с толку.
— Но демократия… — начал Али.
— О, демократия! — Боб помахал трубкой. — Это слово означает что угодно, только не то, что имели в виду древние греки. Держу пари, они придумали это слово ради собственной выгоды или чтобы оправдать всемогущего бога. И заметь, когда говорят о демократическом правительстве, всегда делают вид, что это правительство народное, то есть выражающее волю большинства. Я думаю, людям это нравится. Это возбуждает их. Вдохновляет на кровопролитие.
— Но мы же не дикари!.. Мы теперь цивилизованные…
— Существуют разные представления о цивилизации, — заметил Боб. — Кроме того, я полагаю, что мы не так уж далеко ушли от дикарей, если умеем придумывать хорошие оправдания для раздоров.
— Возможно, ты прав, — помрачнел Али.
— Каждый судит об этом по-своему, — продолжал Боб, — и каждый хочет урвать свой куш. Я не слишком умен, Али, ты меня хорошо знаешь, но я часто думаю: «А может быть, миру действительно необходимо, чтобы его рвали на куски?» — Он отложил трубку в сторону. — Но не стоит думать об этом. Скажи, в армии есть кто-нибудь, на кого ты действительно можешь положиться?
Принц Али Юсуф медленно покачал головой:
— Дня четыре назад я сказал бы: «Да». Но теперь я не знаю… не могу быть уверенным.
Боб кивнул:
— К черту это все! Даже твой дворец приводит меня в ужас.
Али охотно согласился:
— Да, эти шпионы во дворце… Они все слышат, все видят, они все знают.
— Даже внизу, в ангаре… — сказал Боб. — Прав был старый Ахмет. У него шестое чувство. Пытались подкупить одного механика, но из этого вроде бы ничего не вышло. Слушай, Али, если нас должны убить, это будет скоро.
— Знаю, знаю. Я думаю, что если останусь здесь, то наверняка буду убит.
Он произнес эти слова без всяких эмоций.
— Мы останемся, и нас убьют, — поправил его Боб. — Не лучше ли нам полететь на север? Они не смогут нас перехватить. Там, правда, горы, и в это время года… — Он пожал плечами. — Ты понял? Это дьявольски рискованно.
Али с горечью взглянул на него:
— Если что-нибудь случится с тобой, Боб…
— Не беспокойся за меня, Али. Это ничего не значит. Не важно. Кроме того, таких парней, как я, все равно убивают рано или поздно. Я всегда рисковал. Но ты… я не хочу убеждать тебя ни в чем. Если часть армии настроена лояльно…
Они помолчали минуту или две.
— Ладно, — заговорил наконец Али. — Давай попытаемся. Когда?
Боб пожал плечами:
— Чем скорее, тем лучше. Мы можем взлететь с обычной дороги… аэродром необязателен. Кстати, почему бы нам не проверить, как реконструировали дорогу Аль-Джессар? Внезапный каприз. Начнем после полудня. Дорога будет нашей взлетной полосой. Я все приготовлю. Идея такая: ты захочешь посмотреть на реконструированную дорогу с воздуха, понял? Мы так и сделаем. Конечно, мы не можем взять багаж, зато это будет экспромт.
— Я ничего не хочу брать из вещей… кроме одной, — сказал Али.
Он улыбнулся, и улыбка сразу же изменила его лицо, подчеркнув различие между ними. Это уже не был современный человек — в улыбке отразились хитрость и коварство предков Али, которые давали им возможность выжить.
— Ты мой друг, Боб, и ты увидишь…
Он стал ощупывать рубашку и пиджак. Наконец вынул небольшой футляр из замши.
— Что это? — Боб в замешательстве нахмурился.
Али развязал футляр и высыпал содержимое на стол. Боб с шумом выдохнул воздух и тихо свистнул.
— Бог мой! Настоящие?
— Да. Большинство принадлежало моему деду и отцу. Они собирались из года в год. Я тоже добавил сюда кое-что. Они поступали из разных мест, их доставляли люди, преданные нашей семье, — из Лондона и Калькутты, из Южной Африки… Наша семейная традиция. Их можно использовать в случае необходимости. — Он помолчал, а потом добавил тихо: — Это стоит три четверти миллиона фунтов.
— Семьсот пятьдесят тысяч фунтов! — прошептал Боб и потрогал пальцами камни. — Фантастично! Как в прекрасной сказке! И это все твое?
— Да, — кивнул принц. Его утомленный взгляд блуждал по лицу Боба. — Не многие владеют такими драгоценностями. За такими вещами всегда тянутся слезы, смерти, кровопролития, убийства… А хуже всего — женщины. Драгоценности особым образом на них влияют. Эти камни сводят их с ума. Они хотят владеть ими, чтобы носить на шее или на груди. Я не отдам их таким женщинам, я дам их тебе.
— Мне? — изумился Боб.
— Да. Я не хочу, чтобы эти камни попали в руки моих врагов. Я не знаю, когда они выступят против меня. Этого можно ожидать со дня на день. Я могу не дожить до дня победы. Возьми их и сделай лучшее, что ты можешь.
— Но послушай, я не понимаю, что я должен делать с ними.
— Постарайся как-нибудь вывезти их отсюда.
Пристальный взгляд Али привел Боба в замешательство.
— Значит, ты хочешь, чтобы я сделал это вместо тебя?
— Что ж, можешь не брать их. Но я думаю, что ты сумеешь придумать, как доставить их в Европу.
— Послушай, Али, я не знаю, как все это понимать.
Али откинулся на спинку кресла и улыбнулся чуть удивленно:
— Ты знаешь жизнь. Ты честный. Я помню дни, когда ты был моим фагом[1511], ты всегда был находчивым… Я дам тебе имена и адреса людей, которые хорошо относились ко мне, на случай, если я не выживу. Не удивляйся, Боб. Сделай все, что можешь. Только этого я хочу от тебя. И я не буду обвинять тебя, если ты откажешься. На то воля аллаха. Я не хочу, чтобы эти камни нашли на моем теле, когда меня убьют. Что касается остального… — Он пожал плечами. — Я все сказал. Все в руках аллаха.
— Ты чудак!
— Нет, я фаталист.
— Но послушай, Али. Ты говоришь, что я честный. Но три четверти миллиона… Не кажется ли тебе, что это слишком много для моей честности?
Али с любопытством взглянул на него:
— Может быть, это и странно, но у меня на сей счет нет сомнений.
Глава 2
Женщина на балконе
1
Боб Роулинсон шел по мраморным коридорам дворца. Никогда еще в жизни не чувствовал он себя таким несчастным. Мысль о трех четвертях миллиона, которые лежали в кармане его брюк, не давала ему покоя. Ему казалось, что на каждом шагу его подстерегают неожиданности. Кроме того, ему мерещилось, что мысли о драгоценностях написаны у него на лице, и он успокаивал себя только тем, что на таком веснушчатом лице, как у него, трудно прочесть что-либо определенное.
Часовые
