Вот это чуждое режиму новое явление — раздвоение "генеральной линии партии", ее искусственное разделение на сферы внешнего и внутреннего преобладающего влияния между КГБ и КПСС составляет третье противоречие, которое никак не затушевать введением давнишнего ставленника полиции Громыко в Политбюро или постоянным подчеркиванием личных заслуг "генсека" во внешней политике. Названные здесь противоречия между партией и полицией не ведомственные, а структурные противоречия, ибо решается вопрос об абсолютной власти одной из этих двух сил: партии или полиции.
Весьма важным противоречием, которое, в конечном счете, решит судьбу всей партии, надо считать четвертое, глухое, но грозное противоречие в потенции — это противоречие между партией и ее аппаратом.
У КПСС имеется по форме такой же демократический Устав, как в стране имеется по форме "самая демократическая Конституция". Суверенитет партии по Уставу осуществляет в масштабе страны — съезд КПСС, в республиках республиканские съезды, в областях, городах и районах — партийные конференции, в первичных парторганизациях — их собрания. На них выбираются соответствующие партийные комитеты закрытым (тайным) голосованием. Партийные комитеты всех уровней считаются по Уставу исполнительными органами партии (Устав КПСС, 1966, 22, 23, 24). Но это только юридически так, а фактически — съезды, конференции, собрания сделались совещательными форумами, а эти исполнительные органы превратились в законодательные органы над партией. Строго говоря, даже не эти комитеты, а их аппарат поставил себя над партией, а тайные выборы, как и выборы в Верховные советы, с заранее составленными аппаратам списками, превратились в пародию на выборы. Такой порядок установил Сталин. Он остался в полной незыблемости и при его наследниках. Но теперь партия, как это мы видели выше, и количественно и качественно становится другой.
Та старая партия выдвиженцев от станка и сохи, которую Троцкий называл "голосующим стадом" Сталина, была умерщвлена самим Сталиным, а новую он создал из одних политических кастратов. Сейчас положение другое — из около 15 миллионов коммунистов более 2/3 вступили з партию после Сталина, из них 12 300 000 человек имеют высшее, среднее и незаконченное среднее образование. Да, они все еще голосуют стадно, но у них в руках Устав партии, в котором записано: "3. Член партии имеет право: а) избирать и быть избранным в партийные органы; б) свободно обсуждать на партийных собраниях, конференциях, съездах, на заседаниях партийных комитетов и в партийной печати вопросы политики и практической деятельности партии… открыто высказывать и отстаивать свое мнение…; в) критиковать… любого коммуниста, независимо от занимаемого поста". Пустые вчера, завтра эти слова могут стать действенными. Мы долго не понимали, например, казавшийся нам беззубым либерализм демократов в СССР. Постепенно стало ясно, что инициаторы Демократического движения в СССР были и являются теми гениальными тактиками, которые нащупали ахиллесову пяту режима — именем советских законов они клеймили советское беззаконие, оставаясь сами в рамках легальности, что как раз и бесит кагебистов, загоняющих их в тюрьмы и психотюрьмы. Где же у партаппаратчиков гарантия, что вскоре и в многомиллионной партии не появятся партийные инакомыслящие с совершенно легальным лозунгом: "Соблюдайте Устав партии!", как демократы требуют: "Соблюдайте вашу Конституцию!" Это будет борьбой легальной, совершенно новой, динамичной партийной оппозиции против узурпаторов власти партии из партаппарата за тот основной закон партии, о котором в преамбуле Устава сказано: "КПСС строит свою работу на основе… всестороннего развития внутрипартийной демократии" (Устав КПСС, 1966, стр. 4).
Эту демократию мы имеем теперь только на самой вершине КПСС — в Политбюро и очень условно на пленуме ЦК. Мне кажется, что может наступить время, когда развернется новое оппозиционное движение внутри самой партии за распространение политбюровской демократии на всю партию, за контроль партии над своим аппаратом, за возвращение ей суверенитета, узурпированного партаппаратом. Восстановление такой внутрипартийной демократии явилось бы прелюдией к относительной демократизации и самого советского государства.
