И в тот же миг что-то раскололось в сути этого мира, в сути самого времени. Исчезли башни и сады, замолк незримый хор, свет сменился тьмой, торжество – холодом, с которым разграбленный дом встречает случайного путника. Не было более ни балкона, ни дворца Гиверхинэля – они стояли на темной мертвой земле, под черным беззвездным небом, и едва видели друг друга.
Они были там не одни. Нинель поняла это, когда фигура, стоявшая перед ними, пошевелилась, но тот час же ангел шагнул вперед и закрыл ее собою. В руке его, как осколок черного зеркала, сверкнул меч.
И тогда Нинель услышала голос.
– Глупцы, – сказал остававшийся в тенях. – Бороться со мной для вас то же, что бороться с самой судьбой: победа столь же немыслима. Раб, ты рассчитывал на помощь чародея, победившего богов, но знай, что ты стоишь на месте, где некогда была великая битва, и в той битве боги одержали победу над Гиверхинэлем. Все времена принадлежат мне и все, что наполняет эти времена, и я могу распоряжаться всем этим по своему усмотрению.
Сказал ангел:
– Я не раб. Убить ты меня можешь, но подчинить себе – нет. Ты же сам – только слуга, лишенный хозяина, и еще вор – ибо личина, которую ты носишь, украдена у твоего господина.
Сказал Клинок:
– Я уничтожу тебя, как уничтожил всех твоих собратьев. Я вижу в твоей руке оружие. Оно не поможет. Может быть, как-нибудь ради развлечения я и создам весь мир заново, а вместе с ним и ваше племя; может быть, и нет, я еще не решил. Но все это будет потом; перед тем мне придется выполнить еще одно дело.
И, сказав так, он изменился. Изменившись же, он устремился к груди ангела, ибо суть его в этом состоянии была – стремление и смерть. Даже и царапины не оставило на нем оружие ангела. Что до Клинка, то он поразил противника в середину груди.
Нинель зажала рот рукой, чтобы не закричать, когда ее спутник упал и остался недвижно лежать у ее ног. Когда она перевела взгляд на его убийцу, то увидела не стремление и смерть, а вновь – подобие человеческой фигуры.
Слабый свет, разлитый в воздухе, усилился, ибо того пожелал Клинок. Ему самому свет не был нужен, но глаза смертных слабы, а он желал, чтобы Нинель могла хорошо разглядеть его.
Нинель долго всматривалась в его лицо; он же молчал и улыбался, и эта улыбка была страшнее всего. Последние печати милосердного забвения были сорваны с души Нинель в эти минуты. Все в этом лице было знакомо ей, не было ни одной лишней черточки, но все же это была лишь личина. Ничто не шевельнулось в ее сердце, когда она смотрела на его лицо; улыбка же его была ей отвратительна.
Сказал враг:
– В чем же дело, Нинель? Ты отвергаешь нищего, который приходит к тебе, и отвергаешь меня; ты непоследовательна. Вот, взгляни – разве мое лицо незнакомо тебе? А мое могущество – разве хоть в чем-то уступает могуществу, которое ты помнишь? Я тот, кого ты ждала.
Сказала Нинель:
– Нет. Ты лжешь. Я смотрю на твое лицо и вспоминаю нищего, некогда приведенного ко мне во дворец. Теперь я вижу ясно, что он говорил правду и действительно был тем, за кого выдавал себя. Ибо он более похож на Каэрдина, чем ты, имеющий его лицо и его могущество.
Сказал Клинок, рассмеявшись:
– Темного ангела я одолел легко, как и всех прочих врагов – Лордов и Стражей, богов и самого Каэрдина. С тобой же, я вижу, мне придется повозиться – да и оружие, которым мы собираемся фехтовать, мне внове. Каэрдин был сильнейшим, ты низвергла его, значит, ты и есть сильнейшая, и я со всем тщанием приготовлюсь к поединку с тобой.
