— А разве красавица Барбери не занимает больше «Обитель фей»? — спросил Ладлоу с непритворным удивлением.
Олдермен ван Беверут изумленно воззрился на молодого человека, размышляя о том, насколько ему выгодно для предстоящих переговоров с королевским офицером скрывать факт исчезновения Алиды, а затем сухо заметил:
— Ночью в бухте плавали какие-то лодки. Видимо, захваченные в плен люди капитана Ладлоу были вовремя освобождены.
— Мне неизвестно, где они… Шлюпка исчезла, и я здесь совсем один.
— Значит, вы хотите сказать, капитан, что Алида Барбери не бежала прошлой ночью из дома своего опекуна, чтобы искать убежища на вашем судне?
— Бежала?! — в ужасе воскликнул молодой человек, — Алида Барбери бежала из дома своего опекуна?
— Капитан Ладлоу, мне сейчас не до шуток. Дайте слово джентльмена, что вам ничего не известно об исчезновении моей племянницы!
Офицер не отвечал: он только яростно стукнул кулаком по лбу, что-то невразумительно бормоча себе под нос. После этой вспышки он опустился в кресло, растерянно озираясь вокруг. Олдермен терялся в догадках, наблюдая эту пантомиму. Он начал сомневаться в том, что Ладлоу причастен к исчезновению Алиды. Все стало еще более запутанным, чем прежде. Олдермен не решался продолжать разговор, опасаясь сказать лишнее. В немом изумлении оба глядели друг на друга.
— Не скрою, капитан, я думал, что это вы уговорили мою племянницу бежать на борт «Кокетки». Хоть я и умею владеть своими чувствами — это необходимо для ведения торговых дел, — я отлично понимаю, что опрометчивая молодежь способна на безрассудные поступки. И теперь я вместе с вамп теряюсь в догадках, что же произошло с Алидой, ибо здесь ее нет.
— Постойте! — нетерпеливо вскричал Ладлоу. — От вашего причала еще затемно отошла лодка и направилась в сторону города. Может быть, Алида уплыла на ней?
— Это исключено. У меня есть основания утверждать так… Короче говоря, Алиды там не было.
— Неужели несчастная, очаровательная, неблагоразумная Алида навсегда потеряна для нас! — не в силах совладать с душевной мукой, воскликнул молодой моряк. — Сгинь, корыстолюбец! Вот до какого безумства довела жажда золота такую чистую — о, если бы я мог сказать чистую и невинную, — девушку!..
И, пока влюбленный бурно изливал свое отчаяние в столь несдержанных выражениях, опекун прелестной беглянки вовсе растерялся от удивления. Хотя красавица Барбери всегда вела себя так безупречно и сдержанно, что даже поклонники оставались в неведении относительно ее чувств, наблюдательный олдермен давно подозревал, что пылкий, открытый и мужественный командир «Кокетки» занимал в сердце девушки больше места, чем флегматичный и нерешительный патрон Киндерхука. Поэтому, когда стало ясно, что Алида исчезла, олдермен вполне резонно решил, что она избрала простейший способ разрушить все его планы, поощрявшие домогательства богатого патрона, и бросилась в объятия молодого моряка. Законы колонии не чинили помех подобным бракам; и когда Ладлоу появился в «Сладкой прохладе», бюргер был твердо убежден, что видит перед собой человека, который уже стал или, вне всякого сомнения, вскоре станет его племянником. Но горе безутешного юноши не могло быть притворным. Олдермен был совершенно сбит с толку, не понимая, что же случилось с его племянницей. Им владело скорее удивление, нежели душевная мука; он подпер Рукой массивный подбородок и погрузился в размышления.
— Неизвестность и тайны! — пробормотал он после долгого молчания. — Не может быть, чтобы упрямая девчонка играла в прятки со своими друзьями! В ней чересчур сильна нормандская кровь и фамильные черты де Барбери, как говорит глупый старый Франсуа, чтобы пуститься на такие шалости. Что она скрылась — это несомненно, — продолжал он, вновь осматривая пустые ящики туалета и открывая дверцы шкафов, — и драгоценности исчезли вместе с нею… Нет гитары… Нет лютни, что я выписал для нее из-за океана, отличной голландской лютни, которая обошлась в сотню гульденов… И все только что купленные… гм… обновки тоже исчезли. И бриллианты моей покойной сестры, которые я велел Алиде взять с собой для надежности на то время, пока нас не будет дома — их я тоже не вижу… Франсуа! Франсуа! Ты был верным слугой Этьена де Барбери, скажи, что сталось с твоей госпожой?
— Ах, мосье, — горестно отозвался камердинер, на чьем лице было написано неподдельное страдание, — она не сказать бедному Франсуа! Лучше мосье спросить капитана, он, может быть, знать…
Бюргер бросил на Ладлоу быстрый, испытующий взгляд и отрицательно покачал головой, тем самым выражая свое доверие молодому человеку.
— Пойдите и попросите господина ван Стаатса оказать нам честь своим присутствием.
— Не надо! — вскричал Ладлоу, делая камердинеру знак удалиться. — Господин Беверут! Вы должны терпимо отнестись к заблуждениям столь дорогого вашему сердцу существа, этой жестокой, порывистой девушки. Надеюсь, вы не откажетесь от нее теперь, когда она попала в беду?
— Я не привык отказываться от чего-либо, на что имею законное право, сэр! Гарантия этому моя честь. Но вы говорите загадками. Если вам известно, где укрылась моя племянница, признайтесь и дайте мне возможность принять надлежащие меры.
Ладлоу покраснел до кончиков волос и, поборов в себе гордость и огорчение, ответил:
— Бесполезно утаивать шаг, который соизволила совершить Алида. — Горькая саркастическая усмешка промелькнула у него на лице. — Алида де Барбери, видимо, сделала более достойный выбор, чем мы оба предполагали. Она нашла более подходящего ее вкусам и характеру друга, чем господин Стаатс или бедный офицер королевского флота!
— Крейсера и поместья! Что означают ваши слова? Девушки здесь нет; вы утверждаете, что ее нет и на борту «Кокетки»; остается только…
— Бригантина! — сделав над собой величайшее усилие, проговорил молодой моряк.
— Бригантина? — тихо повторил олдермен. — Но моей племяннице нечего делать на борту судна контрабандиста! Я хочу сказать, Алида де Барбери не занимается торговыми делами!
— Господин олдермен, кто не хочет запятнать себя пороком, тот не должен общаться с порочными людьми. Прошлой ночью флигель посетил человек, наружностью и манерами способный обмануть даже ангела, О женщина, женщина, вся ты соткана из тщеславия, и воображение — твой злейший враг!
— Женщина и тщеславие! — словно эхо отозвался изумленный бюргер. — Моя племянница, наследница Этьена Мариа де Барбери, предмет поклонения стольких уважаемых людей, бежала с морским бродягой, если считать верными ваши суждения о бригантине!.. Это невероятно!
