* * *
Все утро Матату вел их по заброшенным полям мимо опустевших деревень. Разросшиеся сорняки хорошо укрывали их. Тропинки и сгоревшие хижины они старались обходить стороной.
Клодия с трудом поспевала за мужчинами. С предыдущего вечера они шли лишь с короткими остановками на отдых, и она дошла до предела своих возможностей. Боли она не чувствовала. Даже маленькие дьявольские шипы с красными головками, которые, когда она продиралась сквозь них, оставляли глубокие царапины на открытой коже ее рук, вызывали всего лишь зуд без всякой боли. Она шагала тяжело, почти машинально, и хотя старалась поддерживать общий ритм, ей казалось, что она тащится сзади, как игрушка на веревочке. Шон замедлил ход и теперь шел прямо впереди ее, а она все равно не могла попасть в такт его широким шагам. Он обернулся через плечо, заметил, как она отстает, и замедлил шаг, подстраиваясь под ее шажки.
— Извини, — пролепетала она.
Он бросил взгляд на небо.
— Нам надо продолжать идти, — ответил он.
И она с трудом потащилась за ним дальше.
Вскоре после полудня они снова услышали вертолет. Звук его двигателей был слабым и с каждой минутой становился все слабее, удаляясь куда-то на север.
Шон обнял рукой Клодию, и та покачнулась.
— Отличная работа, — ласково сказал он ей. — Извини, что заставил тебя сделать это, но мы сделали хороший бросок. Чайна никак не ожидает, что мы ушли так далеко на юг. Он отправился обратно на север, а мы теперь можем отдохнуть.
Он повел ее к невысокому кусту колючей акации, который образовывал естественное укрытие. Всхлипывая от изнеможения, она повалилась на жесткую землю и лежала, не двигаясь, а Шон присел перед ней на корточки и начал снимать с нее ботинки и носки.
— Твои ноги прекрасно загрубели, — сказал он, осторожно массируя ей ступни, — никакого намека на мозоли. Теперь ты не хуже настоящего разведчика, только в два раза мужественнее.
У нее не было сил даже улыбнутся в ответ на его комплимент. Шон натянул ее носок себе на руку, просунул палец в дырку и начал изображать нечто похожее на куклу-чревовещателя.
— Да. Ходит она хорошо, — заговорил носок голоском мисс Пигги, — но ты бы видел, дружище, что она вытворяет в постели.
Клодия тихо хихикнула, и он ласково ей улыбнулся.
— Так-то лучше, — сказал он. — А теперь — спать.
Еще несколько минут она наблюдала, как он возится с ее носком.
— Которая из твои сожительниц научила тебя штопать? — сонно пробормотала она.
— Я был девственником, пока не встретил тебя. Спи.
— Кто бы она ни была, я ее ненавижу, — сказала Клодия и закрыла глаза.
Ей показалась, что она не успела смежить веки, как открыла их снова, но свет сменился на легкую вечернюю тень, а полуденная жара спала. Она села.
Шон что-то стряпал на небольшом костре из сухих сучьев. Он поднял голову и взглянул на нее.
— Есть хочешь? — спросил он.
— Умираю от голода.
— Тогда вот тебе обед.
Он поднес ей металлический котелок.
— Что это такое? — с подозрением спросила она и уставилась на гору подгоревших черных сосисок, каждая величиной с ее мизинец.
— Не спрашивай, а ешь, — ответил он.
Она осторожно взяла одну и понюхала. Она еще была горячей.
— Ешь! — повторил он и для примера взял одну сам, сунул в рот, пожевал и проглотил.
— Чертовски хороши, — высказал он свое мнение. — Давай!
Она с опаской откусила кусочек. Сосиска лопнула под ее зубами и наполнила рот какой-то жижей, консистенцией напоминающей растопленный крем, а вкусом — шпинат со сметаной. Она заставила себя проглотить это.
— Давай еще.
— Нет, спасибо.
— В них полно белка. Ешь.
— Не могу.
— Ты не выдержишь следующего перехода на пустой желудок. Открывай рот.
Один кусок он клал ей в рот, а потом такой же кусок проглатывал сам.
Когда котелок опустел, она снова спросила:
— А теперь скажи мне, что же мы такое ели?
Но он только улыбнулся и покачал головой. Шон повернулся к Альфонсо, который сидел на корточках рядом с костром и уплетал свою порцию.
— Настрой радио, — приказал Шон. — Давай послушаем, есть ли у Чайны что нам сказать.
Пока Альфонсо возился с установкой антенны, в лагере бесшумно появился Матату. Он принес цилиндр из свежесодранной коры, оба конца которого были заткнуты пучками сухой травы. Он обменялся несколькими словами с Шоном, и тот посерьезнел.
— Что такое? — озабоченно спросила Клодия.
— Матату видел впереди много разных следов. Похоже, впереди полно патрулей. Кто это — РЕНАМО или ФРЕЛИМО, — он определить не сумел.
Клодия сразу почувствовала себя неуютно, придвинулась поближе к Шону и притулилась у его плеча. Они вместе принялись слушать рацию. Здесь, похоже, радиообмен шел намного интенсивней, большинство переговоров проводилось либо на шанганском, либо на африканском варианте португальского.
— Что-то явно затевается, — проворчал Альфонсо, возясь с настройкой. — Они выстраивают патрули в заградительную цепь.
— РЕНАМО? — спросил Шон.
В ответ Альфонсо только кивнул головой.
— Похоже, это люди генерала Типпу Типа.
— Что он сказал? — спросила Клодия, но Шон не хотел слишком уж тревожить ее.
— Обычные переговоры, — соврал он. Клодия успокоилась и стала наблюдать, как Матату, присев на корточки у костра, аккуратно раскрыл цилиндр из коры и вытряхнул его содержимое на угли. Когда же она поняла, что он готовит, то в ужасе застыла.
— Это отвратительно!
Она не смогла закончить фразы и с изумлением и ужасом уставилась на вываливающихся в угли больших извивающихся гусениц. Покрывающие их длинные коричневатые волоски мгновенно вспыхивали и превращались в облачка дыма. Постепенно гусеницы прекращали извиваться и превращались в небольшие подгоревшие сосиски.
Когда она их узнала, то издала тихий сдавленный крик.
— Это не…! — выдавила она из себя. — Я не могу! Как ты мог! О! Нет! Я не могу поверить!
— Очень питательно, — заверил ее Шон.
А Матату, заметив направление ее взгляда, взял одну гусеницу, несколько раз перебросил ее с одной руки на другую, ожидая, пока она остынет, а потом с покровительственной улыбкой предложил ее Клодии.
— Думаю, меня сейчас вырвет, — сказала она и отвернулась. — Я не могу поверить, что я действительно это ела.
В этот момент в рации что-то щелкнуло, и послышалась речь на каком-то гортанном языке, которого Клодия не поняла. Однако внезапный интерес Шона к передаче заставил ее позабыть о том, что ее должно было вырвать от отвращения, и она спросила:
— Это на каком они?
— Африкаанс, — коротко ответил он. — Тихо! Слушай!
Но передача внезапно прервалась.
