это переживу?» – мелькнуло у меня в голове.
– Могу не показывать, – тут же ответила она. – Лежи так.
«Кто из нас злой – так это ты, – не остался я в долгу. – Я над полумертвыми напарниками не издеваюсь».
Вообще-то мне следовало быть более серьезным, но… Когда готовишься к верной смерти, а потом обнаруживаешь себя живым, целым и вроде бы невредимым, если не считать пропавшего голоса… Вдобавок я не в плену, а в каком-то убежище, видимо, на Багралоре – где еще мог царить такой зверский холод? Да тут в пляс впору пуститься! Но на это, к сожалению, сил не было. Меня будто и вправду вывернули наизнанку, как следует отходили бельевым вальком, прополоскали в проруби… Одним словом, я чувствовал себя выжатой тряпкой. Спасибо, хоть не болело ничего… что, кстати, настораживало.
– Я буду показывать по порядку, – сказала Кьярра, гневно посопев. – А ты не перебивай, раз полумертвый! Хотя нет… Ты был совсем мертвый.
Я даже не нашелся, что сказать. То есть подумать.
– Сам увидишь, – добавила она, бесцеремонно подвинула меня и улеглась рядом, объяснив: – Ты очень холодный. А если развести костры со всех сторон, я не услежу, и ты сгоришь. Лучше я сама буду тебя греть.
«Спасибо, – искренне подумал я. – Ты намного лучше костра. Жалко, маленькая, на всего меня не хватает – ноги мерзнут».
Пора бы мне уже привыкнуть к тому, что Кьярра все понимает буквально…
Мгновение – и я оказался в лапах чудовища. То еще впечатление, скажу я вам, особенно если ты не можешь не то что пошевелиться, а даже заорать с перепугу! Впрочем, я преувеличиваю: Кьярра была нежна со мной, насколько вообще может быть нежным дракон с человеком. У нас все-таки слишком разные весовые категории.
«Ты будешь смотреть или нет?» – грозно спросила она, уставившись в упор. Она держала меня в горстях, и деваться было некуда. Да и не хотелось – хоть отогрелся наконец!
«Подчиняюсь грубой силе», – отозвался я и посмотрел ей в глаза…
Глава 22
Удобная все-таки штука – обмен воспоминаниями. Конечно, к ней надо привыкнуть – я все еще подозревал, что человек без примеси драконьей крови может не пережить подобного. Но какие открываются возможности! Не нужно подыскивать слова, опасаться быть неверно понятым… Нет, можно и в этом случае исхитриться перевернуть увиденное с ног на голову, но для этого, по-моему, нужно очень постараться.
На этот раз вышло намного лучше, чем в предыдущий. Во всяком случае, мне удавалось улавливать эмоции Кьярры, и я задался вопросом: раньше она не передавала мне этого нарочно (может, не хотела, чтобы я ощутил ее тоску по матери) или дело в чем-то ином?
Впрочем, поразмыслить об этом я мог позже, а пока Кьярра вернула меня в теплый, особенно по сравнению с Багралором, столичный вечер.
Эта часть воспоминаний напоминала колдовские картинки – модную забаву последних лет. На самом деле никакого колдовства в них нет: просто хитроумный прибор с мощным фонарем, картинки на стекле – и вот, пожалуйста, по стене или натянутой простыне гуляют дамы с кавалерами, летят драконы, бегут дикие лошади…
Однажды я видел даже роман в картинках. Поговаривали, это недешевое удовольствие оплатил своей любовнице некий весьма высокопоставленный господин: дама баловалась сочинительством, но, увы, известность обходила ее стороной. Напечатать ее опусы было проще простого, только плати, однако публика не соглашалась читать их даже за деньги, настолько они были многословны и скучны. А заказные рецензии – это совсем не то, чего жаждала душа писательницы… Впрочем, оказалось, что в виде живых картинок с подписями – те изображали самые яркие моменты повествования – ее истории выглядят намного лучше! А уж когда кто-то догадался сопровождать показ музицированием, дело и вовсе пошло на лад. В салоне у самой дамы играл маленький оркестр, в местах попроще ограничивались клавироном, а то и вовсе кто-нибудь бренчал на трех струнах. Услуги рисовальщика стоили недешево, но, судя по всему, они с сочинительницей нашли друг друга и стяжали скромную славу…
К чему это я?
Ах да, к тому, что воспоминания Кьярры напоминали эти самые колдовские картинки: одна сцена сменяла другую не плавно, как это бывает в жизни, а рывками.
Вот она возвращается с охоты, усталая, но довольная. Прислушивается – меня еще нет, но я обещал быть к заходу солнца, а до него еще далеко. Переодевается в неудобную одежду, потому что обещала быть наготове на случай визита той же Бет. Больше заняться нечем, и Кьярра выходит в сад.
Драконария на исходе дня пахнет так, что голова идет кругом, но в ее аромате мерещится не только запах металла, но и запах крови. Кьярре кажется, что это не к добру – еще вчера она ничего подобного не ощущала. Значит, что-то неладно. И дело не в цветах, это ведь просто растение, даже не ядовитое, и от него нельзя ждать подвоха. Самое ужасное, что может случиться, если нанюхаешься драконарии, – голова разболится. Это я сказал Кьярре, закрыв на ночь окно. А она у себя открыла, и ничего ей не сделалось. Наверно, потому что они с этим растением почти что родственники, зовутся похоже, а вот я…
Тут картинка сменилась, видимо, Кьярра смутилась, когда поняла, что раскрывает свои рассуждения обо мне.
Кьярра сидит у окна. Долго сидит и принюхивается – не иду ли я. Но меня все нет и нет, и солнце, чтоб ему провалиться, еще слишком высоко. Оно даже не цепляется за крыши домов, а значит, ждать придется долго.
Заняться нечем. Искать знакомые буквы в книгах скучно. Даже если они складываются в слова, некому объяснить, что эти слова означают. Писать, как люди, Кьярра не умеет. Попробовала – разлила чернила и долго оттирала пятно на столе. Не вышло. Прикрыла стопкой бумаги – может, я не замечу или решу, что чернильницу перевернул предыдущий жилец. Ругать не стану, Кьярра знает, но все равно обидно – человеческое тело такое неуклюжее…
Попробовать порисовать угольком, как я однажды сказал? Но на чем? На светлой обивке стены нельзя – за это точно попадет. Разве что на полу, а потом стереть? Или отправиться в пещеру – там-то можно пачкать стены сколько угодно…
Но чу! Кто-то идет!..
Кьярра замирает на месте, выронив уголек. Это чужие. Одного гостя она узнает – Бет, женщина из поезда. Второго – нет, но, кажется, Бет не хочет с ним идти.
– Я не понимаю, при чем здесь я? – говорит она. Слишком громко говорит.
Кьярра уже знает, что благородные дамы не повышают голос, а кричат только базарные торговки, простолюдинки.
Бет не кричит, но от
