Она бросилась прочь от светящегося счастьем Раджамуна. «Прочь, прочь, подальше от этой радостной суеты» мчалась, едва успевая передвигать ногами и захлёбываясь рыданиями. Но силы оставили её, она упала в конце сада, лицом вниз, закашлялась от песка, попавшего к лёгкие и перевернулась на спину. Даже в шорохе листьев ей слышалось «свадьба, свадьба, счастье». До неё доносились звуки радостной суматохи, голоса прислуги, искавшей её. Но было не выносимо видет всех. До самой ночи пролежала она в саду, свернувшись калачиком от навалившегося на неё горя, а когда в доме всё стихло, она, тайком, пробралась в свою комнату. Теперь она знала, как все они поплатятся за её страдания.
Пышность свадьбы вряд ли удасться описать даже самым величавым слогом. Несколько сотен гостей высшего общества, сверкание драгоценных камней и ярких сари женщин приятно радовали взгляд. Невеста была ошеломляюще прекрасна. Роскошный свадебный наряд с вышивкой ручной работы был изготовлен самыми известными ткачами и швеями Индии. На шее молодой невестки, отражая гранями солнечный свет, покоилось фамильное ожерелье. Жених и невеста, смущённые от счастья и внимания к ним, краснели и не сводили глаз с друг друга. Общее веселье было настолько заразительным, что казалось, даже стены дома ходят ходуном под ритмичные звуки национальных музыкальных инструментов. Единственная, кто не разделял общего ликования, стояла в самом укромном уголке, захлёбываясь злостью, сжимая кулаки и едва сдерживаясь от того, чтобы не кинуться кошкой на ненавистную парочку.
Прошло какое-то время. Молодая хозяйка понравилась всем, она была доброй воспитанной девушкой. Раджалун светился счастьем и прислуга частенько видела влюблённую молодую пару вместе, нежно воркующих, держащихся за руки. По злой иронии судьбы именно Жермине было приказано везде и повсюду следовать за молодой хозяйкой: одевать, расчёсывать, убирать её комнату, готовить омовения. И именно Жермина первая заметила, как округлился живот жены Раджалуна. «О владыка преисподней, она понесла!» страшная догадка ударила Жермину прямо в сердце. Через несколько дней всё подтвердилось. Она подслушала разговор врачей, которые в самых лучших тонах поздравляли Гаджимала с тем, что скоро этот дом наполниться детским смехом: «Два чистых и ровных сердцебиения услышали мы во чреве вашей невестки, спешим обрадовать и поздравить вас с этой прекрасной новостью». Плача от переполнявшей его радости, Гаджимал щедро одарил докторов и приказал устроить семейный праздник для всех, включая прислугу.
Жермина, услышав всё это, бросилась бежать, не разбирая дороги. Она подавила рвущиеся наружу рыдания и почувствовала, что готова разорвать молодую хозяйку и сплясать неистовый танец на кусках её тела. Но тут, она резко остановилась, будто натолкнулась на какое-то припятствие. «нельзя так явно, надо затаиться и действовать очень осторожно» холодный рассудок коварной особы взял верх над жгучим темпераментом горячей крови. И с этого дня она взялась за дело. Как и откуда пришло к ней знание, но словно гены далёких предков, поклоняющихся идолам и татемам, само открыла спящее подсознание. Злость, капля за каплей, накапливается в душе человека и взрывает её от изнутри от любого случая. Вырвавшись на свободу, она, как ураган начинает сметать всё на своём пути, двигаясь к цели, которая была выбрана первоначально. Уходя ночами в самый дальний угол сада, где никто не мог её увидеть, по какому-то наитию, Жермина совершала странные действия, смесь диких танцев с визгливо-гортанными причитаниями. Как долго продолжались её ночные выходки, не известно. Но однажды, она увидела первые результаты.
Столкнувшись как-то с Раджалуном нос к носу, она, немигающим взглядом уставилась в его глаза и молчала, преградив ему дорогу.
«Жермина, что происходит с тобой? Ты стала совсем другой».
«Ты научил меня летать, а потом отобрал крылья», — голосом, идущим как-будто из живота, чётко проговорила Жермина.
Раджалун попятился от её голоса и пристального, гипнотизирующего, как змеиный, взгляда. Его ноги стали непослушными, заплелись одна о другую, он упал, дико закричав от боли. Его правая рука мгновенно вспухла, из рваной раны толчками полилась кровь и сквозь красную плоть вылезли два осколка переломанной кости.
— То ли ещё будет, — истерично захохотала Жермина и, обойдя стонущего Раджалуна, медленно удалилась.
