Когда штурман проснется и узнает последние новости, они вряд ли вызовут у него восторг. Он должен будет расстаться со своим скандием, уже обещанным команде, и хотя я надеялся на его понимание, предсказать, как он себя поведет, было довольно трудно. Слишком сильна была в этом человеке тяга к наживе, и, наверно, именно это свойство его характера помешало нашим товарищеским отношениям перерасти в настоящую дружбу.
Наконец Каринин открыл глаза, и его пока еще бессмысленный взгляд остановился на мне. «Я скажу ему позже – после того, как мы улетим с этой проклятой планеты», – решил я, направляясь к дверям медицинского отсека.
– Никого сюда не впускать! – бросил я двум часовым из службы внутренней охраны, несущим здесь постоянную вахту по моему приказу. Они знали о своих обязанностях, но дисциплина на корабле оставляла желать лучшего, и я не был уверен в том, что даже этот мой прямой приказ будет выполнен в точности.
Единственное, что я мог теперь сделать, – это покинуть планету как можно скорее. И хотя целая цепочка неудач, преследовавшая нас накануне старта, лишила меня уверенности в успехе, я решил сделать все от меня зависящее, чтобы вырваться, увести отсюда людей и корабль, чем бы это ни грозило мне лично.
Наконец последние приготовления были закончены. Сидя в командирском кресле штурманской рубки, я наблюдал на внешних оптических экранах за тем, как длинная цепочка роботов постепенно втягивалась в чрево корабля. Последние ремонтные механизмы покинули площадку, и охранные роботы начали сворачивать операцию защиты.
Все люди, если не считать пропавшего механика, давно были на борту корабля, и никто не напомнил мне о второй статье космического устава, запрещавшей оставлять на чужой планете члена своей команды.
«Сделал ли я все возможное, чтобы найти этого человека?» Придет время, и этот вопрос будет мне задан. Вопрос, на который не было положительного ответа. Люди не могут растворяться бесследно. Но именно это произошло с Ремизовым. Никаких следов на девственно-чистом песке, никакого движения на плоской песчаной поверхности, окружавшей корабль. Можно было остаться здесь еще на год, можно было обшарить всю планету – мы бы так ничего и не нашли. Если уж Джине понадобился этот человек, не в наших силах было ей помешать… Но это известно лишь мне одному. И никакой комиссии я ничего не смогу доказать.
– Кормовые реакторы перевести в рабочий режим. Начать осевую центровку! – проговорил я в микрофон внутренней связи несвойственным мне, хрипловатым голосом.
Металлическая глыба корабля качнулась, словно просыпаясь, гидравлические мачты опор, глубоко ушедшие в песок, начали распрямляться, медленно приподнимая к зениту нос корабля. На пульте вспыхнули первые зеленые огоньки, сообщая о готовности к старту различных служб, – оставалось отдать последнюю команду, после которой обратного пути уже не будет.
Я знал, что в это мгновение брошу вызов могущественным и безжалостным силам, скрывающимся в вечном мраке Багровой планеты. Условие, поставленное ими, будет нарушено. Долг не будет выплачен. Но в этот момент, ощущая в своих руках гигантскую мощь корабля, я еще мог надеяться на успех.
– Двигатели на старт. Полная мощность на оси.
Я прекрасно знал, что нарушаю все инструкции и правила. Нельзя стартовать с планеты на такой убийственной мощности, но это, пожалуй, было моим единственным шансом.
Неожиданность и стремительность старта – это все, на что я мог теперь рассчитывать.
Я непроизвольно сжался в своем кресле, ожидая жестокого удара перегрузок. В эти последние секунды гигаватты мощности накапливались в конденсаторах двигателей, и вокруг корабля уже закручивалась тугая энергетическая спираль.
Каринин, отделенный от меня прозрачной перегородкой, начал обратный отсчет, и по всем отсекам внутренняя связь разнесла его отстраненный, равнодушный голос. «Четыре, три, два, один, ноль!»
Узкий антигравитационный луч ударил в поверхность планеты. Волны песка взметнулись вокруг корабля и понеслись от него прочь, обнажая под кормой небольшую круглую площадку гранитного основания кратера.
«Минус гравитация», или гравитация с обратным знаком, стала использоваться в планетарных двигателях совсем недавно. Она не только подавляла в узком коридоре под кораблем притяжение планеты, но и создавала противоположно направленную силу, способную одним могучим толчком выбросить корабль за пределы стратосферы.
