VII
Именно в силу подобного недоразумения (возникшего, как видим, благодаря продо;; ГвпГГо борьбы с боролся с бюрократией как с "новым классом". И эта оорьо,
Арендт сложиЛОСЬ впечатление, будто и Сталин — продолжавШИЙ под видом борьбы с бюрократизмом ленинскую линию на выращивание из большевистского ядра будущего тотa.n,итаризма безумной системы тотa.n,итарно-бюрократи'Ч, еского господствабороЛСЯ с бюрократией как с "новым класСОМ". И эта борьба, казалось, вполне укладывалась в рамки той ее концепции, согласно которой тоталитарные движения — все равно, утверждали они свою власть под лозунгом "революции слева" или "революции справа", — были изначально враждебны бюрократии как наследию буржуазного общества, каковое нацисты намеревались "ликвидировать", точно так же как и большевики.
Представление X. Арендт о бюрократии явно сложилось по образу и подобию того ее особого типа, который занимал доминирующие позиции в предтоталитарной Германии. М. Вебер говорил в этой связи о рациональной бюрократии современного капиталистического общества, противопоставляя ее традиционно "иррациональной" бюрократии (вообще оставшейся вне поля зрения автора книги). На этом фоне черты иррациональности, которыми была отмечена бюрократия тоталитарного типа, и должны были расцениваться скорее как проявление антибюрократизма, связанного с идеологией "перманентной революции", чем как одна из черт новой бюрократии, балансировавшей между мистикой бесшабашного революционаризма и "подлинной научностью". Вот почему в большинстве случаев, когда фактически речь шла о тоталитарной бюрократии, автор книги предпочитает говорить об "организации", причем понятой скорее технически и формально, чем содержательно, как выражение важнейшего структурного принципа тоталитаризма. X. Арендт совершенно права, когда она решительно выступает против спутывания тоталитаризма с авторитаризмом (чем, кстати сказать, и сегодня так грешат наши политики и публицисты), подчеркивая, что "начало авторитаризма во всех существенных отношениях диаметрально противоположно началу тоталитарного господства" (с. 528). Но с нею трудно согласиться, когда, следуя тому же ходу мысли, она не видит необходимости в том, чтобы выдвинуть в центр своей концепции категорию тоталитарной бюрократии, понятой в качестве носителя абсолютно нового — а именно тотального — организационного принципа, базирующегося на совершенно специфическом понимании эффективности. Принципа, представляющего собой организационнобюрократическое воплощение "сверхзадачи" тоталитарного господства, нацеленного, по словам X. Арендт, "на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще" (с. 528). Степенью приближения к этой "конечной цели" тоталитарная бюрократия и измеряла "эффект" своей деятельности.
Отсутствие упомянутой категории в данном контексте удивляет тем более, что ведь сама же X. Арендт пишет в другой главе, характеризуя предтоталитарные тенденции идейнополитического развития как в Германии, так и в России: "Движения, в отличие от партий, не просто вырождались в бюрократические машины, но осознанно видели в бюрократических режимах во_Г. В той же связи она упоминает tmtmе'tm**ю прОЦесс "бюрокраР. Михельса "Политические партии", описьшаЮЩУ"?я напоашИватизации партийных машин" (там же). А вот там где явно "апРашива лось дальнейшее развитие этой многообещающей темы в связи с ана лизокконкретного социологического механизма установления и осуществления тоталитарного господства, она как бы утрачивает к ней интерес все дальше углубляясь в рассмотрение его (этого господства) "Идеологики" и ее власти над личностью тоталитарного типа. Судя по дальнейшему развитию этой новой темы, к такому повороту мысли Арендт побуждает слишком серьезное отношение к идее "разрушения государственной машины", которую она обнаружила в программных документах как у приверженцев тотальной *V>"tm так и у сторонников тотальной "революции справа". По ее Уtmржде па поряа" превосходящей прежнюю 6"Рtm"П0"Чможостей торым она апеллировала.
