Сам Дэвид в этот момент отнюдь не ощущал себя героем. Герои — по крайней мере, киношные — не испытывают страха; его же внутренности скручивало сейчас это противное, мерзкое чувство… Он не боялся в пещере, полной демонов: был бой, и для страха просто не оставалось времени. Кроме того, он знал, что благодаря своему колдовскому Дару гораздо сильнее любого гиора или мирмеколеона. Но сейчас… вступать в бой с Кантором — чистое самоубийство, без всяких преувеличений: в колдовском противостоянии шансов у Дэвида не больше, чем у подростка — в рукопашном бою с морпехом.
— Не будем ссориться, — стараясь оставаться спокойным, сказал Дэвид. — Дай нам пройти.
— А мы и не поссоримся, — также спокойно, почти дружелюбно, откликнулся Кантор, не двигаясь с места. — Я не ссорюсь с рабами.
— Я не раб, — негромко произнес Дэвид.
— Нет? — Кантор улыбнулся. — А кто?
— Кантор… — попыталась вмешаться Идэль. Тот вскинул руку.
— Подожди, пусть скажет. — Теперь он смотрел только на Дэвида. — Ну?!
— Я свободный человек, — медленно и четко произнес землянин. Возникло чувство, что он подписывает свой смертный приговор.
— Вот как? — Кантор чуть наклонил голову. — Свободный?
— Да!
На поднятой руке кен Рейза едва заметно шевельнулись пальцы — и Дэвид вдруг ощутил, как страшная сила, сминая охранное поле амулета, поднимает его в воздух и швыряет вниз, к подножию лестницы. Он успел сгруппироваться и только поэтому не сломал при падении пару–тройку костей, но удар был так силен, что из него вышибло дух. В глазах помутилось.
Когда муть прошла, он увидел Идэль, из рук которой изливался смертоносный свет, и кен Рейза, левой рукой удерживающего Щит Тьмы… Губы Идэль были плотно сжаты, а сама она — содрогалась от напряжения, как натянутая струна; Кантор же стоял спокойно, даже небрежно, будто на уроке. Когда Дэвид начал подниматься на ноги, кен Рейз сделал вращательное движение левой кистью, в результате чего Щит Тьмы преобразовался в водоворот, рассеявший и поглотивший серебристые лучи Идэль. Одновременно он изменил положение корпуса, выбрасывая вперед правую руку — и сила, подобная той, что поразила Дэвида, обрушилась на кильбренийку. Идэль подняло и ударило об стену; похоже, на какое–то время она потеряла сознание, потому что чуть позже, когда Кантор отпустил ее, беспомощно скатилась вниз по ступенькам. Платье задралось, обнажив длинные ноги, которые Дэвид столько раз гладил и целовал… Поднявшись на колено, Брендом закрыл глаза, приложил одну руку ко лбу, а вторую вытянул вперед и вверх: Зрячая Молния, снабженная Когтистыми Клинками из Огня и Света, с грохотом и визгом разорвала воздух. Закричал кто–то из первокурсников, не успевших покинуть вестибюль в начале разборки: помимо разных боевых свойств, которыми наделил свое заклятье Дэвид, молния распространяла вокруг себя ярчайший свет, настолько сильный, что всякий, смотревший на нее, мгновенно слеп. У землянина не было лишнего мгновения, чтобы вызвать Око, но и без него Дэвид, пусть и не так отчетливо, мог ощущать магические потоки. Он почувствовал, как его заклятье наткнулось на что–то аморфное, неопределенное и едва ли не мгновенно было выжато, выпито, развеяно и иссушено: Кантор успел выставить Щит Тьмы. Открывая глаза и поднимаясь на ноги, Дэвид одновременно сотворил самое мощное из своих защитных заклинаний: он знал, что долго ответа ожидать не придется, и оказался прав. Однако в тот момент, когда Кровавый Молот обрушился на его оболочку, составленную из десятка Форм и всех подвластных землянину стихий, Дэвид мимолетно пожалел о том, что потратил свой последний ход на защиту… возможно, следовало бы ударить ещё раз — вдруг все–таки удалось бы достать Кантора?… Его оболочка была сметена сразу, будто стена песочного замка, смываемая океанской волной. Бороться с урожденным магом — все равно что бороться с приливом. Схожее ощущение, наверное, испытывали охранники, натасканные и вооруженные Эрбаном и Каи, когда Лайла давила их, одного за другим, тратя на каждого по одному заклятью, не больше.
