- Эд! Брат мой Эд! - крикнул я и с трудом вновь наполнил свою грудь обжигающим плоть эфиром.
И Господь проявил к нам, грешным, свою милость. Я услышал слабый отклик и, бросившись в ту сторону, увидел наконец комтура. Он сидел, бессильно вытянув ноги и привалившись спиною к борту корабля.
Мне показалось, что он ничуть не изменился за семь лет, даже седины не прибавилось в его роскошной, завитой по краям бороде.
- Брат мой Эд! - в несказанной радости воскликнул я, подскакивая к нему и невольно пытаясь загородить его от огня.
- Это вы, мессир! - со слабой улыбкой проговорил комтур, не выказывая никакого удивления. - Хороший сон.
Мой брат Эд был ранен. Левое плечо и шея у него так и светились алой охрой.
- Не зовите меня мессиром! - потребовал я. - Мы - кровные братья. Я узнал, что мы одного рода.
Взгляд комтура просветлел.
- Хорошая новость, - более живым голосом произнес он и присмотрелся ко мне. - Вы сильно изменились, мес... брат мой.
Губы его плотно сжались, и он решил подняться на ноги. Доски за его лопатками оказались все в потеках крови. Бросившись помогать брату с правой стороны, я заглянул ему на спину. Удар кинжалом явно был нанесен самым предательским образом: сзади, в шею. Но острие прошло мимо позвонков и, по счастью, не рассекло жизненных жил.
Кольчуга рыцаря Эда показалась мне не холодней стенки закипающего котла.
- Какой-то негодяй из османов, - скрежеща зубами от боли, проговорил комтур. - Я не заметил его. Когда они увидели иоаннитов, то подумали, что мы с ними заодно. Проклятье!
Мой брат, в отличие от меня, весил немало и еле передвигал ногами, однако нам удалось-таки пересечь этот "адский мост", хотя и слегка поджарившись с боков. Дважды его белый плащ загорался с краев, и я едва успевал сбивать пламя, пытавшееся отнять у ком-тура последнее сокровище Ордена.
- Откуда ты взялся, брат? - вдруг мрачно спросил Эд де Морей, когда мы добрались до борта. - Ты кто, иоаннит?
- Никогда не считал себя тем, кем ты меня называешь, - довольно грубо ответил я и так же грубо, не говоря более ни слова, стал обвязывать его вокруг пояса веревкой.
И вот, наконец, надрываясь от натуги и обугливаясь с боков, я опустил своего нелегкого братца в лодку. Оставив веревку, я взглянул на свои ладони: они пылали еще жарче наступавшего на меня пламени, на них совсем не осталось живой кожи.
Более не вытерпев жара, я прыгнул прямо с корабля в темное море, стараясь только не угодить в лодку, и, как мне показалось, в воде сразу зашипел весь, как головешка.
Я содрогнулся, когда вынырнул перед лодкой: какой-то неверный уже успел перевалиться в нее, и только его ноги еще свешивались вниз, в воду. Я ухватился за них и изо всех сил потянул на себя. Безвольное тело обвалилось мне на голову, едва не потопив. Это был труп.
Заняв его место в своей лодке, я обнаружил в ней целую лужу крови. Кровь я обнаружил и на нежных пальчиках Фьямметты, все так же судорожно сжимавших рукоятку сабли. Прелестное лицо моей красавицы, даже несмотря на красные отсветы огней, казалось белее тамплиерского плаща. Не меньших усилий, чем спустить своего брата вниз, стоило мне разжать ее оцепеневшие пальчики и освободить из них саблю, которой она так умело воспользовалась в мое отсутствие. Я набрал полную горсть воды и плеснул ей в глаза. Фьямметта вскрикнула и затряслась всем телом. Тогда я обхватил ее руками и стал гладить самую дорогую мою кольчугу, покрывая холодные щечки Фьямметты вовсе не уместными посреди великого сражения поцелуями.
- Представь меня этой столь же отважной, сколь и прекрасной даме, брат мой, - раздался окрепший голос доблестного комтура.
Не успели мы отплыть и на десяток взмахов весел, как Фьямметта уже хлопотала вокруг моего брата, устраивая ему более удобное ложе, промывая его рану, поднося к его губам бурдюк с пресной водой и нанося моему сердцу едва заметные уколы ревности, впрочем весьма приятные.
Вся западная половина ночи пылала невиданными кострами. Вся восточная половина ночи была темна и безвидна.
- Теперь наш путь - туда! - указал я на восток.
- Разве не к нашему острову?! - поразилась Фьямметта.
- Любовь моя! Всему свой черед, - ответил я ей. - На нашем острове мы будем жить долго и счастливо, но пока наш путь лежит на восток. Там спасение моего брата. Там - Хасан Добрая Ночь, у которого в руках мое главное наследство. Молитесь, чтобы подул западный ветер.
Западный ветер подул на следующий день, после полудня. Я установил небольшой парус, и с наслаждением открыл свои спекшиеся ладони солнцу. Фьямметта в ужасе отводила от них глаза.
Освободившаяся от кольчуги, одетая юным пажом, отдохнувшая от тревог и опасностей минувшей ночи, порозовевшая на солнце, она была так обворожительна, что у меня перехватывало дыхание и слабли колени.
Когда вновь опустились теплые сумерки, а рыцарь Эд крепко заснул на корме, я переманил Фьямметту на нос своего замечательного корабля и опустил парус ниже, так что материя как бы загородила от нас соблюдавшего монастырские обеты комтура.
- Мессер! - опасливо прошептала Фьямметта.
- Моя госпожа! - взмолился я, уткнув голову ей в колени. - Знаю, что вы обещали доброму святому отцу вплоть до нашего венчания целовать меня только в лоб. Пусть так и будет! Я же подобных обещаний не давал, и признаюсь вам, что сопротивляться моей любви к вам у меня более нет никаких сил. Так поцелуйте же меня в лоб, а там будь что будет!
Дрожащими руками Фьямметта обхватила мою голову и потянула к себе. Весь я превратился в единый порыв любви, и весь двинулся к ее губам, и ноги ее тоже дрогнули, допуская меня всего к этому священному поцелую. Я обнял мою прекрасную Фьямметту, и вот она коснулась своими горячими губами моего лба. Что был пылающий флот в сравнении с огнем ее губ!
Если сказано в Писании: "и будут одна плоть" - то более нерасторжимого сплава, что закипел в маленькой деревянной плошке посреди темного моря, нельзя было бы найти в ту ночь ни в одной из кузниц и плавилен всего поднебесного мира.
Утром же нового дня мы увидели близкий берег.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТЕКИЙСКИЙ ЭМИРАТ И КАРАМАНСКИЙ БЕЙЛИК
Конец весны - начало лета 1314 года
Каменистое мелководье Азии встречало нас ясным утром, вселявшим в душу самые радостные надежды.
Я пригляделся к берегу и, выбрав себе "пристань" с небольшим гротом, в котором можно было временно укрыться от обещавшего жаркий полдень солнца, и чужих недобрых глаз, грозивших опасной полночью, направил лодку к тому убежищу. Я отталкивался веслом от дна, обернув нестерпимо саднившие ладони кусками ткани.
Мой брат Эд де Морей очнулся, когда лодка вздрогнула от столкновения с крупным камнем, что лежал на самом краю сухой тверди. Он открыл глаза, удивленно осмотрелся вокруг и сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
