- Ну, поверю… - Опер посмотрел на человека-глыбу. - Повезло вам, гражданин. Иные за царапину в цугундер законопатить норовят, да на подольше… Сами-то заявление писать будете по поводу кражи? Если да, то давайте, обязан принять. Если сейчас недосуг, то можете или сегодня после двух, или завтра с утра подойти в двенадцатое отделение. Спросите Чулагина, это я. Тогда всё и оформим, как полагается. Что касается результатов, я вам уже разъяснял…
- Завтра… - уныло буркнул толстый. - Дела у меня.
- У кого их нет… Ладно, буду ждать. - Опер попрощался и ушёл.
Дальше были извинения Семёныча и управляющей, заверяющей в том, что «если бы она знала, то никогда бы…», и тому подобные стереотипы.
Толстый тоже куда-то удалился, не сказав ни слова на прощанье. Михаилу собрали все продукты, разлетевшиеся в ходе эксцесса, причём, все пришедшие в негодность заменили без малейшего напоминания. Проводили до кассы подобием почётного кортежа и тут же разбежались под разными предлогами. Скидок на товар в виде компенсации за все виды полученного ущерба никто не предложил. В принципе, Курмин на это и не надеялся.
Толстый стоял у банкомата и, зло хмурясь, тыкал пальцем в отзывающиеся писком, кнопки агрегата. Михаил прошёл мимо, створки дверей послушно разошлись, выпуская на холод.
Крик "стой!" раздался, когда он прошёл примерно половину расстояния от входа до остановки. Михаил оглянулся. Человек-гора спешил к нему, лицо его было странным: не злым, но решительным. Михаил огляделся по сторонам. Если его сейчас всё же начнут бить, помощи ждать неоткуда.
- Да подожди ты… - Толстый был уже рядом.
- Я не имею никаких претензий… - на всякий случай проговорил Курмин, снова чувствуя себя полностью беззащитным.
- Да в ширинку не упёрлись мне твои претензии! - желчно прорычал человек-гора, нависнув над Михаилом. - Ты, наверное, думаешь, что я за твоё милосердие перед тобой на коленях ползать должен? - Он экспрессивно рубанул ладонью правой руки - по локтевому сгибу левой. - А вот хрен тебе, по всей морде. Понял?! Как вы, суки, мне надоели! Так и норовите к нормальному человеку присосаться, кровь свернуть! Мне уже насрать, что не ты у меня "лопатник" увёл! Но я видел, как у тебя глаза блестели, когда ты узнал сколько там было! Вас же, падлы, жаба душит! Если не украдёте, то будете на говно исходить, что у меня есть, а у вас нету! Чмошники! Работать надо, а не хлебало на чужой карман растопыривать! Пидоры!
Через полминуты этого монолога, Курмину стало ясно, с кем его свела злодейка-судьба. С обычным жадноватым и быковатым коммерсантом. Разве что без явного криминального душка. Жена с её роднёй, продавцы в его торговых точках - все «сворачивали кровь», «не давали жизни» и «гадили как только могли».
Курмин слушал молча, сочтя за лучшее не перебивать. И уж тем более - не учить жизни. Но, честно говоря, начинало задевать. Хочешь разгрузки - иди к памятнику вождю пролетариата, он всё выслушает и слова поперёк не скажет. А Михаил Курмин-то тут причём?
- Ты, наверное, гнида, думаешь, что подломили у барыги «пресс», так ему и надо?! - с ядовитой злостью осведомился толстый. - Да хрен тебе!
Вышеописанный жест повторился с удвоенной экспрессией: толстого, как выражались в старину, "несло". Но Курмину это начинало становиться поперёк души. Вчера продавщица, сегодня этот. Они что - белены всухомятку объелись?!
- Ты думаешь, у меня последнее стебанули?!
Человек-гора вынул из кармана свой бумажник. Вытащил пачку пятитысячных, раздвинул веером и затряс ими перед лицом Курмина.
- Видал?! Пускай слюни, мудила! Ты столько за год не заработаешь, гнида! Привыкли сидеть и ждать, когда им готовенькое принесут. Да ещё просить будут: "Возьмите, пожалуйста". А само-то не идёт, не идёт! Да ты, наверное, за такие "бабки" что угодно готов, а? И в рот взять, и очко подставить! Чё молчишь? Мало предлагаю?! А больше накину, так ты, наверное, с радостью, потом ещё и кайф словишь, пидорок горбатый… Я в людишках с ходу разбираюсь, у меня в этом деле осечек не случалось. Так что - давай, падла? Глазёнки-то горят, "лавандоса" хочется, вижу. Пять минут пастью поработаешь прилежно, и - с прибавком! Соглашайся, пока предлагаю! Чего ломаешься? Давай прямо здесь!
…коренастый крепыш бежал ночными переулками, не разбирая дороги. Смерть находилась где-то рядом, он ощущал её присутствие каждой частичкой своего существа. Существа смертельно перепуганной жертвы. Крепыш не был слаб. В борьбе за место в жизни он прошёл жёсткую уличную школу выживания. Обман, предательства, безжалостные уличные драки подручными предметами. Арматуринами, бутылочными "розочками", самодельными "заточками". И просто кулаками - выбивающими зубы, ломающими рёбра, дробящими носы и челюсти. Но сейчас никогда не подводивший его инстинкт выживания кричал только об одном. Бежать!
Смерть появилась слева, передвигаясь почти беззвучно, с грациозностью сильного и уверенного в себе зверя. Она не торопилась, стопроцентно зная, что все попытки улизнуть, провалиться сквозь землю обречены на неудачу.
Огромная тень, заслонившая ночное небо и великолепный, яркий лунный диск, распласталась в прыжке, целясь в спину убегающей жертвы. В последний момент крепыш почувствовал опасность и прянул в сторону, разворачиваясь лицом к смерти.
Лунным свет заиграл на одиннадцатисантиметровом лезвии отличного выкидного ножа, не единожды пробовавшего крови. Смерть оскалила клыки, издав негромкий, но выворачивающий душу наизнанку рык.
"Уйди, тварь!" - взвыл крепыш. И попытался ударить первым. Попади лезвие в цель - в жёлтый, круглый, пронзительно разглядывающий самые потаённые уголки души глаз - всё могло бы закончиться. Когда надо, крепыш умел двигаться очень быстро. Удар был отработанный, хитрый - с обманкой, гарантирующей почти стопроцентную вероятность удачи.
Этот промах стал первым. И роковым.
Смерть коротким движением ушла вбок ровно настолько, чтобы пропустить бьющую руку мимо цели. Через миг на предплечье крепыша сомкнулось жуткое подобие волчьего капкана и гильотины. Коротко звякнула об обломок кирпича упавшая выкидуха, и смерть мотнула головой, откидывая в сторону первый трофей.
Жертва дёрнулась назад, прижавшись спиной к стене какого-то заброшенного здания, и неверящим взглядом уставилась на правую руку. За долю секунды укоротившуюся до локтя. Багровый поток окропил поросшую сорняками землю, и крепыш заорал в голос, не отводя становящих мутными от боли глаз от покалеченной конечности.
Ещё через секунду ему в грудь упёрлись две тяжёлые лапы, крепко прижимая к стене. Когти медленно рассекали плоть, вдвигаясь в тело. Смерть была близко, её дыхание касалось глаз крепыша, вдруг понявшего, за что ему приходится так расплачиваться...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