Проломив все барьеры, Кровавый Молот обрушился на Дэвида, опрокидывая на спину и вминая в пол. Разом лопнули кровеносные сосуды в носу, из ушей хлынула кровь, кожа на лице раскрылась, из множества пор выступила кровавая влага. Он ослеп — и на телесном, и на более «тонком» плане реальности; выставляя перед собой руки в тщетной попытке защититься, он понимал, что второго удара не переживет.
Но второго удара не последовало, вместо него пустынное пространство вестибюля прорезал сухой и холодный голос:
— Что тут происходит?!
Дэвид не сразу узнал говорившего, но то, что ситуация изменилась, ощутил немедленно. Провел рукой по лицу, шепча исцеляющее заклятье.
— Ничего особенного, господин Дильбрег, — откуда–то издалека донесся вежливый голос Кантора. — Господин Брендом попросил меня показать ему одно боевое заклятье, которое его очень интересовало… конечно же, я не мог ему отказать…
Дэвид помотал головой. Мутные пятна постепенно обретали формы двух человеческих фигур. Дильбрег, как всегда, в красном и черном, и Кантор, почти такой же высокий и намного более мускулистый, чем преподаватель прикладной ритуалистики — в белой сорочке, темно–сером камзоле без рукавов и черных бриджах…
— А эта девушка?… — Черная перчатка Дильбрега указала на Идэль, по–прежнему пребывающую в беспамятстве. — Она тоже вас попросила… что–то ей показать?…
Лицо Кантора приняло растерянный вид. Он посмотрел на Идэль так, как будто видел ее впервые.
— Девушка?… Ой, кажется, ей плохо!.. В обморок, наверное, упала… от переутомления, должно быть… у нас такая напряженная программа обучения, господин кен Аунблан, что не все с ней справляются… особенно эмигранты и гости — они ведь такие хрупкие, нежные… Ничего–ничего, не беспокойтесь, сейчас я ей помогу… — и начал спускаться по лестнице.
— Мразь… — приподнявшись на локте, прохрипел Дэвид. — Не тронь ее… — Перевел взгляд на Дильбрега. — Все ложь… все, что он сказал… Помогите… — и зашелся в кашле, выхаркивая на мраморный пол вестибюля собственную кровь.
Когда он вновь поймал взгляд Дильбрега, тот равнодушно покачал головой. Кантор довольно ухмыльнулся: учитель оказался не дураком. А может, добить Бездаря–выскочку прямо сейчас, к их обоюдному удовольствию?… Окажется ли препод настолько правильным, что согласится поучаствовать в забаве? Сомнение все ещё читалось в его глазах, когда Дильбрег сказал:
— Значит, практикуетесь на второкурсниках в боевых заклятьях, досточтимый господин кен Рейз? Похвальное прилежание. Прошу вас, продолжайте. — Дильбрег сделал широкий приглашающий жест.
Однако что–то в его тоне было не то, потому что Кантор продолжать не стал, а только напряженно, с подозрением, уставился на учителя.
Пауза затянулась. Дэвид кое–как сел — прямо на пол. Он с избытком наглотался собственной крови и все ещё продолжал выплевывал ее наружу.
— Ну что же вы, Кантор? — с отеческой укоризной пожурил ученика Дильбрег. — Продолжайте, не стесняйтесь.
