Хрущев очень образно ответил, что ты вот обмазался дерьмом, ты сам и отмывайся. И в присутствии всех членов президиума ЦК завел этот разговор. Тогда Микоян говорит:
— Давай, Никита, сделаем так — Семичастный ведет оперативные дела, а ему от ЦК дадим человека, который бы занялся кадрами.
Никита Сергеевич его тут же отбрил:
— Ты не суй свой нос. Что это еще такое — он оперативник, а кадры ему станет кто-то другой подбирать?..
Семичастный ушел. Вдруг догоняет чекист: «Никита Сергеевич просит вас к себе».
Хрущев уже смягчился:
— Я немного нашумел, ты не обижайся.
— Никита Сергеевич, вот вы на меня пошумели, я приду — своим выдам по первое число, те — резидентам. Знаете, к чему мы их приучаем? К тому, что они четыре года сидят и думают только том, как бы на неприятность не нарваться. Мы им смелость отбтваем, разоружаем разведку. А ведь рисковать надо: не уворуешь — не получишь. Поэтому и газеты переписывают, что за каждый шаг ожидают втык. А надо нам к провалам спокойнее относиться. Мы ведь ведем «холодную войну» — есть победы, есть потери, есть трофеи, но и у нас крадут. Кончилось время, когда противников дурачками выставляли.
Хрущев опять завелся:
— Как ты мог допустить его побег! Он пятнадцать лет проработал в комитете, можно было проверить. Оказывается, его из одного училища выгнали, из другого…
Семичастный возразил:
— Если я начну кадры чекистов заново проверять, а особенно сыновей министров, что вы мне завтра скажете? Как на меня министры будут смотреть, если я даже их детям не доверяю?..
Я в КГБ шесть лет проработал, но где-то на третий год у меня из-за бумаг, которые мне давали, картина мира и жизни в нашей стране стала сугубо отрицательной. Мне же не об успехах писали. Это становилось невыносимо. Я смеялся: мне отпуск три раза в год нужен, чтобы я отключался. И я, уезжая, своему первому заместителю говорил: мне звонить только в особо важных случаях. В остальном доверяю на все сто процентов. В санатории мне аппарат ВЧ устанавливали около кровати и в кабинете. Но он за месяц один-два раза звонил.
У нас после одного случая с первым замом, Николаем Степановичем Захаровым, установилось полное взаимопонимание.
Я как-то выехал из пределов Москвы, дозвониться из машины было невозможно. Потом подъехал поближе к городу, звоню своему первому заместителю Захарову — его нет. На работу приехал — его все нет. Потом появляется.
— Николай Степанович, ты где был?
— Я был в ЦК.
— Так, только я за порог, а ты в ЦК? Не хитри, зайди ко мне и скажи, по какому вопросу.
Заходит:
— У меня был один вопрос, чтобы вас наградили.
— Кто тебя просил? Николай Степанович, мы работаем на доверии. Я уезжаю, оставляю тебя исполнять обязанности — пожалуйста, иди в ЦК. Но когда я в Москве, а ты бегаешь в ЦК, у меня возникает вопрос: в чем дело? Я что-то не доложил или у тебя есть особые вопросы?..
Больше таких проблем у нас не возникало.
МАЛЕНЬКИЕ ТАЙНЫ БРЕЖНЕВСКОГО СЕМЕЙСТВАВ первые же полгода после прихода к власти Брежнев стал подумывать о смене председателя КГБ.
Семичастный, понимая важность своей позиции, не хотел уходить из КГБ, хотя Леонид Ильич ему довольно прозрачно намекал, что нужно освободить кресло на Лубянке. Однажды он позвонил Семичастному:
— Володя, не пора ли тебе переходить в нашу когорту? Может, в ЦК переберешься?
Семичастный ответил:
— Рано еще. Я в КГБ всего три года. Я думаю, надо повременить.
Больше Брежнев к этому не возвращался, но дал Семичастному понять, что вопрос существует, зреет в голове первого секретаря. Через три года вопрос будет решен.
В 1967 году Брежнев избавится сразу от трех сильных и самостоятельных фигур, которые его недолюбливали. В мае он снял Семичастного с должности председателя КГБ, в июне освободил Николая Григорьевича Егорычева с поста первого секретаря Московского горкома КПСС, а в сентябре Александр Николаевич Шелепин перестал быть секретарем ЦК.
Все они были крайне неосторожны в отношениях с Брежневым. Николай Григорьевич Егорычев рассказал мне такой эпизод. По Москве стали ходить слухи. Только пройдет заседание президиума ЦК, а уже по городу говорят о его решениях, о вопросах, которые обсуждались. Как-то Егорычев зашел к Леониду Ильичу, он говорит:
— Николай, никак не можем понять, что происходит. Утечки идут. Поручи своим ребятам. Может быть, они найдут?
