКК имени Ленина в концерте вместе с Удо Линденбергом. Сразу после представления в компании друзей она отправилась в уже знакомую нам «Тройку». В разгар ужина хозяина заведения Вальдемара подозвали к телефону. Выслушав кого-то на другом конце провода, он положил трубку и с весьма озабоченным видом повернулся к Пугачёвой.
— Алла, тут затеваются нехорошие дела, — сказал он после короткой паузы.
— Какие такие дела? — игриво спросила Пугачёва.
— Мне только что позвонили из «Вечернего Ленинграда» и сообщили, что уже набраны гранки статьи про тебя.
— Ну, и здорово! — засмеялась Пугачёва.
— Да нет, статья не про концерт, а про тот скандал, что случился в гостинице. Разгромная статья.
Шум за столом мгновенно утих, все обернулись к Пугачёвой. Она же выдержала эффектную паузу, после чего сказала:
— Разгромная говоришь? Ну и замечательно. Давненько со мной никаких скандалов не было. Пусть печатают.
В те дни в стране в самом разгаре была перестройка, одним из главных орудий которой была Гласность. СМИ соревновались друг с другом в публикации острых материалов на самые разные темы, в большой чести были разного рода фельетоны и статьи разоблачительного характера. Если подворачивался случай, прикладывали чуть ли не всех подряд невзирая на ранги и звания. Алла Пугачёва тоже попала под эту «раздачу».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
