– Энта Фалька, – притомившийся Риспат Ля Пуант завел очередной стандартный разговор поднадоевших вечерних бесед, – сгинула где-то в лесах, говорю вам. Я видал, как тогда ее Скеллен орионом в морду секанул, как из ее кровушка фонтаном рвалася! Из этого, говорю вам, она очухаться не могла!
– Филя промахнулся, – заявил Юз Йанновиц. – Едва скользнул орионом-то. Морду, верно, недурственно ей разделал, сам видел. А помешало это девке перескочить через ворота? А? Свалилась она с коня? А? Аккурат! А ворота я опосля измерил: семь футов и два дюйма, тютелька в тютельку. Ну и что? Прыгнула! Да еще как! Промеж седла и жопы лезвие ножа не воткнешь!
– Кровь из ее лилась как из ведра, – возразил Риспат Ля Пуант. – Ехала, говорю вам, ехала, а опосля свалилась и подохла в какой-нито яме, волки и птицы падаль сожрали, куницы докончили, а муравцы дочистили следы. Конец, deireadh! Сталбыть, мы тута, говорю вам, понапрасну портки просиживаем и денежки пропиваем. К тому ж лафы никакой не видать!
– Не могет так быть, чтобы опосля трупа ни следу, ни знаку не осталось, – убежденно проговорил Деде Варгас. – Завсегда чегой-то да остается: череп, таз, кость какая потолще. Риенс, тот чаровник, остатки Фалькины наконец отыщет. Вот тогда будет делу конец.
– И может, тогда нас в таки места погонют, что с любовию тепершнее безделье и паршивый этот хлев вспомним. – Киприан Фрипп Младший окинул утомленным взглядом стены корчмы, на которых знал уже каждый гвоздь и каждый подтек. – И эту водяру паскудную. И этих вона двух, от которых луком несет, а когда их прочищаешь, то лежат ровно телки, в потолок зыркают и в зубах ковыряют.
– Все лучше, чем скукотища эта, – проговорил Юз Йанновиц. – Выть хоцца! Давайте сотворим хоть чего-то! Что угодно! Деревню подпалим или еще чего сделаем?
Скрипнула дверь. Звук был такой необычный, что все четверо сорвались с мест.
– Вон! – зарычал Деде Варгас. – Выметайся отседова, дед! Попрошайка хренов! Вонючка! Пшел во двор! Ну!
– Оставь, – махнул рукой утомленный Фрипп. – Видишь, дудку вытягивает. Небось нищенствует, видать, старый солдат, что дудкой да пением по постоялым дворам промышляется. На дворе слякоть и зяб. Пусть посидит…
– Только подальше от нас. – Юз Йанновиц указал деду, где тому можно сесть. – Нито нас воши зажрут. Отседова видать, какие по ему быки ползают. Подумать можно – не воши, а черепахи.
– Дай ему, – скомандовал Фрипп Младший, – какой-нито жратвы, хозяин. А нам водяры!
Дед стащил с головы огромный валяный колпак и уважительно разогнал вокруг себя вонь.
– Благодарствуйте, благородники, – промямлил он. – Ноне ведь сочевник Саовинны, праздник. В праздник негоже никого гонять, чтоб под дождем мок и мерз. В праздник годится почествовать…
– Верно, – хлопнул себя по лбу Риспат Ля Пуант. – И верно, ведь сочевник Саовинны нынче! Конец октября!
– Ночь чар. – Дед отхлебнул принесенного ему жидкого супа. – Ночь духов и страхов!
– Ого! – сказал Юз Йанновиц. – Дедок-то, гляньте, сейчас нас тут нищенской повестью порадует!
– Пусть радует, – зевнул Деде Варгас. – Все лучше, чем нуда эта!
– Саовинна, – повторил загрустевший Киприан Фрипп Младший. – Уж пять недель после Говорога. И две – как здесь сидим. Битых две недели! Саовинна, ха!
– Ночь чудес. – Дед облизнул ложку, пальцами выбрал что-то со дна миски и сшамкал. – Ночь страхов и чар!
– Ну, не говорил я? – ощерился Юз Йанновиц. – Будет дедовская сказка!
Дед выпрямился, почесался и икнул.
– Сочевник Саовинны, – начал он напыщенно, – последняя ночь перед ноябрьским новолунием, у эльфов – последняя ночь старого года. Когда новый день наступит, то это у эльфов уже новый год. И тут у эльфов есть обычай, чтоб в ночь Саовинны все огни в доме и окрест от одной щепы смолистой зажечь, а остаток щепы спрятать как следует, аж до мая, и той же самою огонь Беллетэйна распалить, в новолуние. Тогда будет везенье и даренье. Так не токмо эльфы, но и такоже наши некоторые делают. Чтобы от духов злых ухраниться…
– Духов, – фыркнул Юз. – Послушайте только, что этот старпер болтает!
– Это ночь Саовинны! – продолжал дед торжественным тоном. – В такую ночь духи ходят по земле! Души покойных стучат в окна, впустите нас, впустите. Тогда им надобно меду дать и каши и все это водкой окропить…
– Водкой-то я себе самому предпочитаю горло кропить, – захохотал Риспат Ля Пуант. – А твои духи, старик, могут меня вот сюда поцеловать!
