кресла, а у нас нет! И купить не на что! А ей вынь да положь. Вот и сколотили сами! Мещанство! В самом деле, обзавелись этими креслами, одинаковыми, как форменки кадровых работников, смотреть противно! Мещане!
И как это я на нее нарвался? Одна семейка-то чего стоит! О жратве, тряпках да зарплате — больше ни о чем не говорят. Обыватели до мозга костей. Воспитание получают в семье ведь, и она вся в мать: грубая, вульгарная, после родов растолстела как бочка. Ни красоты, ни фигуры, ни доброты. И угораздило же меня на ней жениться! Поспешил! Вот и влип! Мне тогда уже к тридцати подходило, а холостяк — все равно что голодный. Я теперь моложе на десять лет, мне всего двадцать девять! Надо все хорошенько обдумать. Вчера она устроила скандал из-за того, что я купил хороших сигарет, кричала, что со мной невозможно жить, требовала развода. Прекрасно! Развод так развод! Двадцать девять лет — самое время подыскивать невесту. Найду стройненькую как тростинка, лет двадцати двух — двадцати трех, закончившую вуз, культурную, современную. А моя — недоучка. У нее только техникум. Дал я тогда маху!
Надо заново устраивать жизнь, бессмысленно тянуть эту лямку. Но где же жена?
А жена сразу после работы помчалась в магазин женской одежды. Сбавят целых десять лет — душа Юэцзюань воспарила, мысли одна фантастичнее другой роились в голове. Почти сорокалетняя баба вдруг превратилась в двадцатидевятилетнюю девицу. Этакая удача с неба свалилась. Истинное сокровище. Ни с какими драгоценностями его не сравнишь!
Двадцать девять лет! Ведь это молодость, красота. От одного взгляда на свое бесцветное, какое-то нелепое, потерявшее всякий вид платье ее охватила ярость, больно отозвавшаяся в сердце.
Влетев в магазин, она ринулась к стенду с самыми современными моделями. Ее глаза, как сканирующее устройство, пробежали по ослепительному ряду выставленных платьев и остановились на ярко-красном платье с белыми плиссированными оборками. Она попросила продавщицу его показать. Молоденькая продавщица с ледяным лицом смерила ее взглядом, с трудом скрывая презрение.
«Ну что? Разве оно не пойдет мне?» Юэцзюань охватила досада, как это обычно бывало, когда она с большим трудом выбирала наконец платье, а Чжэньхай принимался ее отговаривать: «Не годится, слишком молодо для тебя». «Слишком молодо» — что ж тут плохого? Неужели лучше старухой выглядеть? Чаще всего она уходила из магазина с пустыми руками, а дома ругалась всю ночь. Попался же такой отсталый и старомодный, вот и мучайся с ним всю жизнь.
И наплевать мне на продавщицу. Я покупаю — плачу деньги, ты выдаешь товар, остальное не твое собачье дело! Что она смыслит, эта девчонка, небось и не знает про указ? Почему женщине в двадцать девять не носить это платье? Китайцы такие закоснелые. За границей женщина чем старше, тем ярче одевается: восьмидесятилетние носят красное и бирюзовое. Мне ведь носить, а не тебе? И не пялься на меня, я покупаю — и все!
Уплатив деньги, Юэцзюань зашла в примерочную, надела новое платье и глянула в зеркало, в котором еле умещалась. Ее и без того расплывшаяся фигура выглядела еще безобразнее, обтянутая огненно-красным платьем. Вид был вызывающий. Ну, ничего, придется сбросить немного жирку. Десять лет сбавили по указу, а чтобы сбросить хоть десять цзиней, придется самой как следует постараться. Давно пора отказаться от сала, мучное свести до минимума, даже фруктов поменьше есть, иначе не похудеешь.
Пыхтя и отдуваясь, она пришла домой, толкнула дверь и огненным шаром влетела в комнату. Чжэн Чжэньхай испуганно вскочил с дивана.
— Что с тобой?
— Как что?
— Что за платье на тебе?
— Купила. Ну как? — Юэцзюань приподняла подол и прошлась, поворачиваясь, как манекенщица, самодовольно улыбаясь.
— Ярко-красное платье, конечно, красиво, только не на всякой фигуре, — окатил ее ушатом ледяной воды муж.
— А на моей?
— На твоей? Разве оно для твоего возраста? Ты подумала, сколько тебе лет?
— Очень даже подумала — двадцать девять! Самое время наряжаться!
— Двадцать девять? — оторопел Чжэн.
— Двадцать девять. Если вычесть десять лет. Даже без одного месяца. Вот и буду одеваться в красное и зеленое! — Юэцзюань, пританцовывая, как звезда эстрады, павой прохаживалась взад-вперед.
Неприятно было смотреть на эту уже немолодую, грузную женщину, вообразившую себя молодой. Чжэн-хай прикрыл глаза, потом открыл и сказал:
— Указ издали, чтобы лучше использовать энергию молодых, ускорить модернизацию, а вовсе не для того, чтобы наряжаться!
— А что, нарядное платье мешает модернизации? — взвилась Юэцзюань. — Указ запрещает красиво одеваться? Говори!
— А я и говорю, что одеваться надо с учетом реальности, фигуры…
— А что моя фигура? — Слова мужа укололи ее в больное место, и она решила мстить беспощадно: — Я тебе все напрямик скажу. Тебе противно, что я толстая, а мне противно, что ты тощий, настоящий цыпленок; на лбу морщины, как трамвайные рельсы; трех шагов не можешь пройти без одышки. Я на тебя тогда позарилась, еще бы — муж интеллигент! А оказалось, новая политика тебя не коснулась, одно название что интеллигент. Ни одежды приличной, ни квартиры. Ну вот, теперь мне двадцать девять, найду себе какого-нибудь частника из тех, что торгуют арахисом или засахаренными фруктами. Все лучше, чем ты!
— Ну и иди, ищи!
— Запросто! Сегодня разведемся — завтра с другим распишусь!
— Ну что ж, давай разведемся!
Эти слова словно мощный поток прорвали плотину. Обычно о разводе говорила только Юэцзюань, она твердила о нем без конца, Чжэньхай же даже не осмеливался произнести это слово. А сегодня этот чертов сын обнаглел, сам заговорил о разводе. Нет, этого она не потерпит!
А эти проклятые исследователи только воду мутят! В ярости она толкнула мужа и заорала:
— А теперь ты и вовсе сопляк, раз тебе меньше на десять лет, куда тебе разводиться, сиди уж!
— Думаешь, если десять лет сбавить, весь мир к твоим ногам упадет? Что за чушь!
— Линь, завтра во Дворце культуры танцы, вот возьми! — Ли, член профкома, помахала билетом. Но Линь Суфэнь не обратила на нее никакого внимания и стремительно выбежала из Управления.
— Минус десять лет! Теперь, значит, Линь Суфэнь — девятнадцать, она больше не старая дева; профкому нечего о ней заботиться, а ей самой прибегать к помощи бюро знакомств, ходить на танцевальные вечера в надежде найти себе пару. Со всем этим кончено!
Ей уже было невыносимо в свои двадцать девять лет ловить на себе повсюду сожалеющие, насмешливые, настороженные, подозрительные взгляды… Сожалеющие — потому что она была совсем одинока, насмешливые — потому что она сама испортила себе жизнь своими слишком высокими