Сколько молодая хозяйка не пыталась сблизиться со строптивой служанкой, та лишь холодно отвечала на её вопросы и давала понять, что болтать по душам не входит в её обязанности. Спросив у мужа о служанке-мулатке, молодая женщина получила ответ, что, мол, та всегда была странной и не надо обращать на неё внимания. Но с каждым днём в сердце невестки стала нарастать тревога от довольно откровенной злобы, исходящей от молчаливой служанки. В её присутствии хозяйка чувствовала себя неуютно, а от взгляда, леденящего взгляда карих глаз Жермины, её просто бросало в дрожь. Чем заметнее становился живот Лидан, тем мрачнее становилась Жермина.
Собирая по крупицам поверхностные знания колдовства, она старалась применить их где и когда угодно. Но то ли знаний было недостаточно, то ли что-то хранило ненавистных ей людей, но результатов не было, всё шло своим чередом. Никакого коварного случая больше не получалось, и падение Раджалуна она была готова списать на случай. Но сдаваться она не собиралась. Выбирая свобные минутки, бегала по городу, пытаясь выведать, где жила старухажрица Вуду. Долгое время никто не давал ей ответа. Безрезультатные поиски довели её до отчаяния, когда чёрная звезда злобы дала, наконец, надежду. Она подметала пучком травы улицу за воротами дома, когда к ней подошёл мужчина, средних лет, в дорогих одеждах. Не задавая вопросов, он в двух словах объяснил, как найти дом жрицы. Едва она успела моргнуть глазами, как этот мужчина исчез так же внезапно, как и появился на пустынной улице. Ещё не веря до конца в свою удачу, злобная особа едва сдерживалась, чтобы не запрыгать от счастья. Но встречу со жрицей пришлось отложить в виду некоторых причин.
За всё прошедшее время отношение Жермины с Мгангой заметно охладели. Кухарка уже редко просила девушку подольше оставаться возле себя. И, застав однажды ту за весьма определённым занятием, бормотанием и смешиванием каких-то трав, она вообще перестала пускать её на кухню. Жермина всё чаще стала ловить на себе её настороженные взгляды. А после случая с Раджлуном и вовсе казалось, что глаза Мганги преследуют её повсюду. «Она что-то подозревает?» думала Жермина. Дни кухарки были сочтены молодой, начинающей колдуньей.
Подсыпать ядовитые травы или провести над кухаркой обряд не представлялось возможным, да и было бы просто глупым, учитывая заслуги негритянки перед тайными силами. Пришлось действовать обычными методами.
Вечером, когда помощники поварихи ушли из кухни и та осталась одна, помешивая в большом котле кипящее варево, Жермина тихо подкралась к ней и схватила сзади за шею. Мганга попыталась сопротивляться, уперевшись руками к края котла, невзирая на обжигающий металл. Но молодость, подкреплённая одержимой ненавистью и жестокостью, взяла верх. Лицо негритянки под давлением цепких рук Жермины окунулось в бурлящую жидкость. Когда ноги поварихи перестали дрыгаться в смертельных конвульсиях, молодая убийца, не получившая ни одного ожога от брызг, отпустила шею уже трупа, подложила под левую ногу тела кожуру от какого-то овоща и так же тихо выскользнула за дверь.
Утром дом огласили вопли слуг, нашедших насильственно утопленную. На черной коже шеи негритянки никто не увидел синяков, оставленных пальцами рыдающей рядом с телом Жермины. Естественно, никто не заподозрил ничего, всё выглядело как несчастный случай. Но Жармина всё-таки затаилась на время.
Чем ближе подходило время к родам и все в доме ходили со счастливыми выражениями лиц, тем мрачнее становилась Жермина. «Всё, больше ждать нельзя» решила она и в одну из ночей отправилась искать дом старухи-жрицы. Без всякого труда ей это удалось. Небольшой домик был совершенно неприметным среди огромных, высохших деревьев, которые, по всей вероятности, уже несколько лет не давали листьев. Какая-то колючая, плетущаяся по ним растительность с толстыми ветвями, наверное выпила из деревьев все соки и от того её шипы стали толще и ещё острее. Разглядев на земле узкую дорожку, Жермина пошла по ней к дому, дверь была не заперта. Переступив порог, девушка открыла рот, чтобы спросить, есть ли кто в доме.
«Заходи, Жермина», — раздался старческий скрипучий голос.
«Откуда вы знаете моё имя?» — опешила гостья.
«Я не только твоё имя знаю, но и твоих родителей-неудачников, — засмеялась, словно закряхтела, жрица, — на одном корабле добрались мы сюда, рядом в трюме сидели. Они о богатстве и счастливой жизни мечтали, ну, а мне не по своей воле пришлось в такую даль забраться. Тогда и сказала им, что из их пятерых детей, только одна что-то стоить будет, а остальные, так, трава придорожная да пыль подножная».