Неожиданно я понял, что уже несколько секунд сижу в своем кресле в ожидании удара, которого так и не последовало.
Корабль лениво приподнялся на несколько метров и замер над поверхностью планеты. Лишь бушевавшая под ним буря свидетельствовала о том, какие титанические силы вступили в борьбу друг с другом.
Ослепительные ветвистые молнии срывались с кормовых эмиттеров корабля, вспарывая багровую ночь планеты. Рев циклопического вихря, образовавшегося вокруг корпуса, проникал сквозь переборки и заставлял людей сжиматься от ужаса на своих местах в ожидании неминуемой катастрофы. Волны вибрации все время увеличивали амплитуду, раскачивая корабль и вырывая заклепки из титанитовых плит, к которым крепились генераторы антиматерии.
И самым странным, самым необъяснимым в чудовищной силе, обрушившейся на корпус корабля и задержавшей старт, была температура внешней керамической обшивки, уже перевалившая за восемьсот градусов, словно стоявший на месте корабль давно пронизывал атмосферу планеты. Весь его раскаленный корпус полыхал, как стальная болванка, только что вынутая из плавильной печи.
На пульте передо мной мигнул зеленый огонек прямой связи со штурманом. Эту линию использовали лишь в экстремальных случаях.
– Что происходит? Мы выбросили на эмиттеры всю мощность.
– Переключи локаторы на радиочастоту!
– Какой диапазон?
– Пройди по всем.
– Ничего нет! Одни помехи. Вокруг нас настоящая электронная буря.
– Вижу. Покажи планету в сверхвысоких частотах радиодиапазона.
Наконец мы это увидели. От каждого растения, из тысячи различных точек кратера тянулись узконаправленные пучки излучений. Сплетаясь над кораблем в плотную энергетическую сеть, они держали его на месте, словно гигантскую бабочку, попавшую в сачок. Местами утонченные и вытянутые чудовищным давлением корабельной минус-гравитации лучи тем не менее не давали кораблю оторваться от поверхности планеты больше чем на пару десятков метров.
Две чудовищные силы противоборствовали друг с другом, и корабль стал центром этой титанической схватки.
Стоны не выдерживающего запредельных напряжений металла, выстрелы разорванных заклепок, печальный звон лопнувших стеклянных экранов – звуки начавшейся агонии уже заполнили его нижние отсеки и постепенно распространялись все выше, подбираясь к центральной рубке и реакторному отсеку.
Казалось, еще секунда-другая – и с кораблем будет покончено.
Выбросив на эмиттеры двигателей всю мощность корабельных генераторов, я уже не имел возможности погасить их импульс. Теперь я мог лишь беспомощно наблюдать за катастрофой, быстро распространявшейся по кораблю. Любые действия запаздывали, команды не выполнялись. Мы медленно проваливались в пучину катастрофы, и в то мгновение, когда гибель корабля уже казалась неизбежной, стальная хватка энергетической сети, державшей его, ослабла.
Она не прекратила своего воздействия, не отпустила корабль, но снизила мощность ровно настолько, чтобы прекратить начавшееся разрушение. Корабль, словно поднимавшийся с колен титан, рванулся вверх, на добрую тысячу метров и вновь неподвижно завис над планетой. Вся энергия импульса антигравитации была израсходована на этот рывок.
– Что теперь? – Казалось, голос штурмана шел из другого мира.
Я не узнал его и ничего не ответил. Мы проиграли. Нужно было садиться. Я не собирался повторять маневр, едва не разрушивший корабль. Правда, оставался еще один способ… Можно было ударить по планете огнем антипротонных двигателей, использовавшихся только в открытом космосе. Атомный огонь выжжет под нами все живое, и безжизненный кратер, в котором недавно стоял корабль, превратится в огненное жерло вулкана.
Но что-то мешало мне отдать эту последнюю команду, какая-то ускользавшая от меня мысль. Словно подтверждая собственные сомнения и связывая в лаконичные однозначные слова ускользавшие от меня осколки фактов, я спросил себя:
– Почему они ослабили хватку? У них был достаточный резерв мощности для того, чтобы раздавить корабль.
И только сейчас, после этого вопроса, обрывки мыслей сложились в моем сознании в окончательное, однозначное понимание того, что произошло. Больше я не имел права обманывать ни себя, ни доверившихся мне людей.
– Им нужен я. Они хотят, чтобы я вернулся.
«Но ты ведь не сделаешь этого?»
– Мне не остается ничего другого. У меня нет выбора. Если я не вернусь, мы все навсегда останемся на Багровой.
