— Мне нет дела до ковриков из волчьей шкуры, чадо Байар. — Упрек в голосе Капитана был мягким, но спина Байара вмиг отвердела, его взор уперся в стену палатки. — Вы докладывали о том, чего мы добились этой ночью, разве нет? Если мы вообще чего-то добились.
— Стаю, которая напала на нас, я могу оценить в пятьдесят или больше зверей, Милорд Капитан, из них мы убили по меньшей мере двадцать, возможно тридцать, волков. Я не считаю, что розыски трупов следует продолжать ночью, рискуя потерять еще несколько лошадей. Утром я соберу и сожгу убитых волков, тех, которых не утащат под покровом темноты. Кроме этих двух, было еще по крайней мере с дюжину людей. Полагаю, мы разделались с четырьмя или пятью из них, но маловероятно, что нам удастся найти еще хоть одно тело, исходя из обыкновения Приспешников Тьмы уносить своих мертвецов, дабы скрыть понесенный ими урон. По-видимому, это была согласованная засада, но возникает вопрос о...
У Перрина перехватило горло, когда худой мужчина продолжил свой доклад. Илайас? Осторожно, без всякого желания, он попытался почувствовать Илайаса, волков... И ничего не обнаружил. Было так, словно он никогда не проникал в мысли волков. Либо они погибли, либо оставили нас. Ему захотелось рассмеяться горьким смехом. Наконец-то случилось то, чего он так желал, но цена этого оказалась высока.
В этот самый момент седоволосый засмеялся низким, презрительным смешком, от которого на щеках Байара проступили алые пятна.
— Итак, чадо Байар, ваше заключение: свыше пятидесяти волков и больше десятка Приспешников Тьмы напали на нас из подготовленной заранее засады. Да? Видимо, так, если уж вы видели пару-тройку сражений.
— Но, Милорд Капитан Борнхальд...
— Я бы сказал — шесть или восемь волков, чадо Байар, а из людей, наверное, лишь эти двое. Вы выказываете искреннее рвение, но не имеете никакого опыта действий вне города. Совсем другое дело — нести Свет, когда улицы и дома далеко. Ночью обыкновенно волки кажутся числом более, чем есть на самом деле, — и люди тоже. Я думаю, самое большее — шесть или восемь. — Румянец Байара постепенно становился все темнее. — Полагаю также, что были они здесь по той же самой причине, что и мы: тут единственный доступный источник воды, по крайней мере на день пути в любом направлении. Гораздо более простое толкование — и обычно оно самое верное. Наберетесь опыта, научитесь.
По мере того как добродушный на вид мужчина говорил, лицо Байара покрывалось мертвенной бледностью; алые пятна на его впалых щеках по контрасту с ней обрели багровый оттенок. На мгновение он скосил глаза на двух пленников.
Теперь он нас ненавидит еще больше, подумал Перрин, за то, что мы слышали эти слова. Но почему он вообще нас ненавидит?
— Каково ваше мнение вот об этом? — спросил Капитан, показывая Байару Перринов топор.
Байар вопросительно взглянул на своего командира и, дождавшись ответного кивка, взял оружие. Он взвесил топор в руке и удивленно хмыкнул, затем коротко взмахнул им над головой, описав небольшую дугу и едва не задев верх палатки. Топором он орудовал так уверенно, будто родился с ним в руках. Восхищение, смешанное с завистью, промелькнуло на миг на худом лице, но, когда Байар опустил топор, лицо его было столь же бесстрастно, как и раньше.
— Превосходно сбалансировано, Милорд Капитан. Сделано просто, но очень хорошим кузнецом-оружейником, возможно даже мастером. — Горящие мрачным огнем глаза Байара обожгли пленников. — Оружие отнюдь не деревенских жителей, Милорд Капитан. Никак не фермеров.
— Конечно, нет. — Седоволосый повернулся к Перрину и Эгвейн с легким упреком и усталой улыбкой — добрый дедушка, которому известно, что его внуки напроказничали. — Меня зовут Джефрам Борнхальд, — сказал он им. — Ты, как я донял, — Перрин. Но вот вы, молодая женщина, как ваше имя?
Перрин сердито посмотрел на седого, но Эгвейн качнула головой.
— Не будь глупым, Перрин. Я — Эгвейн.
— Просто Перрин и просто Эгвейн, — тихо произнес Борнхальд. — Но, полагаю, если вы и вправду Друзья Темного, то вы желали бы скрывать свои подлинные имена по возможности подольше.
Перрин с трудом, но сам поднялся на колени; большего не позволяли путы.
— Мы не Друзья Темного! — гневно возразил он.
Слова еще не успели слететь с его губ, как Байар оказался возле Перрина. Мужчина двигался, словно змея. Юноша заметил, как рукоять топора резко двинулась к нему, и попытался пригнуться, но тяжелое топорище попало ему повыше уха. Лишь то обстоятельство, что Перрин отстранился от удара, спасло юношу, и он не упал с проломленным черепом. И все равно у него искры из глаз посыпались. От удара о землю перехватило дыхание. В голове звенело, и кровь заструилась по щеке юноши.
— У вас нет никакого права, — начала Эгвейн и пронзительно вскрикнула, когда рукоять топора метнулась к ней. Девушка отшатнулась вбок, и топорище со свистом пронеслось в воздухе, когда она упала на полотно пола.
— Лучше вам впредь быть сдержаннее на язык и не дерзить, — сказал Байар, — когда говорите с Помазанником Света, иначе можете лишиться языков.
Худшим из всего было то, что в голосе Байара по-прежнему не слышалось никаких эмоций. Отрезать языки пленникам не доставило бы ему удовольствия и не вызвало бы сожаления; это просто нечто такое, что ему пришлось бы сделать.
— Спокойнее, чадо Байар. — Борнхальд снова посмотрел на пленников. — Полагаю, вам не очень много известно о Помазанниках, или о Лордах-Капитанах Детей Света, не так ли? Нет, по-моему, не много. Так что хотя бы ради Байара постарайтесь не спорить и не кричать, хорошо? Я хочу только, чтобы вы шли в Свете, не больше, и если гнев возьмет над вами верх, это не поможет никому из нас.
Перрин поднял взгляд на мужчину с худым лицом, возвышающегося над ним и девушкой. Ради Байара? Юноша заметил про себя, что Капитан не приказал тому отойти от них, Байар встретил взгляд юноши и улыбнулся: улыбка коснулась лишь его губ, но кожа на скулах натянулась еще больше, от чего лицо стало очень напоминать череп. Перрин содрогнулся.
— Мне доводилось слышать о людях, бегающих вместе с волками, — в раздумье произнес Борнхальд, — хотя сам я прежде этого не видел. Как предполагают, люди разговаривают с волками и с прочими созданиями Темного. Мерзкое дело. Это заставляет меня опасаться, что Последняя Битва и в самом деле грядет.
— Волки не... — Перрин оборвал себя, когда носок сапога Байара оттянулся назад. Глубоко вздохнув, юноша продолжил более спокойным тоном. С гримасой разочарования Байар опустил ногу. — Волки — не создания Темного. Они ненавидят Темного. По крайней мере, троллоков они ненавидят и Исчезающих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