Егорычев пригласил начальника управления КГБ по Москве и Московской области, пересказал разговор с Брежневым и добавил:
— Поищи.
Примерно через неделю он пришел к Егорычеву расстроенный:
— Николай Григорьевич, беда!
— Что такое?
— Нашли мы этот источник. Сидит в гостинице коридорная молодая девка, и она все это разносит.
— А откуда же она знает?
— Она подруга дочери Леонида Ильича. Днюет и ночует в этой семье.
Егорычев пришел к Брежневу и сказал:
— Нашли!
— Ну и кто?
— Гоните из вашей семьи такую-то.
Он покраснел и молчит. Я не знаю, какие у них там были отношения. Это не мое дело. Я только сказал:
— Леонид Ильич, я дал указание все эти материалы сжечь. Но вы все-таки ее гоните…
По словам Егорычева, при Хрущеве он не замечал, что за ним наблюдают:
— Хрущев был в этом отношении простой человек. Скажем, мы идем по городу, он хочет посмотреть какое-то строительство. Он терпеть не мог охраны. Если видел, что они за ним идут, набрасывался на них. Я при Хрущеве ничего не замечал и не знаю, прослушивали ли меня тогда. А при Брежневе уже заметил.
То, что я ушел в момент расцвета Москвы, было неожиданностью даже для самых близких мне людей, — говорит Егорычев. — А я был к этому готов. Я их всех закрывал своей спиной, и они считали, что у меня с Брежневым отличные отношения. Но все было гораздо сложнее.
Брежнев, видимо, считал, что я претендую на его место. Этого не было. Но так получалось, что у меня в Москве был большой авторитет. В 1966-м на партийной конференции меня тайным голосованием избрали единогласно. Такого в истории не было, обязательно несколько голосов против все получали. Брежневу это не понравилось.
— А у вас не возникало желания сказать Семичастному: ну зачем вы меня прослушиваете? Или такие вещи невозможно сказать вслух?
— Думаю, и Семичастный далеко не всегда знал, кого слушают, потому что эта служба была особо секретной…
ДЕСЯТЬ ЛЕТ ЗА ОДНО СВИДАНИЕСемичастный шесть лет был председателем КГБ. А мог занять еще более крупную должность. Его падение связано с еще одной драматической, а может быть, даже и с ужасной судьбой. Я имею в виду дочь Сталина Светлану Иосифовну, которая после XX съезда взяла фамилию матери — Аллилуева.
Когда-то ей завидовали миллионы. Люди в мечтах представляли себе ее фантастически счастливую жизнь. Как они были далеки от реальности.
Ей было всего шесть лет, когда ее мать, Надежда Аллилуева, застрелилась после размолвки с мужем. Но о том, что в реальности произошло с матерью, Светлана узнает через много лет. Но после рокового выстрела в Кремле она оказалась в полнейшем одиночестве. Дочь вождя была лишена друзей и подруг, радостей общения с людьми.
Один ее брат, Яков Джугашвили, погиб в немецком плену. Отец мог его спасти, но он, похоже, не испытывал никаких родственных чувств, а Якова, своего первенца, просто не любил. Другой ее брат, Василий Сталин, сильно пил, после смерти отца оказался в тюрьме и умер молодым.
Отношения с отцом у Светланы складывались очень сложно. В детстве она была его любимицей. Потом что-то случилось: то ли он разочаровался в девочке, то ли окружающие вовсе ему опротивели, но дочь стала его раздражать.
Она очень страдала и подсознательно искала мужчину, который бы не только подарил ей свободу, но и был бы в какой-то степени похож на отца. Не потому ли все браки Светланы Сталиной оказались неудачными и быстро распадались? Ни один из ее мужчин не принес ей подлинного счастья. Но и ее мужчинам пришлось несладко. Человек, которого она полюбила первым, десять лет провел в местах не столь отдаленных. Суровая плата за одно любовное свидание.
С известным сценаристом Алексеем Каплером, которого помнят как замечательного ведущего «Кинопанорамы», ее познакомил брат Василий. Он привез Каплера на дачу. Это были ноябрьские праздники. Они танцевали модный тогда фокстрот. Светлане так хотелось с кем-нибудь поговорить откровенно. И перед ней был человек, готовый ее слушать.
Между ними была разница в двадцать два года. Светлана еще училась в школе. Он приходил к ее школе, стоял в подъезде соседнего дома. Подойти боялся. Сотрудники 1-го отдела НКВД, ведавшие охраной руководителей партии и правительства, неотступно следовали за дочкой вождя.
