– А чего это, тута, тринадцать звезд? Всех в кучу смешал?
– Ну… у меня две в группе. Могу как-то особо их выделить.
– Выдели, – комполка прищелкнул языком. – Ишь ты, херой-художник. Прямо как у Баранова, правда, у того больше было. Хе-хе. Маскировку испортил… нехорошо. И, что интересно, безо всякого, тута, разрешения… Хотя инициатива хорошая, поддерживаю. Чтобы немцы боялись, да и своим полезно знать будет…
– Согласен с вами, Дмитрий Михайлович, – замполит закивал китайским болванчиком, – это, можно сказать, наглядная агитация. Но думаю, на самотек такое пускать нельзя, а то знаю я наших…
– Это да. – Шубин наконец скорчил некое подобие улыбки. – Витька, считай, что конкретно тебе я разрешил. Тринадцать, значить… так ты у нас на третьем месте, тута…
Комполка вскоре ушел, толпа тоже рассосалась, у самолета остались только Виктор с Палычем. Отойдя в сторонку, курили, гордо посматривая на самолет. В сером небе неподвижно висели подкрашенные солнцем облака. На аэродроме было тихо и как-то слишком спокойно.
– Ну что, Витька, – спросил Палыч, улыбаясь, – а еще столько же набьешь?
– Хрен его знает, – Виктор задумчиво сдвинул шлемофон, – война впереди еще долгая, так почему бы и нет?
* * *
…Шубин нервно прохаживался вдоль строя летчиков, желваки на лице командира перекатывались, зажатый в левой руке прутик нервно похлестывал по голенищу сапога. Повод для начальственного гнева был очень весомый – сегодня утром не вернулся с боевого вылета сержант Шерстобитов – летчик первой эскадрильи. Четверка «Яков» эскадрильи, прикрывая разведчика, провела воздушный бой с «мессерами». Отличился комэск-один Иванов – второй Герой в полку, заваливший своего пятнадцатого врага. Однако в скоротечной схватке куда-то запропал и истребитель молодого сержанта. Куда он подевался, так никто толком и не видел. Потеря четверых летчиков за неделю сильно ударила по Шубину, он имел очень неприятный разговор с комдивом, и поговаривали даже, что его могут снять с полка, и теперь, злобный после выволочки, командир расхаживал перед своими подчиненными.
– Асы, мля, – продолжил он монолог, – звезды, тута, рисуют, о наградах мечтают. Работа ваша где? – заорал он. – Решили меня под монастырь подвести? Я вам покажу… Герой Советского Союза, – вроде успокоившись, начал он пафосно, – летчик-ас. Где ведомый? Где, мля, ведомый твой? – перешел командир на крик. – Тебе этого немца нужно было обязательно сбивать? Да лучше бы ты за своим подчиненным присмотрел, у тебя же радио… Но нет, нам еще одну блямбу намалевать на фюзеляж, тута, важнее. Другой умник, – Шубин снова поуспокоился, – франт в реглане, тута… Самолет звездами изрисовал, уже места нету, а не может ведомого научить ориентированию на местности, над аэродромом, тута, блукают. Орденов, тута, ждете? А вот хрена вам, а не орденов, пока от вас выхлопа не будет…
Он замолчал, обводя подчиненных злым взглядом. В строю все молчали, боясь вызвать гнев на себя.
– Полк потерял четырех летчиков и четыре самолета, еще два «Яка» получили серьезные повреждения в боях, – командир заговорил тихо, и приходилось вслушиваться. – Из этих шести самолетов на пяти летали сержанты. Сержанты! – тут он сорвался на крик. – Это значит, что недоучили, это, тута, недоглядели. Это ваша вина, вина командиров эскадрилий и звеньев, вина штурманов, это лень ваша! Я их всех научить не смогу, а вы, тута, блядствуете, дурью маетесь или увлекаетесь личным счетом… Драть!.. Драть буду нещадно!..
Прут, зло свистнув, снова врезался в многострадальное голенище, а командир взял небольшую паузу, набирая воздух.