— Я не…
— Неужели вы полагаете, что я стану вмешиваться? Ну что вы!.. — Учитель успокоительно махнул кистями рук, как будто подчеркивая очевидную нелепость этой идеи. — Неужели я враг сам себе?… Уверяю вас, господин Кантор, у меня и в мыслях не было мешать вам. Молодым идиотам вроде вас я многим обязан: например, мне не нужно бегать по хеллаэнским городам, разыскивая живой материал для наших практических занятий. Следующее занятие такого рода намечено у меня только через два–три месяца, но обещаю, я сохраню до этого времени вас в полной неприкосновенности внутри замедляющего заклинания… Продолжайте, пожалуйста, и побыстрее: у меня скоро начнется урок, а до этого времени мне бы хотелось обеспечить вашу безопасность… на ближайшие два–три месяца.
— Какое вам до него дело? — презрительно скривив губы, спросил Кантор. — Что вы так печетесь об этом смерде?
— До него — абсолютно никакого, — доверительно сообщил Дильбрег. — Более того, мне нет дела даже до престижа Академии, который вы — совершив убийство в ее стенах — собираетесь вымазать в грязи. Все, что меня заботит — моя скромная, личная работа с четырьмя различными группами весьма настырных учеников, нуждающихся не только в сухой теории, но и в живой, непосредственной практике… каковую работу вы, господин Кантор, любезно хотите мне облегчить. За что я вам безмерно признателен.
— Только троньте меня — и будете иметь дело с моей семьей! — процедил Кантор, чуть приподнимая руки — так, будто ждал нападения и готовился его отразить.
Дильбрег не пошевелился.
— Не думаю, что буду иметь, — спокойно сказал он. — Ваша семья не настолько глупа, насколько вы воображаете, и не станет лезть в бутылку из–за одного молодого идиота. Неписаные правила знают все… ох, простите. Кантор — все, кроме вас. Совершив в этих стенах убийство человека, который заплатил за обучение и, можно сказать, доверился нам на этот период, вы как бы распишетесь в том, что прямо–таки горите желанием стать учебным пособием на одном из уроков. Понимаете, Кантор, ваша семья будет иметь дело не только и не столько со мной, сколько со здешней администрацией, каковая абсолютно не желает, чтобы престиж Академии — а значит, и цены на обучение — резко упали вниз… Кстати, вы слышали о кен Церультах? Известная была семья. Четыреста лет тому назад их возмутили действия Академии в отношении одного из учеников, происходившего из их семьи… да–да, он, как и вы, Кантор, оказался настолько глуп, что позволил себе совершить убийство другого ученика прямо в этих стенах… в этом оплоте разума, подлинной колыбели прогресса. — Голос Дильбрега преисполнился силой, даже пафосом. — Кен Церульты были недовольны — очень недовольны — трагичной судьбой юного убийцы. Настолько недовольны, что не вняли голосу разума и — смешно сказать — решили восстановить какую–то якобы нарушенную справедливость. Например, они утверждали, что на их мальчика напали и он убил, защищаясь… и что это будто бы должно было стать причиной, по которой мы потеряли бы право использовать ткани его эфирного тела в опытах на уроке, посвященном строению, разрушению и восстановлению человеческих энергополей… И ведь заметьте, администрации не пришлось ничего делать, поскольку как раз в этот период у нас обучалась любовница одного из Обладающих Силой. Мы всего лишь известили упомянутого господина о происходящих в городке событиях, и он сам — я подчеркиваю, сам — пришел к выводу, что метеоритный обстрел может угрожать здоровью и душевному равновесию его пассии… Ну а что случилось потом, вы, наверное, знаете и без меня — была локальная скоротечная война, в ходе которой кен Церульты… я имею в виду, центральная ветвь их рода, которая и начала всю эту бузу… перешла из состояния непосредственного бытия в состояние присутствия исключительно на страницах авантюрных романов и исторических хроник… Так вот, господин Кантор де Рейз, при всем моем уважении к вам, я отчего–то убежден, что ваша семья в целом не окажется настолько глупа, что захочет разделить трагическую участь безвременно покинувших нас кен Церультов… даже ради такого откормленного и самоотверженного экземпляра, как вы.
