Я узнаю собственный голос и усмехаюсь тому, как молодо и наивно он звучит.
— Личный журнал. Фабий, Третий легион, Апотекарион. Нас постигло ужасное бедствие. В гордыне своей мы считали себя совершенными, и теперь пали жертвами несовершенной системы…
Слова отправляют меня в прошлое и скоро заменяются воспоминаниями.
Я вытер клинок гладия об обрывок плаща, все еще спадавший в наплечников.
Очередная битва, очередное приведение к Согласию. Очередная разрушенная цивилизация лежит под пятой Крестового похода. Во имя Терры, во имя Императора и во имя Имперской истины.
Воспоминания о кровопролитии и убийства медленно тускнели. Воспоминания о преследованиях в пылевых облаках среди развалин, о звоне болтерных взрывов в ушах… Некоторые мои собратья хотели лишь одного: чтобы этот день повторялся без конца. Я же жаждал большего.
— Отличная победа, Фабий, — прозвучал позади знакомый голос.
Я стоял на горном хребте, бывшем когда-то городом, — на обломках гигантской статуи его властителя, ставшую теперь всего лишь удобным наблюдательным пунктом.
С высоты его я видел танки и многочисленные генокогорты Имперской армии. Я видел дисциплинарных надзирателей, выкрикивавших приказы, но слова их заглушались предсмертными конвульсиями погибавшего города.
— Да, Ликеон. Возможно.
Переведя взгляд на поле прошедшего боя, я увидел дым, которым можно было бы заслонить полуденные солнца, и огонь, которого хватило бы, чтобы сжечь мир. В сущности, именно это мы и сделали.
— Как ты грустен, брат, — сказал Ликеон, добродушно стукнув меня кулаком по руке. Сегодня он спас мне жизнь. Опять. Немногие владели мечом лучше моего вассального брата.
Я убрал гладий в ножны, в то время как Ликеон свой поднял, пытаясь поймать золоченым клинком солнечный луч.
Когда дымовые облака ненадолго разошлись, ему это удалось, и он встал, купаясь, как всегда, в лучах триумфа.
— Разве вкус победы не должен улучшать настроение воина?
Он повернулся ко мне, вкладывая меч в ножны, и наши взгляды встретились.
Локулус в седьмом поколении, Ликеон родился в одном древних домов Терры еще до того, как их подчинили. У него, как и у меня, были фиолетовые глаза, а его волосы сияли тем же золотисто-желтым, что свет солнца, который он так старательно пытался поймать пластальным клинком.
Будучи воинами Третьего легиона, известными некоторым как Его герольды, мы носили силовую броню, украшенную символами молнии и лучистого солнца.
В отличие от меня, Ликеон активно стремился к командным чинам и демонстрировал все черты военной аристократии, от которой происходил.
— Мое настроение улучшится, если появится возможность увеличить наши ряды. Еще с Проксимы…
Ликеон зашипел и отвернулся, встав ко мне в профиль.
— Довольно, Фабий. Наслаждайся победой, как я. — Он указал за развалины, на раскинувшееся внизу поле боя, где до сих пор радостно кричали гено-когорты. — Как они.
Простые смертные, рекруты и терранские «воины» в искусственной котловине, образовавшейся при предварительной бомбардировке, выли и кричали. Я не решился напомнить Ликеону, что их было так много именно потому, что наши ряды сильно сократились после селенитского заговора. Культисты ненавидели Императора и его армию. Ассимиляцию техно-варварских племен старой Земли они воспринимали как тиранию, а не как объединение.
— Вспомни Проксиму, — сказал Ликеон и с гордостью выпятил грудь при мысли, что сражался рядом с Императором. — Вспомни тот триумф… Когда-нибудь мы вновь такое увидим, брат.
— Но здесь я триумфа не вижу, Ликеон. Только нарастающие потери.
Ликеон нахмурился.
— Селениты мерещатся тебе за каждым углом. На Терре есть хранилища, с помощью которых нас восстановят. Во имя Трона Земли, мы с тобой — тому доказательство.
Он был прав. Многие легионеры сейчас были здесь лишь благодаря тем резервам. Им быстро провели имплантацию и отправили на войну. Пожалуй, даже не быстро, а торопливо до отчаянности.
Ликеон видел, что я не убежден.
— Поговори с магистром легиона Тралласом, — сказал он. — Пусть он успокоит тебя, как успокоил меня. Придут новые воины. Наши ряды разрастутся.
Он отдал честь, ударив кулаком правой руки по левой стороне груди.
