— Покажи руки крупным планом, — говорит Бентон Люси.
Она дает приближение.
— Да, помню, — недовольно цедит сквозь зубы Марино — похоже, гробовщик его симпатией не пользуется.
Бентон замечает обкусанные ногти.
— Обрати внимание на пальцы. Ногти обкусаны чуть ли не до мяса. Форма членовредительства.
— По нему есть что-нибудь новенькое? — спрашивает Люшес, имея в виду убитого мальчика, который, насколько знает Бентон, до сих пор не опознан и лежит в морге.
— Не твое дело, — отвечает Марино. — Было бы надо, уже сообщили бы в новостях.
— Господи, — говорит Люси в ухо Бентону. — Ведет себя, как Тони Сопрано.
— А ты вроде колпак потерял. — Марино показывает на левое заднее колесо катафалка.
— Это запасное, — раздраженно бросает гробовщик.
— Весь вид портит, — замечает Марино. — Так стараться, наводить блеск, и на тебе — гайки торчат.
Меддикс, пыхтя, тащит носилки. Складные алюминиевые ножки выскакивают из гнезд и со щелчком становятся на место. Марино помощи не предлагает. Гробовщик скатывает по трапу носилки с лежащим на них в черном мешке телом. Они ударяются о дверь. Меддикс ругается.
Марино подмигивает Шэнди, которая выглядит весьма живописно в расстегнутом хирургическом халате и черных кожаных ботинках. Люшес оставляет каталку с телом посреди холла, щелкает резинкой по запястью и высоким, раздраженным голосом говорит:
— Надо оформить бумаги.
— Потише, — предостерегает Марино. — Еще разбудишь кого-нибудь.
— У меня нет времени веселиться тут с вами. — Люшес направляется к выходу.
— И никуда ты не пойдешь, пока не поможешь переложить тело с носилок на нашу каталку.
— Задавака, — комментирует Люси прямо в ухо Бентону. — Выставляется перед своей шлюшкой.
Марино выкатывает из холодильника каталку, поцарапанную, покосившуюся, с подогнутым колесиком, отчего она напоминает магазинную тележку. Вместе с недовольным Люшесом они поднимают мешок с телом и переносят на каталку.
— Начальница у вас — суровая дамочка, — говорит Люшес. — Настоящая…
— Твоего мнения никто не спрашивает, — осаживает его Марино и поворачивается к Шэнди: — Ты слышала, чтобы кто-то его мнением интересовался?
Она во все глаза смотрит на мешок и как будто ничего не слышит.
— Не я виноват, что у нее адреса в Интернете перепутаны. А вела себя так, будто это моя проблема. Будто я так к ней прикатил, а не по делу. Ну да я с любым могу договориться. Вы своим клиентам какое-нибудь конкретное похоронное бюро рекомендуете?
— Тисни рекламу на «Желтых страницах».
Люшес идет к крохотному офису. Идет быстро, едва сгибая колени и напоминая большие ножницы.
Нижний правый квадрант показывает гробовщика в закутке — он торопливо перебирает бумаги, выдвигает ящики, шарит в них, находит ручку.
В другой четверти экрана Марино обращается к Шэнди:
— И что, никто не знал, как поступить?
— От тебя, малыш, я всему готова научиться. Ты только покажи.
— Я серьезно. Когда твой папаша подавился… — начинает объяснять Марино.
— Мы подумали, у него сердечный приступ или там… паралич, — перебивает его Шэнди. — Картина — жуть. Дернулся, со стула свалился, да еще головой о пол треснулся. И лицо начало синеть. Никто из нас и не понял, что он подавился. Да если б и знали, что б мы сделали? Разве что позвонили б девять-один-один. — Она замолкает, шмыгает носом и, кажется, вот-вот расплачется.
— Извини, но кое-что вы бы сделать могли, — говорит Марино. — Давай, я тебе покажу. Так, повернись.
Закончив с бумагами, Меддикс торопливо выходит из офиса и идет мимо Марино и Шэнди. Они не обращают на него никакого внимания, и Меддикс сворачивает в секционное отделение. Марино обхватывает Шэнди за талию своими здоровенными лапищами, сжимает пальцы в кулак, выставляет большой, прижимает его к верхней части живота, над пупком. Потом кладет на кулак левую руку и осторожно толкает вверх, демонстрируя прием. Ладони скользят по бедрам.
— Боже, — комментирует Люси, — да у него эрекция! Ни хрена себе — в морге!
В секционном отделении Люшес подходит к лежащему на столе толстому черному журналу, «Книге мертвых», как учтиво называет его Роза, и пишет что-то ручкой; которую прихватил из каморки.
— Не его это дело, — говорит Люси. — Все записи в журнал вносит только тетя Кей. Это же юридический документ.
