Ищейка во мне взвыла, почуяв добычу.
Да, список аспирантов действительно сохранился. И с ликованием я увидела в нем запись за год тысяча семьсот двенадцатый: «К защите диссертации допущены аспиранты профессора Брашера Марта и Милош Яначеки».
Так их было двое, брат и сестра, близнецы!
В отделе кадров Университета меня попытались остановить: мол, прием и выдача документов только по четвергам, специальное разрешение ректора, на получение копий записей из архива не менее десяти дней… Ничего, не таких бюрократов мне удавалось обломать за последние две-три сотни лет. Этим вообще хватило удостоверения оперативника Совета по магической безопасности Союза королевств. И я, наконец, держу в руках личные дела брата и сестры Яначек.
Вечером в трактире «Третий поросёнок» было куда больше народу, чем днем; звенели пивные кружки, постукивали каблуки под веселую плясовую мелодию, которую играли три музыканта на аккордеоне, гитаре и дудке. Мы с Якубом заняли угловой столик, закрылись пологом от шума и лишних взглядов и, попивая золотое пиво, разглядывали портреты Марты и Милоша из скопированных мною личных дел.
— А ведь я его знаю, — услышала я за спиной голос мастера Бобинека. — Вот этот молодой человек пару раз в неделю ко мне заглядывает уж точно.
Его палец уперся в портрет Милоша.
Потеряв дар речи, я подняла глаза на хозяина трактира, а он, собирая на поднос опустевшие кружки, продолжил:
— Думаю, сегодня-завтра придет, дня три уже его не было.
Глава 27
Он и в самом деле выглядел молодым человеком. Точно уж не старше Сирила Уорнбека. Видимо, для такого эффективного омоложения ему и понадобилась жизненная энергия эльфов, пропавших рядом с замком Форнаг.
Привычно улыбнувшись хозяину, человек, как две капли воды похожий на Милоша Яначека, сел за столик рядом с нами и попросил большую кружку «Крушовицкого». Перейдя на магическое зрение, я чуть было не выругалась: аура показывала дар в лечебной магии чуть ниже среднего, и все. И почему я этому не верю?
Я поднялась со скамьи и, проходя мимо Яначека, прилепила к его столу подслушивающее устройство. Кстати, вовсе не магическое: недавняя разработка наших техников позволяла слышать все, что происходило в радиусе трех метров. Не зря я взяла с собой несколько таких игрушек!
На лестнице, ведущей к жилым комнатам, Якуб догнал меня и тихо спросил:
— А чего ты просто следилку не поставила?
— Мы не знаем ни его возможностей, ни даже того, какая стихия у него преобладающая. Не хочу его насторожить раньше времени. Щиты на нем стоят потрясающие, но он же снимает их когда-то?
— Надо бы проследить, где он живет…
— Согласна. Вот когда он будет уходить, я вслед пущу «голубка», — увидев поднимающиеся брови Якуба, я засмеялась, — еще одна новая разработка: воздействует на птицу так, что я могу смотреть ее глазами. Очень неудобно, совершенно другое восприятие окружающего пространства, зато можно довольно долго держать объект.
— Неплохо… А кто разрабатывал?
— Ты не знаешь, наверное. Судебный маг из Арастена, Флоссия Нарен[2]. А теперь подожди, я птицу поймаю, пока он не ушел. Видела во дворе трактира десяток ворон.
Я распахнула окно и подозвала крупную птицу в атласном серо-черном наряде.
Мы с Якубом беседовали о новых наработках в лечебной магии уже часа полтора, а молодой человек все не уходил из трактира. Он заказал еще кружку пива и жареную картошку к нему, шлепнул по заду подавальщицу, да так, что от ее визга у меня ухо заложило; поговорил с подсевшим к нему мужчиной о погоде и вчерашнем футбольном матче. Ворона нервничала и порывалась улететь. В общем, я уже начала скрипеть зубами, когда он, наконец, подозвал мастера Бобинека, чтобы расплатиться.
Следить за ним птице пришлось недолго: не прошло и пятнадцати минут, как интересующий нас человек подошел к железной двери в стене из белого камня, повернул ключ в замке и вошел внутрь. Я заставила ворону подлететь к бело-синей табличке справа от двери: Hlavní město, Bílá věž.
— Ты знаешь, что это и где? — записав увиденное, я отпустила замученную птицу и показала запись Якубу.
— Белая башня? — он поднял на меня изумленные глаза. — Знаю, конечно. Считается таким… нехорошим местом в городе. Только лет сто пятьдесят назад ее перестали использовать в качестве тюрьмы для государственных изменников и черных магов. Там же, в подвале, были пыточные, там же и казнили.
— И что, скажи на милость, делает там наш… фигурант? Он открыл дверь ключом, будто заходил в собственную квартиру.
— Я узнаю, Лавиния, завтра же с утра. У меня как раз есть должник в городской управе.
Да, вот уж черной энергией Белая башня была наполнена под завязку, до флюгера на крыше. Не рассеялись за сто пятьдесят лет «простоя» ни стоны пытаемых, ни проклятия заключенных. Некроманты, маги крови, иные темные или обвиненные в темном колдовстве, умирая, отдавали свою силу, и она впитывалась в камни. В магическом зрении стены башни словно лоснились, как бока раздувшейся пиявки. Неудивительно, что Яначек выбрал для себя именно это здание. Вот то, что муниципалитет так охотно пошел ему навстречу, и сдал старинное здание и исторический памятник на полгода за умеренную плату, показалось мне не вполне естественным. С другой стороны, менталом он владеет, это мы уже знаем. Так что подправить мысли городского чиновника в сторону большей благожелательности, да еще и усиленной мешочком с приятно позвякивающими золотыми дукатами — это для нашего фигуранта ерунда.
Договор он подписал настоящим именем: Милош Яначек, сын Витуна, сына Карела. Неужели он не знает, что мы нашли о нем информацию? Видимо, нет, и это дает нам фору.
Идеальным вариантом было бы арестовать его, с использованием кандалов из орихалка отправить в Лютецию, в тюрьму для магов, и там хорошенько поговорить. Но арестовать просто так, без доказательств, гражданина другого государства, мне бы никто не дал.
Кстати, интересно, а какое у него гражданство? В копии договора на аренду Белой башни, добытой для меня Якубом, ничего об этом сказано не было.
И куда делась Марта?
Мне нужно было посмотреть на Яначека без щитов. Ну, снимает же он их где-то? Дома, в кабинете или в спальне, например. Все-таки, это постоянный расход силы. За годы практики любой маг начинает держать щиты автоматически, не задумываясь, и внимания они не отвлекают. Но вот расход силы никуда не денешь.
Мои птицы последили за ним и его жильем три дня: поутру каждый день приходила служанка. Глухая старуха из квартала эмигрантов-парсов не интересовалась ничем, кроме ведра с водой и швабры; я подвесила на нее простейший «глаз», не определяемый магически, и изучила башню изнутри. Служанка мыла всю башню сверху донизу, стирала, что давали, и уходила перед обедом. В это время Яначек шел на рынок: сыр, сосиски, хлеб, творог — несложный набор продуктов для завтрака. Обедать он не ходил, а ужинал в одном из трех ближайших трактиров. На четвертый день он снова появился в «Поросенке», и я решила, что пора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