– Вчера ночью летчики второй эскадрильи учинили пьянку, – новый заход комполка начал едва не шепотом. – Приказываю прибыть командиру эскадрильи, а его, тута, нет. У бабы. Сливки снимает. Его заместитель по политчасти вообще неизвестно где. Это вообще как? – Он затряс прутом в воздухе. – Как? Командира второй эскадрильи и его заместителя под домашний арест, на трое суток. Приказ чтоб сейчас же был! Чтобы они, тута, подумали, чтоб они тута полностью, чтобы все силы отдавали службе. Чтобы не расходовали их на блядей. Есть мнение, – обратился он к замполиту, – что партийно-политическая дисциплина в полку захромала. Я не хочу лезть не в свою епархию, но, может, имеет смысл рассмотреть некоторые такие вопросы на партийном собрании? Потом доложите свои соображения…
По строю прошел шепоток. Скосив глаза, Виктор увидел, как исказилось от злости лицо Быкова.
– Ну и штаб, – Шубин уже выдыхался, говорил лениво, по инерции, – труженики, тута, пера и печатной машинки. Это, тута, клинический случай… Товарищ Прутков, я вам, тута, раз приказал, другой. Вам уже мало одного выговора? Третий раз вам я ничего говорить не буду, я туда напишу, – прут ткнулся в небо. – У меня ведущие, тута, в истерике бьются уже неделю, а штаб все никак не может согласовать частоты радиостанций, хотя на верхах этот вопрос давно решен. Это либо служебное несоответствие, либо, тута, саботаж…
Он замолчал и остановил тяжелый взгляд на красном Пруткове. После недолгой паузы, медленно, с расстановкой, сказал:
– Через час будем прикрывать штурмовиков, снова какую-то батарею нашли. Пойдет, – командир прищурился, – вторая эскадрилья, шесть экипажей. Группу поведет Быков. Я полечу тоже, но отдельно. И еще, – Шубин нехорошо улыбнулся, – если я еще вдруг услышу фамилии в радиопереговорах, то лично оторву болтуну яйца. Это особенно касается лейтенанта Саблина. Вылетающим экипажам собраться на КП через пять минут…
* * *
Черные фонтаны расцвели на земле, оставив после себя дым и снежную пыль. Шестерка штурмовиков после бомбометания потянула вверх и, пройдя немного, заложила широкий вираж. Теперь из-под крыльев «горбатых» срывались огненнохвостые кометы, они взрывались среди траншей и орудийных капониров. Встретивший первую атаку штурмовиков зенитный огонь ослаб, и «Илы», растянувшись цепочкой, методично утюжили немецкие позиции.
– Орелики, еще заход, – раздался в эфире бас их ведущего. – Васька, не отставай.
Забивая штурмовика, в наушники ворвался напряженный голос Быкова:
– Первый, первый, «мессеры» идут, восьмерка.
– Хорошо. – Шубин говорил спокойно, и словно лениво. – Оставь одну пару с «Илами», остальные вверх.
Повод для спокойствия у Шубина был, они с Виктором летели в десятке километров южнее группы и на три километра выше.
– Орелики, отходим! Слева, слева заходит… В лоб его, суку, в лобешник! – эфир забили короткие команды, ругательства.
– Седьмой, седьмой! – принялся вызывать командир Быкова. – Оттягивайтесь вместе с «Илами», сейчас поможем.
Они, разгоняясь, пошли к схватке, подходя от солнца и с превышением. Ниже сцепились клубком другие самолеты. «Мессеры», используя численное превосходство, наседали, вынуждая наших обороняться, одна из вражеских пар уже выскользнула из боя и устремилась к беззащитным «Илам».
– Атакуем, бей ведущего, – «Як» командира уже пикировал на отдельную пару «Мессершмиттов», поднырнув под них, зашел сзади-снизу. Шубин атаковал лихо: он сблизился с ведомым немцем метров на пятьдесят и только тогда начал стрелять. Разрывы легли по «мессеру» кучно, снизу, в районе мотора, и вражеский истребитель сразу же окутался черным дымом. Все это воспринималось Виктором отстраненно, он сосредоточился на атаке своего противника, вымеряя упреждение и стараясь действовать не хуже командира. Его враг оказался более опытным, в последнюю секунду он рванул в сторону, и трасса, должная чуть ли не распилить его пополам, лишь скользнула по краешку крыла. Виктор, ожидавший явно другого исхода, закусил губу от злости. «Мессер» ушел куда-то вниз, под капот, а Саблину пришлось догонять ушедшего вверх командира.
Горящий «Мессершмитт» с траурной лентой дыма перечеркнул небо и уткнулся в землю, оставив на месте падения черный клуб дыма. Это зрелище подействовало на летчиков второй эскадрильи лошадиной дозой допинга. Они начали действовать гораздо агрессивней, напористей. «Мессерам» же, наоборот, соседство двух советских истребителей над головой явно не понравилось. Они потихоньку стали оттягиваться на запад.