— Видишь, и ничего страшного. — Шэнди улыбается Марино. — Никто не встал. Разве что… — Она тянется рукой к его паху. — Да, уж ты-то знаешь, чем взбодрить девушку. Ух ты!
— Ошалеть! — говорит Бентон.
Шэнди поворачивается в объятиях Марино и целует его — в губы, посреди морга, — и Бентону уже не кажется странным, что они, чего доброго, займутся сексом прямо в коридоре.
— Эй, не наглей, — останавливает ее Марино.
В нижней четверти экрана Меддикс листает журнал регистрации.
Марино поворачивается и качает головой, но возбуждения ему не скрыть. Шэнди, которой не хватает рук, чтобы обнять его, смеется.
— Кроме шуток, — говорит он. — Если когда-нибудь усидишь, что я подавился и задыхаюсь, делай так, как показал. Только посильнее. — Он показывает на себе. — Смысл тут в том, чтобы вытолкнуть воздух, а воздух вытолкнул ту штуку, что застряла.
Она снова опускает руки и пытается схватить его, но он отталкивает ее и поворачивается к Люшесу, который выходит из секционной.
— Так она выяснила что-нибудь насчет малыша? — Люшес щелкает резинкой по запястью. — Похоже, нет, потому что в журнале он значится как «неустановленный».
— Неустановленный был, когда его сюда доставили. А ты-то что там делал? Совал нос в журнал? — Марино стоит к Люшесу спиной, повернув голову, и оттого выглядит странно.
— Ясно, такой сложный случай ей не по силам. Плохо, что я сам не привез его сюда. Помог бы. О человеческом теле я знаю побольше любого врача. — Люшес отходит в сторонку и с любопытством смотрит на Марино. — Ого!
— Ни черта ты не знаешь, а насчет мальчонки можешь заткнуться, — неприязненно бросает Марино. — И насчет дока тоже. А теперь убирайся отсюда ко всем чертям.
— Это ты про того мальчика? — спрашивает Шэнди.
Люшес катит к выходу свои носилки. Тело, которое он доставил, лежит на каталке перед стальной дверью холодильника. Марино открывает дверь и заталкивает непослушную каталку внутрь. Брюки у него топорщатся.
— Господи, — бормочет Бентон.
— Он что, на виагре? — дивится Люси.
— Почему вы не купите новую тележку или как это у вас называется? — спрашивает Шэнди.
— Док понапрасну деньги не тратит.
— Прижимистая. Держу пари, она и тебе ни шиша не платит.
— Если что-то надо, она покупает, но на ветер денежки не швыряет. Не то что Люси. Та бы и Китай купила.
— Ты всегда за нее горой, а? Но встает у тебя на меня, верно? — Шэнди ласкает его.
— Меня сейчас вырвет, — говорит Люси.
Шэнди входит в холодильник. Осматривается. В динамиках у Бентона шелестит холодный воздух.
Установленная у служебного подъезда камера показывает, как Меддикс садится в машину.
— Ее убили? — Шэнди показывает на тело в черном мешке, то, что привез гробовщик, потом переводит взгляд на другое, в углу. — Расскажи про ребенка.
Люшес уезжает на своем катафалке, дверь за ним захлопывается с громким металлическим лязгом, какой бывает при автомобильной аварии.
— Сама умерла, — говорит Марино. — Ей, по-моему, лет восемьдесят пять.
— Если сама умерла, то с какой стати ее сюда привезли?
— Так коронер пожелал. Почему? А черт его знает. Док сказала мне быть здесь, вот я и приехал. Зачем? Понятия не имею. На мой взгляд, банальная остановка сердца. Чем-то здесь попахивает. — Он морщит нос.
— Давай посмотрим, — предлагает Шэнди. — Ну же. Быстренько. Одним глазком.
Бентон наблюдает. Марино расстегивает молнию на мешке, и Шэнди вздрагивает и отскакивает, закрывая ладонью нос и рот.
— По заслугам тебе.
Люси дает крупным планом тело в мешке: разлагающееся, раздутое газами, с позеленевшим животом. Бентон не чувствует запаха, но хорошо его представляет — отвратительная гнилостная вонь, как ничто другое цепляющаяся за воздух и оседающая на нёбе.
— Черт! — Марино застегивает мешок. — Старушка, должно быть, пролежала несколько дней, а чертов коронер не захотел с ней возиться и подсунул нам. Ну что, получила? — смеется он над Шэнди. — Думала, я тут цветочки нюхаю?
Шэнди опасливо подходит к другому мешку, тоже черному, но маленькому, который лежит одиноко в углу, и останавливается, глядя на него.
— Не надо.
Голос Люси звучит в ушах Бентона, но обращается она к Марино.
— Спорим, я знаю, что там, — говорит Шэнди, и чтобы услышать ее, приходится напрягаться.
Марино выходит из холодильника.