Серьезное значение имеют и внутрипартийные национальные противоречия в стране, где живет более ста различных народов. Сегодня уже никто не отрицает, что в (СССР растет как русский, так и местный национализм. Это сказывается и внутри партии в виде нарастания противоречий между центростремительными и центробежными силами, между централистским абсолютизмом Москвы и автономными стремлениями национальных республик. Если лицемерие есть непременный атрибут успешного диктатора, то большевики как раз по национальному вопросу продемонстрировали шедевры лицемерия. Согласно "Конституции", Советский Союз есть добровольная федерация 15 суверенных государств, так называемых союзных республик. Какие же права у этих суверенных республик? В "Конституции СССР" сказано: каждая союзная республика может свободно выходить из СССР, вступать в дипломатические сношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры, обмениваться послами и содержать свою собственную национальную армию (ст. 17, 18а, 18б). Между тем, мало-мальски политически грамотный человек знает, что право выхода из СССР есть величайшая ложь, введенная в Конституцию, что же касается суверенитета, то какой-нибудь захудалый городишко на Западе имеет куда больше внутренней автономии, чем, скажем, вся Украинская Советская Республика. Национальные армии и дипломатические сношения с заграницей — тоже сказки.
Эти общеизвестные вещи я привожу вот почему: легальные рамки советской Конституции уже сегодня используются национальными инакомыслящими в их борьбе за национальную автономию (Черновол, Мороз, Светличный, Мустафа Джемилев и др.)
Процесс этот начался сейчас же после XXII съезда. Хрущев был первым, кто увидел в настроениях национальной интеллигенции опасность для единства коммунистической империи и поэтому начал форсировать политику коммунистической русификации. Он даже учредил в Туркестане и на Кавказе нечто вроде военных генерал-губернаторств периода их завоевания Россией в XIX веке. Так были созданы Среднеазиатское бюро ЦК КПСС, Закавказское бюро ЦК КПСС, намечалось создание Прибалтийского бюро ЦК КПСС. Во главе них были поставлены московские партаппаратчики, которые не были ни членами, ни кандидатами ЦК, а давали приказы членам ЦК КПСС, первым секретарям центральных комитетов национальных республик.
После свержения Хрущева эти институции, не без давления низов, были ликвидированы, но не ликвидирована сама проблема. Поэтому во всех неславянских союзных республиках действует неписаный закон: к национальным первым секретарям ЦК нацкомпартий обязательно и без исключения приставлены в качестве "нянек" вторые секретари из Москвы, которые и являются хозяевами и над первыми секретарями, и над самими национальными республиками. И это тоже усиливает автономистское движение. У этого партийно-автономистского движения были и свои жертвы — первые секретари ЦК: в Туркмении — Бабаев, в Узбекистане — Камалов, в Киргизии — Раззаков, в Азербайджане — Мустафаев, в Дагестане — Даниялов, на Украине — Шелест — обвинялись либо в национализме, либо в покровительстве ему.
Уязвимым местом установившейся расстановки сил на вершине "троевластия", с точки зрения внутренних противоречий, конечно, надо признать военный угол "треугольника". Как мы это видели, "треугольник" скорее временная, чем устойчивая комбинация. Конечные интересы партии и полиции, при всех столкновениях их текущих интересов, вполне тождественны, ибо ни одна из этих сил не может самостоятельно существовать без другой, в то время, когда и текущие и конечные интересы армии не обязательно связаны с существованием партийно-полицейского режима. Самое важное и решающее первые две силы могут существовать только при данном режиме и не имеют никаких шансов уцелеть при другом строе, тогда как ни один будущий строй не может существовать без данной армии и ее офицерского корпуса. Армия, которая в критической ситуации национальной нужды поставит интересы страны выше интересов партии, осознает, что она не только единственная реальная сила при коммунистической диктатуре, но также важнейшая опора и любого будущего свободного государства, может без развязки гражданской войны ликвидировать "треугольник" и установить свое переходное единовластие. Не надо бояться страшных слов и жупелов, доставшихся нам от исторических предрассудков или навеянных западной либеральной философией права. "Военная революция" против идеократической тирании явилась бы наиболее безболезненной формой величайшей освободительной революции. Вот почему не исключена возможность, что ключи от цейхгаузов Советской Армии в руках капитанов, майоров и полковников могут оказаться ключами к грядущей свободе народов СССР[438].
