нараспев проговорил фехтмейстер. – Вот Искра, что вновь захотела стать человеком. И так начался закат ее…
Звучало как цитата, но эта короткая речь Елене уже ничего не говорила.
- Понятно, - она решила, что пора заканчивать. – Значит, нет. Ну…
Женщина встала, опустила руки по швам, глядя в серые глаза мага.
- Жаль. Грустно… и обидно. Но я понимаю, что обида, она глупая и бесполезная, это душевное. А разумом, - Елена постучала себя по виску. – Разумом я понимаю, что мне не в чем тебя винить. Наоборот, ты поделился со мной удивительным знанием и ничего не требовал взамен. Может, это знание и не полно… но уж всяко больше чем я могла бы надеяться. Поэтому…
Она поклонилась в японском стиле, церемонно и в то же время со всей искренностью.
- Поэтому я прошу простить мою обиду. И дурные слова, которые я говорила в твой адрес… иногда. Я прошу принять мою благодарность, как ученик наставника. И как просто человек другого… человека, который пришел на помощь в трудное время.
Она поклонилась еще раз, и Пантин встал, очень мягким, текучим движением, словно жидкий робот из второго «Терминатора».
- Принимаю твою благодарность, - ответил мастер. – И отвечу на нее скромным даром.
Пока Елена боролась с растерянностью и взрывом любопытства, воин-маг достал и-за пазухи сложенный вчетверо лист пергамента. Он выглядел как самостоятельный рисунок, а не выдранный из книги отрывок. На серо-белом фоне было изображено что-то вроде одной из граней игральной кости – четыре круга, соединенные широкими линиями между собой в квадрат и по диагонали. Каждый кружок был подписан, также отдельная надпись венчала одну из косых линий. Елена напрягла память и глаза, продираясь через сложную вязь архаичного шрифта (при том, что лист не выглядел очень древним, краски казались свежими, материал не выцвел).
«Сильный»
«Слабый»
«Опережая»
«Опаздывая»
«В соединении»
Приглядевшись, Елена поняла, что на рисунке есть еще две пары стрелочек, изогнутых причудливыми зигзагами. Одна пара - обычные, просто очень тонкие, вторая - пунктирные, все четыре шли от круга «опережая» к надписи «опаздывая».
- Владей, - Пантин разжал пальцы, буквально вынудив ученицу подхватить лист.
Елена сразу отметила, что пергамент не только хорошо выделан, но и явно чем-то пропитан для убережения от влаги. Опыт писца подсказал - рисунок в три цвета изображен лучшими чернилами.
- Я в любом случае принимаю дар с благодарностью, - Елена прижала лист к сердцу обеими руками, однако не удержалась от укола. – Еще бы понять, что он символизирует.
- Здесь, - улыбнулся Пантин не без издевки, хоть и добродушной. – Все секреты Высокого Искусства.
- Э-э-э… - вырвалось у Елены. – Все-все?
- Да, - с предельной серьезностью кивнул воин-маг.
- Боюсь… я не понимаю.
Елена снова пригляделась к рисунку.
- Используй то, что находится рядом для преодоления того, что напротив, - посоветовал Пантин. - И этого хватит для победы над любым противником.
- Но я все равно не…
Мастер приложил палец к губам, призывая к молчанию, и женщина осеклась.
- Когда поймешь, считай, что познала истину боя. Проникла в сердцевину искусства причинения смерти, - так же серьезно промолвил Пантин. – В точку опоры, ступицу, вокруг которой оборачивается все остальное. После этого для тебя останется лишь практика. Очень много практики. Увы… - он покачал головой. – Больше мне нечего дать тебе. Распорядись этим даром, как пожелаешь и сочтешь нужным.
Елена бережно сложила пергамент вдвое и поместила в тубус из вощеной кожи, туда где хранилась грамота лекаря.
- Спасибо, - ответила она. – Я буду думать над этим знанием.
- Хорошо, - согласился Пантин. – А теперь… удачи.
- Постой! – воззвала Елена уже в спину мастера. – Мне попрощаться за тебя с Раньяном?
- Как сочтешь нужным, - Пантин так и не оглянулся, выходя. – Доброго пути, Искра…
И все-таки он оглянулся, в тот момент, когда Елена уже и не ждала
Женщина не раз видела мастера улыбающимся, ведь Пантин был избавлен от злобной мизантропии Фигуэредо. В основном это были усмешки, полные едкого сарказма или около того, хотя случались и более добрые варианты. Сейчас же… старик глядел на молодую женщину с печальной мудростью и будто хотел ободрить ее, но в то же время понимал, что это бесполезно. Так мог бы смотреть пришелец из грядущего на детей раннего Советского Союза, грезящих коммунизмом. Или участник Первой мировой на людей из середины девятнадцатого века, беспредельно верящих в доброе торжество науки.
- Помни, Yr un wnaeth wagio'r llu, что судьбы нет, - очень мягко произнес он, и каждое слово древнего мага казалось наполненным бездной смыслов. – Есть лишь выбор человека. Нет судьбы и нет будущего, мы создаем их сами нашими поступками.
Елена моргнула, и в краткий миг, пока ее веки сомкнулись, фехтмейстер прикрыл за собой дверь, исчез, будто его и не было здесь.
Женщина открыла рот, словно желая что-то вымолвить в пустоту. Закрыла, повторила еще несколько раз как рыба на берегу.
- Черт возьми, сказала она, в конце концов, и попробовала вспомнить загадочное обращение мастера. Странный диалект, возможно, язык, каким он был четыреста лет назад. Первое слово явно отсылает к отъему чего-либо, другое имеет общий корень с «силой», но слишком много возможных значений. «Забравший полноту»? «Вор настойчивости»?
- Тьфу, - энергично выразилась она, так и не разгадав тайну.
Что ж, следовало признать, мастер не изменил себе до последнего, оставшись загадкой всех загадок.
Елена вздохнула и решила, что коль один вопрос сам собой упразднился, пора закрывать второй. Время идти к Раньяну.
* * *
- Говори, - мрачно и недружелюбно сказал бретер, и у Елены сразу пропало все желание с ним общаться.
В комнатах, которые мечник снимал в гостином дворе средней руки, пахло чем-то кислым и перебродившим, как на следующий день после хорошей гулянки. В углу сидел Грималь и меланхолично точил красивую саблю бретера на камне в тазу с водой.
Женщина внимательно посмотрела на бледную физиономию Раньяна, отмечая признаки неблагополучия и дурного образа жизни – мешки под глазами, красные прожилки на белках и чуть расфокусированный взгляд. Бородка казалась неухоженной, длинным волосам требовался хотя бы гребень, а лучше кадка горячей воды и мыло, потом уже гребень.
Кажется, в последние дни бретер злоупотреблял не только вином. Очень дурной знак, особенно для того, кто не может позволить себе роскошь быть слабым
