В телефонной трубке раздались треск и щелчки.
— Гаррисон? Привет, Гаррисон! — издалека послышался тонкий высокий голос.
Несмотря на помехи, Гаррисон мгновенно узнал, кому принадлежит голос, и его лицо перекосилось. Он так и видел, как президент «Радий Инкорпорэйшн» Р. С. Уэбстер подпрыгивает на стуле, взбешенный тем, что на Венере опять проблемы.
— Да, Р. С., это Гаррисон.
— Ну, — пропищал Р. С., — что случилось на этот раз? Говори же, приятель, что там еще произошло?
Гаррисон коротко пересказал суть дела. Дважды помехи прерывали разговор, и Спаркс из кожи вон лез, чтобы восстановить связь.
— Так чего ты боишься? — заорал человек на Земле.
— Ну, просто, — объяснил Гаррисон, с ужасом сознавая, насколько глупо это звучит, — Арчи сбежал. А значит, теперь весь радон знает то же, что и он. Если мы заправим мозг новым радоном, уже разумным… Понимаете, этот радон будет знать о нас все… то есть…
— Ну и чушь! — заорал Р. С. — Что за околесицу ты несешь? В жизни не слыхал ничего более нелепого.
— Но Р. С….
— Вот что, парень, — проговорил Р. С., еле сдерживая злость. — Разве мы не отстаем от графика? Разве ты находишься на Венере не для того, чтобы добывать радий?
— Да, — в отчаянии ответил Гаррисон.
— Ну так копай радий! Догоняй график. Заправляй мозг и принимайся за дело!
— Но вы не поняли…
— Я сказал, заполняй мозг и приступай к работе. Нечего сидеть сложа руки.
— Это приказ? — спросил Гаррисон.
— Это приказ! — отрезал Р. С.
В трубке зашуршали помехи, словно кто-то сдавленно хихикал над ними.
Гаррисон, не отрывая глаз, следил, как от поверхности Венеры с ревом отрывается корабль и исчезает в буре белоснежного формальдегида. Мак, стоявший рядом, довольно потер руки, скрытые защитным скафандром.
— Теперь мы почти догнали график, — довольно сообщил он.
Гаррисон молча кивнул, не отрывая мрачного взгляда от простиравшейся перед ним равнины. Снова наступила ночь, и вихри формальдегида извивались в какой-то дьявольской джиге. Ночь, буря — и температура сто сорок градусов по Фаренгейту. За день длиной в неделю на планете стало еще жарче.
До его слуха доносились гул мощных, управляемых мозгом машин, копающих в шахтах руду, завывание ветра, вольно гулявшего над куполом станции и между ребристыми остроконечными холмами, легкое пофыркивание системы охлаждения в скафандре.
— Когда сделают банку для Арчи? — спросил он. — Новому наблюдателю от института Солнца не терпится поскорее приняться за работу.
— Еще пара часов — и готово, — ответил Мак. — Много времени ушло на расчеты, но теперь с ними закончено, и за дело взялись роботы.
— Как только закончите, сразу сообщите. Мы пытались установить контакт с радоном в машинах, но без толку.
— Есть только одна загвоздка, — добавил Мак.
— Что еще? — Гаррисон резко повернулся к нему.
— Мы не совсем точно рассчитали углы в этой банке. Ты ведь знаешь, в ней есть чрезвычайно сложные компоненты. Но мы решили поторопиться, чтобы этот стукач из института сразу, как только приедет, принялся за дело. Но когда роботы…
— Ну?.. — поторопил его Гаррисон.
— Когда роботы добрались до того места, где мы запутались, они просто отбросили чертежи в сторону и продолжили работу. Подумать только, даже не замялись.
Гаррисон и Мак обменялись озадаченными взглядами.
— Не нравится мне это, — заявил Мак.
— Мне тоже, — мрачно вздохнул Гаррисон.
Он повернулся и медленно побрел к станции, а Мак отправился обратно к шахтам.
А в это время в кабинете Гаррисона док знакомился с Роджером Честером, новым наблюдателем от института.
— В институте скопились горы отчетов, — говорил Честер, — я изучал их перед отлетом на Венеру. Читал их дни и ночи напролет, с тех пор как мне сообщили, что я должен лететь на смену Буну.
Док аккуратно разрезал новую сигару, одну половину положил в карман, вторую сунул себе в рот.
— И что же ты искал? — спросил он.
— Ключ к разгадке. Дело в том, что я хорошо знал Буна. Мы дружили много лет. Он был не из тех, кого можно так просто сломать. Одной Венере с ним было бы не справиться. Но я ничего так и не обнаружил.
— Может, у Буна в бумагах что-нибудь осталось? — предположил док. — Ты читал его отчеты?
— Я их сто раз перечел, — признался Честер, — в них ничего нет. Некоторые отчеты вообще исчезли — те, что за последние дни…
— Последние дни можно в расчет не принимать, — сказал док. — Парень был уже явно не в себе. Я бы не удивился, если бы он вообще ничего не писал в те дни.
— На него это не похоже, — упрямо проговорил Честер.
— Так что-нибудь ты все-таки накопал? — Док беспокойно толкнул сигару в другой уголок рта.
— Мало. После Мастерсона мы почти не сдвинулись с места. Даже сейчас, спустя столько лет, не верится, что радон — разумный.
— Из всех газов радон лучше всего приспособлен для жизни. Это тяжелый газ. Вес молекулы — двести двадцать два. Он в сто одиннадцать раз тяжелее водорода и в пять раз — углекислого газа. Молекулярное строение у него довольно простое, а вот строение атома — одно из самых сложных. Настолько сложное, что в нем и вправду могла зародиться жизнь. А если говорить о неустойчивости — а для жизни это условие просто необходимо, — так это его радиоактивность. Химически он, пожалуй, инертен, но физически — это потрясающе неустойчивый, невероятно активный газ.
В кабинет вошел Гаррисон.
— Опять об Арчи треплетесь? — хмыкнул он.
Начальник станции подошел к своему столу и достал бутылку и стаканы.
— Уже две недели, как Арчи сбежал, — проворчал он, — И ничего! Мы сидим тут как на вулкане и ждем, когда он взорвется и пошлет всех нас в тартарары. Но все тихо. Что он задумал? Чего ждет?
— Это непростой вопрос, Гаррисон, — ответил Честер. — Представьте себе форму жизни, у которой нет никаких орудий труда, никаких инструментов, просто потому, что она не умеет их делать. Да и зачем они ей, если она все равно никогда не смогла бы ими воспользоваться. Не забывайте, что человек обязан своему развитию во многом, а может и исключительно, орудиям труда. Началось-то все с того, что однажды ему пришлось поработать собственными руками…
Вдруг пронзительно зазвенел телефон. Гаррисон схватил трубку и услышал голос Мака.
— Шеф, эти проклятые роботы разбегаются, — орал главный инженер, — а за ними и машины из шахт…
Лицо командира перекосилось, будто чья-то ледяная рука сжала его горло.
— Тут настоящий ад, — Мак почти рыдал. — Но банку Арчи они оставили. Забыл сразу сказать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