Сказала ему Нинель, горько усмехнувшись:
– Что ж, нападай. Тебя удивит, с какой легкостью ты убьешь меня. Ты походя уничтожил моего спутника, защищавшего меня, а я вряд ли смогу оказать тебе какое-либо сопротивление.
Сказал Клинок:
– Да, я могу отнять твою жизнь и сломать твою волю. Я даже могу сделать так, чтобы ты никогда не рождалась. Я могу изменить твои чувства так, что сам Казориус, Повелитель Сердец, увидев это, пожелал бы стать моим учеником. Но ничего из этого мне не нужно.
Спросила Нинель:
– Что же тебе нужно? Для чего ты преследуешь меня? Разве тебе мало того, что ты сделал, чудовище?
– Что мне нужно? – Переспросил Клинок. – Трудно ответить. Я – мощь, не знающая равных. Я постиг все. Я почти всемогущ. Все, что я поглотил, стало частью меня, а поглотил я все сущее, вкусив и от плодов древа времени, и от корней его. Но есть маленькая загадка, которую я так и не смог решить – а ты, я надеюсь, мне ее решить поможешь.
– О чем ты говоришь?
– О том, что ты называешь «любовью».
– Ты никогда не узнаешь, что это, – с презрением бросила девушка.
Сказал ей Клинок:
– Ошибаешься. Я знаю, что это. Знаю намного лучше тебя. Знаю – но все же не могу понять. Я созерцал десять тысяч миров в течении десяти тысяч лет. Я видел разные виды любви. Я видел, как запахи проникают в ноздри мужчины и женщины, как следят их глаза за друг другом, как происходят различные химические превращения в их телах. Так рождается желание. Я видел влюбленность и страсть, видел, как меняются эфирные тела мужчины и женщины, приникая друг к другу. Видел я и притяжение разумов, наблюдал и взаимное уважение, и привязанность, и терпение, рождающееся после долгих лет совместной жизни. Видел я и многое другое. Все это довольно примитивно и легко поддается расчету. «Высокие чувства» не более таинственны, чем телесное влечение – все отличие состоит в том, что во втором случае изменяются определенные вещества в телесном мире, а в первом – происходят схожие превращения в мире более тонком. Умеющий видеть легко поймет, как это происходит. Я знаю о любви все. Стоит мне оказать определенное воздействие на некоторые участки твоего тела, или твоего разума, или твоей души – и ты станешь такой, какой я захочу и будешь испытывать те чувства, которые я пожелаю. Я знаю все – и все-таки есть одна вещь, которую я не могу понять.
– Какую? – Спросила Нинель.
– Если я знаю все это, то и Каэрдин должен был знать, – ответил Клинок. – А раз так, почему же он не сумел уберечься от тебя? Ведь если все, что вы называете любовью – лишь определенные изменения в плоти, душе и сознании, как ты могла пленить Каэрдина? Что стоило ему создать соответствующую колдовскую преграду – как поступил один из твоих создателей, Эмерхад? А если он хотел испытать некоторые приятные ощущения, которые дает влюбленность, почему Каэрдин не выдавил из себя этот гной, когда стало ясно, что эти же самые ощущения подталкивают его к саморазрушению? Вот что мне непостижимо.
Сказала Нинель:
– Ты разделил целое на части, исследовал каждую часть и теперь удивляешься, куда же исчезла жизнь, прежде соединявшая части. Да ведь эту самую жизнь ты уничтожил, когда разделял целое! В том, что мы зовем любовью, соединяется не только желание, страсть, влюбленность и привязанность. Кроме того есть еще и стремление любить – то, что собирает все наши чувства, соединяет их, усиливает, развивает и направляет их дальше. Есть не только данность, не только то, что присутствует, что дано нам, но и то, к чему мы стремимся, то, что мы выбрали для себя и что желаем осуществить. Будь иначе, мы были бы лишь механическими существами, с которыми что-то происходит; в любви же было бы не больше ценности, чем в росте ногтей и волос. Это стремление не всегда сознательно, но…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
