Все уже и так изменилось, и они оба это знали. Город, который они строили вместе — уменьшенное, более спокойное вместилище того изящества, которое воплощал Силвенес при халифах, — был достроен, и его краткий период расцвета миновал. Чем бы ни закончилось вторжение, город эмира Бадира, город музыки и слоновой кости, погиб.
Воины Халоньи или мувардийцы. Со стороны одних их ждали ужасные пожары, а со стороны других?..
Было уже очень поздно. За стенами лил дождь, ритмично барабаня по окнам и листьям. Оба они сохранили свою привычку выпивать вместе этот последний бокал вина; глубина и прочность их дружбы отражались в молчании не меньше, чем в словах.
— Сегодня утром пришло сообщение, что они строят небольшие лодки, — произнес Бадир. И отпил вино из бокала.
— Я тоже это слышал. — Мазур пожал плечами. — Через озеро они не пройдут. Они не смогут сделать суда настолько большими, чтобы перевезти достаточное количество людей. Мы их уничтожим из башен гавани.
— Они могут помешать нашим рыбакам выйти на лов. Отчасти осада терпела провал из-за того, что маленькие суда Рагозы, проявляя осторожность, могли выходить в озеро. Их прикрывали лучники на стенах гавани, когда они возвращались назад.
— Хотел бы я увидеть, как джадиты попытаются заблокировать гавань во время осенних ветров. У меня есть пловцы, способные потопить любую лодку, которую они туда пошлют. Надеюсь, они попытаются.
— Пловцы? Осенью? Ты пошлешь туда людей с буравами? Мазур отхлебнул из своего бокала.
— Добровольцы будут отталкивать друг друга локтями, государь. Мне приятно сказать, что город не собирается сдаваться.
Помогало то, что сдаться было, по сути дела, невозможно. Они убили короля Халоньи и одного из верховных клириков из Фериереса еще до начала осады.
Это было делом рук ибн Хайрана; его последнее предприятие на службе у Рагозы, как раз перед тем, как он покинул их и уехал в Картаду.
Он взял в городе дюжину лучших людей и выскользнул безлунной ночью на двух маленьких лодках, направляясь на северо-восток вдоль озера. Воины Халоньи, с энтузиазмом сжигая деревни и фермы по пути на юг вокруг озера Серрана, потеряли бдительность и поплатились за это.
Ибн Хайран и его люди неожиданно напали на отряд налетчиков, что и входило в их намерения. Чистая удача — его всегда считали удачливым, — среди тридцати всадников из Халоньи были король Бермудо и священник.
В сумерках весеннего вечера люди ибн Хайрана наткнулись на них в рыбацкой деревушке. Они ждали на берегу, спрятавшись за лодками. Им пришлось наблюдать, как рыбаков сжигали заживо, и слушать их вопли, когда их прибивали гвоздями к деревянным балкам. Когда появились фляги с вином, налетчики окончательно распоясались и набросились на женщин и девушек.
Тринадцать мужчин из Рагозы, полные холодной ярости и решимости, явились в темноте с берега. Они уступали в численности, но это не имело значения. Ибн Хайран прошел по этой горящей деревне, подобно темной молнии, как говорили потом его люди, убивая направо и налево.
Они убили всех участников этого набега.
Короля Халоньи срубил один из рагозцев, до того как его опознали. Бермудо хотели бросить в ближайший костер, но ибн Хайран, ругаясь, как матрос, когда увидел, кто это такой, приказал доставить тело короля Бермудо в город. Он был бы гораздо полезнее живым, но еще мог пригодиться и мертвым.
Священника из Фериереса прибили гвоздями к одному из столбов, которые сам он помогал ставить. Вся Эсперанья двинулась на юг, это уже стало очевидным, и клирики Фериереса пронзительно призывали к священной войне. Пора забыть о выкупе и уважении, которое обычно оказывали служителям богов.
В Рагозе ненадолго испытали надежду, что пугающее исчезновение короля может заставить врага отступить. Но этого не произошло. Королева Фруэла, которая настояла на том, чтобы ехать вместе с войском, со старшим сыном, Беньедо, взяла на себя командование силами Халоньи. К тому времени, когда армия достигла стен Рагозы, она захватила большое количество фермеров и рыбаков, совершая рейды на подступах к городу. Их не убили. Вместо этого осаждающие начали по одному калечить их на виду у горожан утром и на закате, в то время, когда джадиты молились своему золотому богу света.
Так продолжалось четыре дня, потом эмир Бадир принял решение выставить тело короля Бермудо на городских стенах. Герольд довел до сведения осаждавших, что тело подвергнется поруганию, если будут продолжаться пытки у стен города. Королева Фруэла, пылая священным рвением, была склонна продолжать в том же духе, несмотря ни на что, но ее юный сын, новый правитель Халоньи, одержал верх в этом вопросе. Всех пленных убили на следующее утро, без всяких церемоний. Тело короля Бермудо сожгли в Рагозе. Джадиты, глядя на поднимающийся вверх от погребального костра столб дыма, находили утешение в убеждении, что, поскольку он погиб во время войны с неверными, его душа уже обитает в божественной обители света.
Вследствие всего этого, с самого начала осады Рагозы было ясно, что ни о какой сдаче не может быть и речи. Ни одному человеку в городе не позволят остаться в живых, если город падет. В некотором смысле это упростило дело для находящихся внутри. Устранило возможность впасть в соблазн.
Собственно говоря, это и предсказывал ибн Хайран.
— Если все будет кончено, — сказал он Мазуру бен Аврену в то весеннее утро, когда вернулся с запада вместе с Джеаной бет Исхак, — попытайтесь любой ценой сдаться Вальедо.
Неожиданные слова, и эмир, и визирь сочли их таковыми, но они стали более понятными, когда в конце лета состоялось взятие Фезаны и совсем не похожее на него взятие Салоса.
К несчастью, не существовало никаких очевидных способов вести переговоры о сдаче, а сам ибн Хайран — теперь каид войска Картады — был занят тем, что портил жизнь, как мог, вальедцам, приближающимся к Лонзе. Если король Рамиро и начал это вторжение в духе терпимости, то к этому моменту он уже мог изменить свое отношение под ударами смертоносных, обескураживающих набегов блестящего командующего картадцев и под влиянием наступления осени и дождей.
Слуга эмира Бадира снова развел огонь, а потом ловко наполнил бокалы собеседников. Они по-прежнему слышали шум дождя за окном. Воцарилось дружеское молчание.
Визирь чувствовал, как расплываются его мысли. Он поймал себя на том, что рассматривает украшения этой самой потаенной комнаты эмира. Словно впервые, он разглядывал камин, полка которого была украшена резьбой в виде виноградных гроздьев и листьев. Смотрел на само вино и на прекрасно сделанные кубки, на белые свечи в золотых подсвечниках, гобелены из Элвиры, резные фигурки из слоновой кости на боковой полке и над камином. Вдыхал запах благовоний, завезенных из Сорийи, тлеющих на медном блюде, смотрел на резные окна, выходящие в сад, зеркало в позолоченной раме на противоположной стене, причудливо сотканные ковры…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