VIII
Приняв за чистую монету "антибюрократизм" тоталитарно ориентированных приверженцев идеи "перманентной революции", Х. Арендт ограничивает фундамент своего теоретического построения исходными категориями — понятием "омассовление" и понятием "вождизм". "Вождь-харизматик" и "масса", *°J*cmK фиЛьме его, прямо-таки как в немецком плакаТН°Пр°Паtmграфической "Триумф воли", заставляющем вспомнить о "tmемаtm если и светике С. Эйзенштейна. Без всяких фигурируют, то гдето на заднем Z, А ведь на Г качестве пресловутых сталинских "приводных ремней". А ведь на самом-то деле среди множества таких "ремней" решительно выделялся один, который стреноживал и вождя, несмотря на всю его кажущуюся независимость от него, и от которого он не мог — и не хотел! — освободиться, ибо сам был его органически неотторжимой частью, хотя наиважнейшей (во всех смыслах этого слова). Речь идет о тоталитарной бюрократии как системе всех этих "приводных ремней" (которые, кстати сказать, не забывает упомянуть при случае и X. Арендт), к каковой — в качестве бюрократа номер один — принадлежал и сам Вождь.
В отличие от Германии, где будущий тоталитарный вождь с самого начала политической карьеры настойчиво демонстрировал публике свои харизматические особенности, тщательно затушевывая их партийнобюрократический подтекст, у нас в России аналогичная связь просматривается гораздо более отчетливо. Достаточно вспомнить, что пост генерального секретаря Центрального Комитета партии, от которого с такой легкостью отказались в пользу И. Сталина другие претенденты на высшую партийную, а стало быть, и государственную власть в стране (напряженно следившие за состоянием "здоровья Ильича"), считался в общем чисто бюрократическим. Это был пост генерального делопроизводителя Центрального Комитета, и, соответственно, всей партии: ее главного "зав. кадрами" (генерального "кадровика"), которому общепризнанные партийные "харизматики" не придавали политического значения, так как еще не постигли основного закона тоталитаризма, долгое время составлявшего личную тайну генсека: "Кадры решают все". Причем "кадры" именно в том специфически бюрократическом смысле, какой с самого начала придавал этому слову генеральный "кадровик". "Кадры" как функциональные элементы партийной структуры, которая, будучи тотальной, т. е. претендующей на всеобщую власть, уже реализовывала эту свою сущность в качестве динамического ядра общегосударственной — и надгосударственной — бюрократии. Бюрократия, которая, как и партия, ставшая ее "материнским лоном", вполне заслуживала названия бюрократии "нового типа" — тоталитарной бюрократии в точном смысле этого слова.
Именно в этом качестве тоталитарная бюрократия представляла собой не только внешний, как сказал бы М. Вебер, "железный каркас" ("футляр", "раковину" и т. п.), извне сжимающий общество, превращая его в "монолит". Она с самого начала обнаруживала вполне определенную тенденцию к тому, чтобы преобразовать его изнутри, на уровне его внутриклеточной структуры. Тоталитарная бюрократия стремилась преобразовать межличные отношения людей, подменив их естественно возникающую органику собственной политичес ~ in с помошью "товарища маузера") подкой механикой, насильственно (с поtmЮосатан; вшей воле к власти, чиняющей человеческое поведение (ибо идеи выТой же цели служила и ее' оформлеступали здесь только в сооТ" ВУесс бюрократической тотализании") идеологи посты в ции населения. Вотему ивал> и как бы ни возносила егТнГд tmругиВм п — сударственная бюрократия (к которого сказГь, очен. плох о п= ти контексте возникающее у л. лренди, ди м "исП своей деятельности партийных ритуалов, хотя без ""*.■"**лось, я онто вполне мог бы и обойтись. Ибо этот генеральный бюрократ лучше чем кто-либо другой в тоталитарной России, понимал всю безусловность партийно-бюрократических условностей., всю альГть артийпьГх ритуале. убойную силу и = скРий "ГУЛАГ") шаг влево и Z другой стороны, действие казалось бы соверен JJ треде_ тому не имеющее никакого смысла (скажм; овое ленный жест руки на общем собрании), моглоподчас им р значение для человека, и, быть может, не. одного. Так что дело здесь не столько в имманентной логике определенных идей, которую вряд ли вообще могли эксплицировать для себя их (этих ли", сколько в тоталитарно-бюрократиченом единстве буквализированной идеологии и организационно предопределенной практики. Но отсюда следует, что истинным посредником между тоталитарным вождем и массой является не "идео-логика", как это доводящая до книге X. Арендт, а именно тоталитарная бюР0КР" Длиь для т0конца процесс "реструктурирования""'.jZJnvpoго, чтобы затем подчинить его собствен*ой ОДНомединванной структуре. То есть структуре 'еппоп воли к влаственном принципе принципе ничем не °П*нtmч*"*° СТи который является одним и тем же как для бюрократ для ее вождя — бюрократа номер один.