– Ох, милсдарь, не шуткуйте над духами, мстивые они ибо! Сегодня сочевник Саовинны, ночь страхов и чар. Наставьте уши, слышите, как вокруг шуршит и постукивает? Это мертвые приходят с того света, хотят вкрасться в дом, чтобы отогреться при огне и сыто поесть. Там, по голым полям и облысевшим лесам, гуляет ветер и заморозь. Заблудшие души зябнут, тянутся к жилью, где тепло и огонь. Тут не след забыть им выставить еды в мисочке на порог или где на гумне, потому как если там мертвецы ничего не сыщут, то по полночи сами в халупу войдут, чтобы пошукать…
– О Господи помилуй! – громко шепнула одна из девок и тут же пискнула, потому что Фрипп ущипнул ее в ягодицу.
– Недурная повестушка, – сказал он. – Но до совсем доброй ей далеко! Налей-ка, хозяин, старику кружку пивка теплого для сугреву! Может, добрую расскажет! Добрую повесть о духах, парни, вы по тому узнаете, что заслушавшихся девок можно как следует ущипнуть, они и не заметят!
Мужчины захохотали, послышался писк обеих девушек, на которых проверялось качество повествования. Дед отхлебнул теплого пива, громко шмыгая носом и отрыгиваясь.
– Гляди мне не упейся да не усни! – грозно предостерег Деде Варгас. – Не задаром тебя поим! Давай говори, пой, на дуде играй! Веселье должно быть.
Дед раскрыл рот, в котором одинокий зуб белел словно верстовой столб среди темной степи.
– Так это ж, милсдарь, Саовинна! Какая тут музыка, какая игра? Не можно. Музыка для Саовинны – это вон тот за окном ветер. Это оборотни воют и вомперы, мамуны стонут и стенают, гули зубами скрежещут! Беанн’ши скулит и кричит, а кто тот крик услышит, тому, это уж точно, скорая смерть писана. Все злые духи покидают свои укрытия, ведьмы летят на последний их предзимний шабаш! Саовинна – ночь страхов, чудес и волшебства! В лес не ходить, потому как леший загрызет! Через жальник не ходить, потому как мертвяк уцепит! Вообще лучше из хаты не выходить, а для верности в порог вбить новый нож железный, над таковым зло переступить не осмелится. Бабам же надобно особливо детей стеречь, потому как в ночь Саовинны дитятю может русалка либо слезливица скрасть, а обмерзлого найденыша подкинуть. А которая баба на сносях, та пусть лучше не выходит на двор, потому как ночница может плод в лоне попортить! Заместо ребенка родится упырь с железными зубами…
– О Господи!
– С железными зубами! Для почину матери грудь отгрызет. Потом руки. Лицо обгладывает… Ух, чтой-то я оголодал…
– Возьми кость, на ней еще осталось малость мяса. Старичкам много есть не здорово, запор может сделаться и – конец, ха-ха! А, хрен с ним, принеси ему еще пива, девка. Ну, старый, давай о духах еще!
– Саовинна, милостивые государи мои, для упырей последняя ночь, чтобы посвоевольничать. Позже заморозь силы у них отбирает, потому собираются оне в Бездне, под землей, откуда уж цельную зиму носа не кажут. Потому от Саовинны и до февраля, до праздника Имбаэлк, до Почкования, значицца, самое лучшее время для походов в места волшебные, чтобы сокровищ там искать. Ежели в теплый час, для примеру, в негодяйщиковой могиле копаться, то выскочит оттедова негодяйщик разозленный и копальщика сожрет. А от Саовинны до Имбаэлка – копай и греби, сколь сил достанет, негодяйщик, ровно старый медведь, крепко спит!
– Во наплел, старый хрыч!
– Правду я говорю, милсдарь. Да, да. Чародейская это ночь, Саовинна, страшная, но одновременно и наилучшая для ворожбы и предвещаний всяких разных. В таку ночь гадать надо и по костям ворожить, и по руке, и по белому петуху, и по луковице, и по сыру, и по кроличьей требухе, и по дохлому нетопырю…
– Тьфу на тебя!
– Ночь Саовинны – ночь страха и упырей… Лучше по домам сидеть. Всей родней… У огня…
– Всей родней, говоришь? – повторил Киприан Фрипп, неожиданно хищно ощерившись на дружков. – Всей, значит, родней, чуете? Вместе с той бабой, которая вот уж неделю от нас хитро по каким-то камышам кроется!
– Кузнечиха! – тут же сообразил Юз Йованновиц. – Златоволосая красотка! Ну у тебя башка, Фрипп! Сегодня можно ее в халупе придыбать! Ну, парни! Налетим на кузнечихин домишко?
– У-у-у, да хоть сейчас. – Деде Варгас крепко потянулся. – Прям как вот вас вижу кузнечиху эту, через деревню идущую, ейные сиськи подпрыгивающие, ейный задок вертлявый… Надо было ее тогда сразу брать, не ждать, да вот Дакре Силифант, дурной служака… Но нонче нет здеся Силифанта, а кузнечиха в хате! Ждет!