— Надеюсь, ты прав, — сказал я, отвечая тем же жестом, после чего начал спускаться к развалинам, чтобы обобрать лежавших там мертвых.
Жадный визг костной пилы возвращает меня в реальность. Вращающееся лезвие отодвигается, и мне предстает содержимое грудной клетки пациента. Сердца, легкие, почки, печень, кишечник и желудок показываются на пикт-экране. Немало смущают незначительная аритмия в основном сердце и оттенок легких. Результаты наблюдений помещаются в мою эйдетическую память, а аудио между тем продолжается. Я уже не различаю запись и голоса из воспоминаний, и они начинают сливаться.
— …И есть горькая ирония в том, что война же лишает нас триумфа из-за полной неспособности легиона сносить потери. После Проксимы прошел всего один солнечный год, а мы уже оказались на грани вымирания. До сих пор все усилия, направленные на замедление деградации легиона, включая мои собственные, были тщетны. Единственное, что мне остается делать — это продолжать вести лексикон зараженных. Слабое утешение; должен признаться, я боюсь за славных сынов Европы.
Я закончил запись в тот самый момент, когда на входе в мой апотекарион возник силуэт.
Впрочем, «апотекарион» был слишком громким словом. Уместнее было назвать его полевой палаткой, однако он отвечал моим нуждам и, что самое важное, позволял собирать генетический материал прямо с поля боя. Я был вороной, собиравшей с мертвых то, что было мне нужно. Драгоценное геносемя. На данный момент у нас отсутствовали другие способы пополнения.
— Входи, раз собирался, — сказал я вместо приглашения.
Ликеон вступил под свет натриевой лампы, висевшей над головой. Меня его появление не удивило. Прошло уже несколько месяцев с нашей последней встречи, с моего нового назначения.
Он постучал по лампе пальцем.
— Тебе нужно почаще бывать на солнце, брат, — сказал он с той самой улыбкой, которая у него была признаком вежливого подтрунивания. — Лицо землистое, кости видны… Такой образ жизни тебе не подходит, Фабий.
— Прекрасно подходит, и ты это знаешь. Может, тебе стоит пойти в апотекарии? — пробурчал я, возвращаясь к исследованиям.
— Брат… — произнес он.
Я не отнимал глаз от работы.
— Фабий!
После этого я поднял на него взгляд и увидел боль в его глазах.
Одну руку он положил на навершие гладия, а на сгибе второй держал шлем. Мой старый товарищ хмурился. Тогда я в последний раз почувствовал сожаление.
Погрузившись в молчание, Ликеон принялся бродить в тенях, словно пытаясь найти что-нибудь, на чем можно будет остановить внимание.
Через некоторое время я отложил документы.
— Тебе что-то нужно?
— Немного любезности от старого друга, — бросил он, не смотря на меня.
Я склонил голову, извинился и, обойдя стол, обнял Ликеона.
— Я раб своей работы, Ликеон. Я почти перестал узнавать своих братьев. Они стали для меня лишь именами, которые надо внести в списки, наборами тканей, анализ которых надо сделать. Должен признать, что она меня обесчеловечила.
Ликеон хлопнул меня по плечу, тепло улыбаясь, но в глазах застыл невысказанный вопрос. Он заметил в дальнем углу шатра трупы, до сих пор облаченные в броню, и направился к ним.
— Тебе удалось извлечь их геносемя?
Даже Ликеона, этого слепого оптимиста, теперь беспокоила наша беда.
— Не в целом виде, — ответил я, вставая рядом с ним у безжизненных тел. — Кроме одного.
Он обрадовался было — я понял это по взгляду, искоса брошенному на меня, — пока я не покачал головой.
— Скверна?
— Скверна.
Вот почему он пришел. Ликеону была важна наша дружба, но собственное выживание было ему важнее.
Стоя рядом с ним, я видел, до чего побита его броня. Я уже знал, как нынешняя кампания изматывала легион. С каждым разом в бой шло все меньше и меньше воинов Третьего. В результате потери били по нам все сильнее.
— Никто не знает, откуда она пришла и скольких из нас коснулась. На данный момент большая часть пораженного геносемени — из недозревших резервов, хранившихся на Терре, но есть исключения.
Мы оба вполне могли происходить из тех резервов с испорченным геносеменем. Записи таинственным образом исчезли.
Голос Ликеона был немногим громче шепота.
— Фабий, каковы ее эффекты?
— Они разрушительны. В запасы геносемени Третьего легиона проник какой-то вирус. Я не знаю, как широко он мог распространиться.
Он указал на документы на моем столе.
— Это списки зараженных?
