Философию, в отличие от религии, Кропоткин не отвергал. Но порой понимал ее задачи узко: обобщение научных данных. Он считал, что настало время создавать «синтетическую мировую философию, включая сюда жизнь общества». Она должна отвергнуть идеи бессмертия души, особой жизненной силы и творца. «Мы должны низвергнуть третий фетиш – государство, власть человека над человеком. Мы приходим к предвидению неизбежности анархии для будущего цивилизованного общества». Значит, философия XX века, заключил он, «станет анархической».
«Государство… покровитель мироедства, заступник хищничества, защитник собственности, основанной на захвате чужой земли и чужого труда! Тому, у кого ничего нет, кроме рук да готовности работать, тому нечего ждать от государства». Он высказывал и некоторые сомнения в возможности реализовать коммунистические идеалы: «Хватит ли у современных образованных народов достаточно строительного общественного творчества и смелости, чтобы использовать завоевания человеческого ума для всеобщего блага – трудно сказать заранее». Он надеялся на «всеобщий, мировой закон органической эволюции, вследствие чего чувства взаимопомощи, справедливости и нравственности глубоко заложены в человеке со всею силою прирожденных инстинктов; причем первый из них, инстинкт взаимной помощи, очевидно, сильнее всех, а третий, развившийся позднее первых двух, является непостоянным чувством и считается обязательным. Подобно потребности в пище, убежище и сне, эти три инстинкта представляют инстинкты самосохранения».
С детства он остро ощущал природу поэтически, без логического анализа: «Бесконечность вселенной, величие природы, поэзии и вечно бьющаяся ее жизнь производили на меня все большее и большее впечатление, а никогда не прекращающаяся жизнь и гармония природы погружали меня в тот восторженный экстаз, которого так жаждут молодые натуры». В то же время он был, что называется, рационалистом и с наибольшим интересом занимался в Пажеском корпусе математикой, физикой и астрономией. Стремился проверить алгеброй гармонию мироздания. У него была склонность к четкой законченной модели мира в стиле «Математических начал…» Ньютона, но только без Бога. Холодный рассудок не подавлял в нем восторженных движений души: «Непрестанная жизнь вселенной… сделалась для меня источником высшей поэзии, и мало-помалу чувство единства человека с одушевленной и неодушевленной природой… стало философией моей жизни».
Если человек – малая часть Вселенной и сходен с ней по структуре, то он, как говорили древние, – микрокосм. В таком случае надо признать, что изумительно сложное и гармоничное мироздание обладает свойствами живого и разумного сверхорганизма.
Прямые высказывания на этот счет у Кропоткина не выходили за границы сугубо научных представлений. В «Этике» он писал:
«Наши понятия о жизни так расширились: что мы привыкаем теперь смотреть на скопления вещества во вселенной – твердые, жидкие, газообразные (таковы некоторые туманности звездного мира) – как на нечто живущее и проходящее те же циклы развития и размножения, какие проходят живые существа». А говоря о высоком вдохновении и провидениях великих поэтов, он ссылался на чувство «общения с Космосом и единения со всем человечеством».
В то время, более ста лет назад, подобная позиция была характерна для мистиков (можно упомянуть и великого хирурга Пирогова). У них она определялась верой в иной, нематериальный мир, в инобытие, бессмертие души. Кропоткин подобные взгляды категорически отвергал. Свои воззрения он основывал на естествознании. Казалось бы, ему следовало присоединиться к выводам дарвиниста Т. Гексли, который отделял космический процесс природы и нравственные явления, свойственные лишь человеку, достигшему определенного уровня культурного развития: Природа вне морали, высоких принципов добра и справедливости; здесь господствует «кровавая схватка зубами и когтями»; «космическая природа вовсе не школа нравственности, напротив того, он главная штаб-квартира врага всякой нравственности».
Но Кропоткин доказывал нечто прямо противоположное: «Нравственное начало в человеке есть не что иное, как дальнейшее развитие инстинкта общительности, свойственного почти всем живым существам и наблюдаемого во всей живой природе». Во всей? Выходит, основы добра и красоты присутствуют в космическом порядке? Но как такое возможно без участия Разума? Не может быть космический порядок, включающий добро и красоту (осознание которых человеком определялось законами природы), возникнуть случайно? В таком случае он не сохранил бы устойчивость, вновь вернувшись к хаосу. Если этого не происходит, следует говорить о естественных свойствах Вселенной, присущих ей изначально.
В своих рассуждениях Кропоткин предпочитал держаться подальше от гипотез. Сказывался характер естествоиспытателя, озабоченного прежде всего обобщением фактов. На этом пути он поднимал неожиданные проблемы. Например, попытался обнаружить природные основы понятия о справедливости. На первый взгляд, сама постановка вопроса совершенно некорректна. Для природы одинаково приемлемы мгновения и вечность, атом и звезда, жизнь и смерть организма; справедливость придумали люди, соединенные в сообщество и начинающие сознавать права и достоинства личности. И все-таки, оказывается, вовсе не исключается природная биологическая основа даже такого сугубо человеческого понятия: «Склонность нашего ума искать „равноправия“ не представляет ли одно из следствий строения нашего мыслительного аппарата – в данном случае, может быть, следствие двустороннего или двухполушарного строения нашего мозга? На этот вопрос, когда им займутся, ответ получится, я думаю, утвердительный», – предположил Кропоткин.
По его мнению, мозг работает, как теперь говорят, в режиме диалога благодаря тому, что состоит их двух полушарий, а продуктивный диалог возможен только при равенстве «собеседников».
В XX веке выяснилось, что полушария отчасти выполняют разные функции. Однако своеобразное двуединство мозга в здоровом организме сохраняется. И происходит это, по словам Кропоткина, потому, что «в нас говорит эволюция всего животного мира». Она длится уже сотни миллионолетий. Поэтому «наше нравственное чувство – природная способность, совершенно так же, как чувство осязания или обоняние».
Убедительно? Вряд ли. Возникает порочный круг: нравственность (взаимопомощь, справедливость, самоотдача) возникла в результате биологической эволюции, а важнейшим фактором эволюции является взаимопомощь, нравственность. Непонятен способ, благодаря которому земные организмы обрели такое качество. Неужели еще на стадии микробов или вирусов? Или простейшая форма размножения путем делания одноклеточного организма надвое уже определяла «родственные связи» двух половинок, ставших самостоятельными существами? И тогда чувства любви, сострадания, справедливости есть проявление эгоизма, но только не личного, а семейного, родового, всечеловеческого, всеобще-животного…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
