– О да. – В голосе зазвучала насмешка, – Я не оставлю вас с ним наедине.
Джордж Десять спустился первым, Харриман последовал за ним. Они приземлились на посадочной площадке, неподалеку от сада. Сад выглядел настолько образцово, что наводил на подозрения – не использует ли Робертсон ювенильные гормоны, чтобы контролировать число насекомых, вопреки распоряжениям экологической службы?
– Идем, Джордж, – позвал Харриман. – Вот, смотри.
– Я, в общем, примерно так себе все и представлял. Мои глаза не различают длины волн, поэтому, возможно, я распознаю не все объекты.
– Надеюсь, тебя не слишком удручает твой дальтонизм. Чтобы сформировать способность к суждениям, потребовалось задействовать огромное количество позитронных связей, так что цветовым восприятием пришлось пожертвовать. В будущем – если оно у нас есть…
– Я понимаю, мистер Харриман. Однако различий, которые я вижу, вполне достаточно, чтобы прийти к заключению, что существуют разнообразные формы растительной жизни.
– Безусловно, Их очень много.
– И каждая из них равна человеческой форме жизни, в биологическом смысле.
– Да, каждая представляет собой отдельный вид. Существуют миллионы видов живых существ.
– И человек – лишь один из этих видов.
– Однако он наиболее важен для людей.
– Для меня тоже, мистер Харриман. Но я имею в виду чисто биологический подход.
– Понимаю.
– Таким образом, жизнь необычайно сложна с точки зрения разнообразия форм.
– Ты прав, Джордж, в том-то вся и загвоздка. То, что человек придумывает для собственного удобства, оказывает влияние на всю систему жизни вокруг, и достижение кратковременных целей зачастую оборачивается долговременными неприятностями. Машины научили нас, как устроить человеческое общество, чтобы свести эти проблемы к минимуму, но катастрофа, угрожавшая в начале двадцать первого века, поселила в людях стойкую подозрительность по отношению к любым новшествам. Учитывая это, да еще особый страх перед роботами…
– Я понял вас, мистер Харриман… А вот и представитель животного мира, я почти уверен!
– Это белка – одна из многих разновидностей.
Белка, распушив хвост, перелетела на другую сторону дерева.
– Надо же, совсем крошечный, – сказал Джордж, молниеносно взмахнув рукой и разглядывая нечто зажатое в пальцах.
– Это насекомое, букашка какая-то. Их несколько тысяч видов.
– И каждая букашка – такое же живое существо, как белка и вы сами?
– Такой же законченный и независимый организм, как и любой другой. Существуют еще более мелкие организмы – такие мелкие, что их невозможно увидеть невооруженным глазом.
– А вот это – дерево, да? Твердое на ощупь…
4а
Пилот остался один, Ему хотелось вытянуть ноги, но смутная тревога удерживала его внутри динафойла. Он немедленно поднимет машину в воздух, если робот вдруг выйдет из-под контроля. Только как определишь, что эта штука стала неуправляемой?
Он повидал немало роботов на своем веку – это неизбежно, если работаешь личным пилотом мистера Робертсона, Однако роботы всегда оставались в лабораториях и на складах, где им и положено быть, в окружении множества специалистов.
Конечно, доктор Харриман – классный специалист. Говорят даже – самый лучший. Тем не менее робот находился там, где ему быть не полагалось: на Земле, под открытым небом, и вдобавок был совершенно не ограничен в передвижениях. Рассказывать об этом кому бы то ни было и рисковать хорошей работой не стоит, разумеется. И все-таки неправильно все это.
5
– Фильмы, просмотренные мною, согласуются с тем, что я увидел в реальности, – сказал Джордж Десять. – Ты управился с пленками, которые я отобрал для тебя?
– Да, – ответил Джордж Девять.
Роботы застыли в неподвижности, лицом к лицу, коленями к коленям, как в зеркальном отражении. Правда, доктор Харриман с первого взгляда мог бы распознать их по небольшим различиям во внешнем строении. Но даже если бы ему не удалось определить, кто есть кто, все прояснилось бы во время беседы, поскольку ответы Джорджа Девять слегка отличались от реплик Джорджа Десять, чьи позитронные мозги представляли собой усложненную и более совершенную конструкцию.
– В таком случае, – продолжал Джордж Десять, – мне интересна твоя реакция на мои вопросы. Во-первых, люди боятся роботов и не доверяют им, потому что видят в них соперников. Как можно избежать этого?
– Ослабить дух соперничества, придав роботам другую форму.
– Однако по сути робот – позитронная копия живого существа, и если его внешний вид не будет ассоциироваться с жизнью, это вызовет настоящий ужас.
– В мире два миллиона видов живых существ. Нужно выбрать один из них, по форме отличающийся от человека.
– Какой именно?
Бесшумный мыслительный процесс Джорджа Девять занял около трех секунд.
– Достаточно большой, чтобы вместить позитронный мозг, и одновременно не вызывающий у людей неприязни.
– Ни одна из форм земной жизни не обладает достаточно большим черепом, кроме слона, которого я не видел, но которого описывают как огромное существо, своими размерами наводящее на человека страх. Как решить эту дилемму?
– Скопировать форму жизни, не превышающую человека по размерам, и увеличить черепную коробку.
– То есть что-то вроде маленькой лошади или большой собаки? И те и другие связаны с людьми долгой совместной историей.
– В таком случае они подходят.
– Но подумай вот о чем: позитронный мозг робота более или менее точно копирует человеческий интеллект. Если лошади или собаки заговорят и станут мыслить как люди, соперничество не ослабнет. Наоборот, люди еще больше могут рассердиться при виде такого неожиданного соперника в лице тех, кого они считают низшей формой жизни.
– Надо сделать позитронный мозг менее сложным, а роботов – менее разумными.
– Причина сложности позитронного мозга кроется в Трех Законах. Упрощенный мозг не сможет выполнять их как следует.
– Значит, проблема не имеет решения, – выпалил Джордж Девять.
– Я тоже зашел в тупик, – признался Джордж Десять. – Таким образом, мы выяснили, что особенности моего мышления туг ни при чем. Начнем все сначала… При каких условиях отпадает необходимость в Третьем Законе?
Джордж Девять поежился, словно вопрос показался ему не только трудным, но и опасным. Однако ответил, помедлив:
– Если робот никогда не попадет в ситуацию, угрожающую его существованию; или если он будет настолько легко заменим, что разрушение его будет не столь важным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});