Общественный рыночный процесс возможен в силу наличия ряда общепринятых правил, одним из источников которых является и сам рыночный процесс. Эти правила определяют образцы поведения, границы которого установлены уголовным законодательством и частным контрактным правом. Никто не формулировал эти правила заранее. Наоборот – они являются институтами, появившимися в ходе эволюции. В их формировании участвовала практическая информация, поставлявшаяся огромным числом действующих индивидов в течение чрезвычайно длительного периода времени. В этом смысле субстантивное, или материальное, право состоит из множества общих, абстрактных правил или законов. Их общий характер состоит в том, что они применяются ко всем людям. Их абстрактный характер связан с тем, что они определяют весьма широкий спектр индивидуальных действий и не предписывают достижение какого-либо конкретного результата социального процесса. В противоположность субстантивной концепции права, существует концепция законодательства [legislation], понимаемого как совокупность принудительных, возведенных в ранг закона постановлений или распоряжений для отдельных случаев (ad hoc). Такие законы и распоряжения сводятся к предоставлению неправомерных привилегий и как таковые представляют собой акты систематической институциональной агрессии, посредством которых государство пытается взять под свой контроль процессы взаимодействия людей[731]. Концепция законодательства предполагает отказ от традиционного понимания права (изложенного выше) и его замену «ложным правом» – нагромождением административных постановлений, регулятивных актов и распоряжений, предписывающих подчиненному экономическому агенту осуществление тех или иных конкретных действий. По мере того как множатся привилегии и растет степень институционализированного принуждения, традиционное право все в большей мере перестает определять стандарты личного поведения. Эта роль переходит к административным постановлениям и распоряжениям регулирующего органа, в нашем случае – центрального банка. Таким образом, право постепенно теряет сферу своей применимости, а экономические агенты, лишаясь критериев, которые давало материальное право, начинают неосознанно изменять поведенческие свойства. Со временем они даже отвыкают следовать общим и абстрактным правилам. В этих условиях «уклонение» от выполнения распоряжений часто становится вопросом выживания. В других случаях такое поведение влечет за собой успех коррупционного или ложного предпринимательства. Люди начинают усматривать в нарушении правил скорее достойное проявление человеческой изобретательности, чем разрушение нормативно-правовой системы, угрожающее жизни в обществе.
Все эти соображения полностью применимы к регулированию банковской деятельности. Как было показано в первых трех главах, существующая во всех странах с рыночной экономикой банковская система с частичным резервированием сама по себе предполагает нарушение важнейшего принципа права применительно к договору о банковском денежном вкладе. Она предоставляет ius privilegium определенному типу экономических агентов, а именно частным банкам. Эта привилегия позволяет банкам в нарушение принципов права использовать в собственных интересах большую часть денег, которые граждане доверили им, открыв в них вклады до востребования. Банковское законодательство основано на отказе от принципов права в отношении к договору денежного вклада до востребования – этой сердцевине современного банковского бизнеса.
Ко всему прочему, банковское законодательство представляет собой запутанную паутину административных постановлений и распоряжений, направленную на установление жесткого контроля над конкретными операциями частных банкиров. Мешанина предписаний, исходящих из центрального банка, не только не способна предотвратить циклические банковские кризисы, но, наоборот (и это более важно), усиливает и продлевает искусственный бум, усугубляя последствия неизбежного краха. Чередования бума и спада регулярно сотрясают экономики западных стран, сопровождаясь значительными экономическими и социальными издержками.
«После того как случается очередной кризис, каждый раз принимается целый ворох новых законов или поправок к существующим – в наивном предположении, что, в отличие от прежних законов, оказавшихся неэффективными, новые законы, содержащие более детальные и всеохватывающие меры, помогут избежать кризисов в будущем. С помощью этого приема правительства и центральные банки оправдывают свою неспособность предотвратить наступление кризисов. Тем не менее кризисы повторяются снова и снова, а новое законодательство действует лишь до следующего банковского кризиса и экономического спада»[732].
Итак, можно заключить, что банковское законодательство обречено на провал. В нынешней форме его следует полностью упразднить, заменив несколькими статьями в торговом и уголовном кодексах. Эти статьи должны перевести договоры банковского денежного вклада под действие традиционных принципов права (требование 100 %-ного резервирования) и запретить любые договоры, позволяющие вуалировать частичное резервирование вкладов. Короче говоря, это предложение, совпадающее с мнением Мизеса, предполагает замену нынешней паутины административного банковского законодательства, не достигшего тех целей, для которых оно принималось, несколькими ясными и простыми статьями в торговом и уголовном кодексах[733].
Отметим, что нынешние защитники свободной банковской деятельности с частичным резервированием ошибочно полагают – отчасти по причине недостаточного знакомства с юридической стороной проблемы, – будто требование 100 %-ного резервирования является несправедливым административным ограничением индивидуальной свободы. Но, как было показано в первых трех главах книги, ничто не может быть дальше от истины. Эти теоретики не понимают, что правило 100 %-ного резервирования не имеет отношения к систематическому бюрократическому вмешательству государства, являясь просто-напросто признанием традиционных прав собственности, распространенных на банковский сектор. Иными словами, теоретики, являющиеся сторонниками свободной банковской деятельности с частичным резервированием, которое нарушает традиционные принципы права, не понимают, что «свобода торговли в банковском деле означает свободную продажу сомнительных ценных бумаг через подставных лиц» – знаменитая фраза, принадлежащая неизвестному американцу, процитированному Туком[734]. Более того, если свобода банковской деятельности действительно предпочтительна как «меньшее зло» по сравнению с центральным банком, то она не должна предоставлять тех высокодоходных возможностей, неразрывно связанных с кредитной экспансией. Напротив, свобода банковской деятельности должна рассматриваться как окольный путь к идеальной свободной банковской системе, подчиняющейся общим нормам права, т. е. требованию 100 %-ного резервирования. Необходимо всегда использовать все законные способы, предоставляемые конституционным государством, для того чтобы достичь этой цели прямым путем.
