нею .
Он сидел спокойно. Ему не были видны ни его кенты, ни служебный вход в кассы. В любую минуту он мог быть востребован.
— Думаю, сегодня не подведет…
Волок по обыкновению был надежен и невозмутим.
Напряг у Голицына, напротив, выражался в непривычной для него говорливости. Непрерывно острил.
— Тут наш Клондайк, Волок… Ты, конечно, слышал, что это такое… Он поигрывал мускулами под курткой.
— Джек Лондон?..
— Точно. Главная выручка наша идет отсюда. Собранная инкассаторами сумма тут удваевается.
— Прекрасно.
Так же невозмутимо Волок вел себя и раньше — в прокуратуре, когда следователь запугивал его общей с уголовниками камерой в тюряге, требуя, чтобы он назвал, кто вместе с ним избил вора–домушника на допросе…
— Иначе и быть не может…
В обстановке, когда вокзал наполнен спецслужбами, инкассаторы должны были расслабится еще больше обычног.
— Вот они…
Автомашина «ГАЗ–24» отделения Госбанка прошла перрон узкой протокой между спецтранспортом, свернула к кассе доходов. Инкассаторы остановилась метрах в десяти от служебного входа, за цементным бордюром.
Голицын мигнул.
— Расходимся…
Оба переместились.
В закутке, между вокзалом и багажным двором, было тихо и пусто. С места, у которого Волоков оказался теперь, инкассаторская «волга» была видна целиком.
Волок украдкой наблюдал.
Ничего особенного в машине не произошло.
Сборщик, сидевший рядом с шофером, быстро вышел, с сумками направился в кассу. На вид ему было не более двадцати трех–двадцати пяти, он был без кашне, под курткой мелькнула защитного цвета сорочка и тельник под горло.
" Десантник или моряк…»
Старший инкассатор на заднем сидении — с крупным одутловатым лицом, с усиками — откинулся на мешок с выручкой, что–то сказал водителю. Тот засмеялся.
В горле у Волока запершило: для крепости духа они с Голицыным долбанули по стакану коньяка.
" Надо было еще! На посошок!»
Их черед наступал в последний момент, когда первый сборщик с сумками, полными денег, возвратится из кассы назад, в машину.
От волнения ли или от пронизыввающего ветра Волок не почувствовал выпитого.
В голове было пусто. Быстро бежали секунды.
Вспомнилось вдруг. На занятиях по философии в Академии МВД СССР вбивали:
«Движение и время как способы существования материи…»
А он сидел перед преподавателем пень–пнем…
А все, оказывается, как просто!
Время, которое он, Волок, ждет с пистолетом, с патроном в патроннике. И движение молодого сборщика к выходу из кассы…Вернется сборщик и начнется его, Волока, и Голицына движение. И одновременно потянется время, которое им
отпущено от первого их выстрела и до секунды, когда за ними начнется погоня.
" Успеем добежать до Субанеева и его машины–все будет хорошо…»
Не хватит времени — и сразу прекратится движение. И исчезнет материя, которая называлась Волоков и Голицын…
" Диалектический материализм…»
Все наглядно. Волок и не представлял, что в состоянии размышлять о таких высоких материях.
" Вот Голицын бы удивился, если бы узнал!»
Посыпал легкий снежок, он давно уже порывался идти, но тут же стихал. Погода менялась. С Садового Кольца долетали яркие сполохи света. Там была жизнь. Обгоняемый быстроходным транспортом медленно тащился мощный грузовик с тяжеловесными трейлерами…
Волок едва не загляделся — так было интересно.
Внезапно легко хлопнула дверь.
На тротуаре показался молодой инкассатор. Он шел быстро. Сборщик нес три сумки — две в руках и третью под мышкой.
Четвертую тащила женщина лейтенант, худосочная, с бледным лицом.
«Инспектор по делам несовершеннолетних… — Сразу определил Волок. Ты–то, деваха, зачем впуталась?»
Сборщик был уже рядом с машиной, подавал сумки на заднее сиденье немолодому, с усиками — тот укладывал их во второй мешок. Женщина–милиционер отдала сумку и теперь не отходила, ждала, когда они отъедут.
Голицын появился внезапно, но Волок был уже готов.
— «Россолимо!»
" Понеслась…»
Стреляли на поражение. Мишени были заранее распределены.
Со звоном разлетелись лобовое, а затем и боковое стекла.
Водитель погиб первым, почти мгновенно — Голицын из обреза поразил его в шею, повредив наружную и внутреннюю сонные артерии.
Волок стрелял из «макарова», который попал к ним в электричке после убийства постового милиционера на Белорусском. Двумя пулями был убит севший на переднее сидение молодой сборщик и еще четырьмя женщина–лейтенант. Волок пробил ей грудь, оба легких и почки. Он еще выстрелил в шофера, но тот
был уже мертв.
Последним выстрелом Голицын вырубил остававшегося в живых инкассатора со второго сидения…
Большой инкассаторский мешок схватил Голицын.
Забросил груз на спину, трусцой побежал вдоль здания.
Они так и договаривались. Это был его личный приз. Лавровый венок победителя.
Лежавший рядом на сидении инкассатор застонал — он был еще жив. Двое других — шофер и молодой сборщик впереди — не двигались.
Волоков со вторым мешком, с пистолетом, держался метрах в пятнадцати сбоку.
По вокзальному радио только что закончили передавать громкую бравурную музыку. Стало снова тихо. Потом раздались аплодисменты…
Одновременно с Дубининской улицы за багажным двором донеслось громыхание трамвая на кругу, дробные стародедовские звонки.
Несколько пассажиров двигались навстречу к вокзалу, тоже с мешками, с сумками. Они были заняты своим — Голицына и Волокова даже не заметили.
Все же один свидетель нападения нашелся.
Волоков отметил его боковым зрением — тот стоял сзади, ближе к перрону. Когда Голицын схватил мешок и побежал, какой–то мужик очнулся бросился назад, к вокзалу.
" Беги, звони… — Волоков ускорил шаг. — Через пару минут нас тут уже не будет…»
За углом Субанеев — в пятнистой армейской куртке — уже включил мотор, держал двигатель на малых оборотах. Увидев бегущих, он сдал назад, притормозил; потом, перегнувшись через сидение, открыл обе дверцы.
— Быстрее…
Их не надо было торопить.
Голицын бросил мешок под ноги, между сиденьями, свалился сам. Волоков проделал то же. Подобрал ноги. Хлопнул дверцей.
Одновременно хлопнула дверца с другой стороны. За Голицыным.
— Понеслась!
Маршрут отхода был отработан. Голицын трижды заставлял каждого самому провести «жигуль» Дубининской улицей и переулками.
" Неизвестно, кто вернется в машину, кто останется на дороге…»
Вернулись, слава Богу, все!
Субанеев прогнал «жигуль» вдоль прирельсового почтамта, вырулил поперек трамвайного полотна. Ему никто не помешал. С ходу влился в прерывистый, но не останавливавшийся ни на минуту поток автотранспорта.
Волоков тем временем переоделся — скинул фуражку,шинель, надел куртку. Все форменное убрал под мешки. Сверху прикрыл припасеным пледом.
— Давай эту туда же! — Голицын показал на фуражку у заднего стекла.
С этой минуты любая милицейская атрибутика в машине становилась опасной уликой.
" Сейчас да и в обозримом будущем тоже…»
Голицын оглянулся, еще
