настроением.
— Но не могу сказать того же о Джайлсе. Он кажется мне… не слишком прямым человеком.
— Ему досталась самая трудная роль.
— Что это значит?
— Он должен возражать. Должен быть другим. Читай «Веды». — Я делала все, что могла, пытаясь усвоить тысячи стихов, гимнов, мантр и доисторических притч, составлявших священные книги индуистов. В ашрамах гуру читали новичкам краткий курс начала и конца «Вед»; к сожалению, все самое важное оставалось в середине.
— Думаю, все дело в его двуличности, — сказала я. — Я действительно считала его доктором Ашоком.
— Все правильно. Так и было задумано. Если бы Джайлс оказался в Непале под своим именем, его тут же посадили бы в тюрьму.
— Потому что он распространяет наркотики?
— Да.
Почему мы, смуглые, думаем, что светлокожие прозрачны… как сам свет? Еще одна строчка из бортового журнала. Расин: «C’etait pendant 1; horreur d’une profonde nuit». Я никогда не могла сделать перевод столь же пугающим, как звук оригинала. Продолжающийся — мало того, нависший… маячащий… нет, грозный ужас темной ночи. Но profonde означает не только темноту. Profonde может означать еще и бездонную пропасть, вселенскую тьму, покрывающую все и вся. В этом смысле ледяное «да» Калки бросало в дрожь сильнее, чем любое из его заклинаний о конце света, или Конце с большой буквы. На двух всадников в Центральном парке спускалась темная ночь.
— И ты тоже?
— Да. — Калки не сводил взгляда с башен. С отрицаниями было покончено.
— Зачем?
— Деньги. Для ашрамов. Мандали. Книги, брошюры. На чем еще можно быстро заработать такую уйму?
— Я потрясена… — Я хихикнула. Чего раньше никогда не делала. Я действительно была потрясена. И испугана.
— Почему? Мы не делали из этого особого секрета. А откуда еще, по-твоему, могли взяться деньги?
— От учеников. Вкладчиков. Лотереи «Лотос». Нет, это невозможно. Вы не продаете лотосы. Я не знаю. То есть на самом деле я не так уж потрясена… — лепетала я. — Хотя нет, потрясена. Я хочу сказать, что Калки, аватара Вишну и все остальное — это только слова. Что твоя религиозная миссия — лишь прикрытие чего-то настолько грязного и жалкого…
— Я — Калки. Я — аватара Вишну. Я пришел, чтобы очистить. И положить конец. Но я нахожусь в теле Джима Келли. До этого у него была своя жизнь. Он торговал наркотиками в Сайгоне. Работал на гонконгскую мафию «Чао Чоу». Был партнером своего старого профессора в Новом Орлеане. Когда настало время проявиться, я воспользовался тем, что было под рукой. Я получаю деньги так же, как их получал бы Джим Келли, продавая наркотики. А тем временем делаю то, ради чего пришел. Учу. Предупреждаю. Пытаюсь повлиять на как можно большее число людей, используя человеческое тело.
— Ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что приучал людей к наркотикам? Я хочу сказать, что это не только незаконно, но и приводит к смерти.
— Я и есть смерть… в том числе.
И тут, словно ставя точку, последний клочок голубого неба затянули бурые облака. На нас посыпались хлопья снега. Я окоченела. Во всех смыслах этого слова.
Калки повернулся ко мне. Его прекрасные глаза излучали все тот же неземной свет.
— Не бойся, — сказал он. — Больно не будет.
— Как? Как это случится?
— Мне приснится что-нибудь другое. Вот и все.
— Значит, мы — твои сны?
Калки кивнул. Он был счастлив, как студент, нашедший решение трудного уравнения.
— Я есть сознание, которое содержит и все, и ничто. Я есть, и этого достаточно.
— Если мы существуем только в твоем сознании, то зачем ты сделал… делаешь из этого мира сплошную путаницу? Почему позволяешь длиться веку Кали?
— Я играю. Я должен подчиняться правилам, которые выдумал для того, чтобы они влияли и на меня. Я не могу сказать тебе большего, потому что человеческая речь несовершенна. Но помни одно: вечную пустоту заполняют только мои вечные сны.
— Значит, ты один там, в вечности?
— «Там» и «здесь» — это только слова. Я есть. Ничего другого нет.
На меня снизошло вдохновение. Что это было? Генетическая память? Или то, что я читала недавно и не поняла?
— Кто есть Шива?
Калки ответил мне не тем голосом, которым разговаривал обычно. Этот голос стал низким, хриплым и свистящим.
— Нет разницы между Шивой, который существует в форме Вишну, и Вишну, который существует в форме Шивы.
— Ты тот же и в то же время не тот же?
Какое-то время мы ехали молча. Я не видела глаз Калки, но была уверена, что его атман снова покинул тело.
Затем он запел:
— Я — повелитель песен, повелитель жертвоприношений. Я — дыхание. Я — дух. Я — верховный повелитель. Я один был до всего, я есмь и пребуду. Нет никого выше меня. Я вечен и не вечен, видим и невидим. Я — Брахма и не Брахма. У меня нет ни начала, ни середины, ни конца. Познай меня, и ты не умрешь. Нет иного пути. — Пение смолкло. Калки повернулся ко мне; его глаза горели ослепительным голубым огнем. — Когда настает время конца, я уничтожаю все миры. Я — Шива-разрушитель.
Мы проезжали мимо места, которое называется «Кабачок в зелени». Я натянула поводья. Встревоженная? Да. Готовая к полету? Не знаю. Но Калки снова стал самим собой. По крайней мере, таким собой, к которому я привыкла.
— Шива ответил тебе?
— О да. Страшный бог, правда? Он — моя мрачная ипостась, Тедди. Будем надеяться, что мне никогда не придется впадать в мрачность. В образе Вишну я только улыбаюсь. В образе Вишну я — хранитель.
— Не похоже, чтобы ты хотел что-то сохранить после третьего апреля.
— Я сохраню все лучшее.
Хотя я и не верила, что Калки — это Вишну, однако теперь была абсолютно убеждена, что он верит в это. Так что с практической точки зрения бог снова был среди нас. Учитывая, что этот отдельно взятый бог воплощал в себе древнюю мечту о смерти и возрождении, он вполне мог добиться своего. Но каким способом?
Ядерная цепная реакция. Я не могла думать ни о чем другом. Размышляла, не стоит ли сообщить в полицию, в редакцию «Сан», сенатору Уайту. Но не сделала ничего. Не сообщила о признании Калки даже Моргану. Он бы что-нибудь придумал. «МЕССИЯ ОТ НАРКОТИКОВ ПОТЕРПЕЛ ФИАСКО». Таким был бы заголовок. По крайней мере, пресса всегда была предсказуемой. Но как, думала я, они предотвратят конец света?
3
Утром пятнадцатого марта была снежная буря. Я лежала в постели и
