Тубенталь поставила спектакль в Берлине 27 октября 1928 года, публика «горячо» приветствовала артистов и постановщиков.
159
В письме к М. А. Булгакову в декабре 1927 г. Николай Афанасьевич писал из Загреба: «Славный и добрый Миша, мне хорошо известно, что ты принимаешь самое горячее участие в поддержке меня, так же, как ты всегда старался помогать в свое время Ване. Мне трудно в настоящий момент выразить тебе всю величину чувства к тебе, но верь, что оно велико [...]
Местные театральные, литературные и вообще интеллигентские круги неоднократно расспрашивали о тебе, твоей работе...»
О своем трудном материальном положении Николай Афанасьевич писал и в мае 1929 г.: «В каком положении я иногда находился, сейчас нет возможности описать...» Н. А. Булгаков был приглашен в Париж известным французским ученым-бактериологом Д. Эреллем.
160
Очевидно, речь идет о попытках Булгакова оказать помощь Замятину в его хлопотах о постановке в Москве пьесы «Аттила». Е. И. Замятин спрашивал Булгакова в письме «Кто из театральных людей сейчас в Москве».
161
Труден был творческий путь М. А. Булгакова. Его блистательные дарования сочетались с высокой принципиальностью и честностью. Стихия приспособленчества была чужда ему. Отстаивая свои творческие позиции, Булгаков опирался на традиции великой русской литературы и высокие нравственные образцы корифеев русской словесности.
Были такие периоды в его жизни, когда занятия литературой казались совершенно невозможными. И тогда он обращался в высшие партийные и государственные инстанции. Письма Булгакова Правительству, отдельным руководящим деятелям имеют первостепенное значение не только для изучения творчества писателя, его литературных и политических взглядов, но и для характеристики отдельных периодов в развитии советской культуры.
В публикациях советских исследователей достаточно подробно освещена ситуация, сложившаяся вокруг Булгакова в конце 1920-х — начале 30-х гг. Положение его было тяжелейшим во всех отношениях: произведения его не печатали, пьесы не ставили, любимой работы во МХАТе он был лишен. Травля осуществлялась методично, жестоко и вульгарно. По подсчету самого писателя, из 301 отзыва на его работы 298 были «враждебно-ругательскими».
В архивном фонде М. А. Булгакова в Российской государственной библиотеке хранится альбом вырезок газетных и журнальных отзывов о творчестве писателя, собранных им самим. Отзывы эти, как правило, отрицательные. С некоторыми из них целесообразно познакомить читателя, чтобы он мог представить в самых общих чертах ту обстановку, которая сложилась вокруг Булгакова в конце 1920-х гг. Выборка цитат из отзывов осуществлена в хронологическом порядке.
«Рассказы М. Булгакова цельны, выдержанны, единое в них настроение и единая тема. Тема эта — удручающая бессмыслица, путаность и ничтожность советского быта, хаос, рождающийся из коммунистических попыток строить новое общество [...] Появляется писатель, не рядящийся даже в попутнические цвета. Не только наша критика и библиография, но наши издательства должны быть настороже, а Главлит — тем паче» (Леопольд Авербах, 20.09.25).
«Можно назвать несколько литературных вылазок, выражающих настроение новой буржуазии. Повести Булгакова (появившиеся, конечно же, в советских журналах и альманахах) являются наиболее характерными примерами этого новобуржуазного литературного выступления» (Г. Лелевич, 24.09.25).
«Автор великодержавно-шовинистической «Белой гвардии» Булгаков и автор контрреволюционных сказок Замятин... открыто издеваются над коммунизмом» (Г. Горбачев, октябрь 1926).
«Теперь же пьеса [«Дни Турбиных». — Сост.] будет созвучной только самым реакционным слоям “культурного мещанства”, а также элементам “новой буржуазии”» (А. Орлинский, 08.10.26).
«Теперь молодой МХАТ в отношении к тем же героям солидаризируется с влюбленным в них автором [речь идет о Булгакове. — Сост.], явно одержимым собачьей старостью» (В. Блюм, конец 1926 г.).
«Булгаковщина всех видов или полнокровная советская тематика? — так станет вопрос перед МХТ сегодня, в день его тридцатилетней годовщины!» (О. Литовский, 27.10.26).
«Уборщик Зойкиной квартиры» (С. Якубовский, 29.10.26).
«Бег назад должен быть приостановлен... Постановка пьесы «Бег» — это попытка протащить белогвардейскую апологию в советский театр, на советскую сцену, показать [...] написанную посредственным богомазом икону белогвардейских великомучеников советскому зрителю» (И. Бачелис, 23.10.28).
«Ударим по булгаковщине!» (И. Кор, 15.11.28).
«В этом году мы имели одну постановку, представляющую собою злостный пасквиль на Октябрьскую революцию, целиком сыгравшую на руку враждебным нам силам: речь идет о “Багровом острове”» (О. Литовский, 20.06.29).
«В этом сезоне зритель не увидит булгаковских пьес. Закрылась «Зойкина квартира», кончились «Дни Турбиных», исчез «Багровый остров». Мы не хотим этим сказать, что имя Булгакова вычеркнуто из списка советских драматургов. Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества.
Речь идет только о его прошлых драматургических произведениях. Такой Булгаков не нужен советскому театру» (Р. Пикель. 15.09.29).
Об этом периоде Булгаков через несколько лет так напишет в романе «Мастер и Маргарита»: «Статьи не прекращались. Над первыми из них я смеялся. Но чем больше их появлялось, тем более менялось мое отношение к ним. Второй стадией была стадия удивления.
Что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствовалось буквально в каждой строчке этих статей, несмотря на грозный и уверенный тон. Мне все казалось, — и я не мог от этого отделаться, что авторы этих статей говорят не то, что хотели сказать, и что их ярость вызывается именно этим» (гл. 13).
Третьей стадией стала тяжелая душевная депрессия писателя, сопровождавшаяся и резким ухудшением физического состояния.
В попытках найти выход из критического положения Булгаков и обращается с письмом к И. В. Сталину, М. И. Калинину, А. И. Свидерскому (начальнику Главискусства), А. М. Горькому, в котором содержится просьба о выезде из СССР. Однако по содержанию письма видно, что не столько заграничная поездка его интересовала, сколько нуждался он в защите от совершенно распоясавшихся «литературных налетчиков». Это был крик души затравленной и надломленной. Но гордость не позволяла ему прямо просить о помощи.
162
В тексте отсутствует указание на день отправки письма.
163
На следующий день после отправки рассматриваемого письма, 1 августа в «Правде» был напечатан отрывок из нового сочинения поэта А. Безыменского «Выстрел», который, конечно, тут же был прочитан Булгаковым и подклеен в знаменитый альбом.
Демидов:
И еще я помню брата.
Черноусый офицер
Горло драл ему, ребята,
И его глаза запрятал
В длинноствольный револьвер.
Братья! Будьте с ним знакомы.
Истязал он денщиков,
Бил рабочих в спину ломом
И устраивал погромы,
Воплощая мир врагов.
Забывать его не смейте!
В поле,
В доме
Иль в бою,
Если встретите —
