На другой день мать садится в автобус и устремляется в Нгва-Экелё. Какими словами поведала она о своих планах и их успешном развитии своей дочери, едва перешагнувшей порог детства, когда, не задумываясь, вытащила ее с урока сестры Эрнестины из монастыря Гроба господня?
Обо всем этом Кресченция узнала позже, когда приехала навестить Перпетую вскоре после того, как Эдуард отбыл обратно в Ойоло.
В ту пору Мария внушала Перпетуе ужас, и она, не таясь, рассказала подруге детства, что с того самого дня мать ведет себя по отношению к ней просто гнусно.
— Дочь моя, — сказала она ей в тот роковой день, — провидение благоприятствует тебе: настал наконец и твой великий день. У тебя будет муж, о каком можно только мечтать: молодой и красивый, как того желает всякая девушка, а скоро он станет и богатым, уже сейчас Эдуард занимает такую должность, которой добиваются обычно люди намного старше его. Упустить такую возможность — да об этом и речи быть не может. А впрочем, мне показалось, что после исчезновения твоего недостойного брата ты уже не строишь нелепых иллюзий относительно своего будущего. Если ты рассчитывала на брата, то теперь выброси эти глупости из головы. Когда человека ссылают на Север, нечего и думать получить от него весточку, хотя всем и без того ясно, что его ждет: говорят, в подобных случаях спасения нет, оттуда еще никто не возвращался. И ты это знаешь не хуже меня. Я приехала забрать тебя отсюда, теперь тебе здесь больше нечего делать. Пойдем со мной, ведь я твоя мать. Мы уедем из Нгва-Экелё, как только я улажу все формальности. Завтра ты встретишься со своим будущим супругом. Будь приветлива с ним, постарайся заслужить его любовь. Настоящая женщина только так и поступает. Старайся быть скромной и послушной, не опозорь меня.
Перпетуя попыталась было робко возразить ей, сказав, что ее пугает такая поспешность. Дрожащим голосом она пробовала убедить мать, что всего через два месяца начнутся экзамены на аттестат и что она не сомневается в своем успехе.
— Ты, стало быть, осталась такой же упрямой, как была! — грозно наступала на нее мать. — Ты что же, решила окончательно унизить меня! Я носила тебя во чреве, а ты готова опозорить меня даже теперь, когда все люди смотрят на нас. Тебе прекрасно известно, что, как только мы вернемся домой, соседи станут с завистью следить за каждым нашим словом, за каждым нашим шагом. Уж не собираешься ли ты ослушаться меня, бессердечная девчонка? Или ты не женщина? Говорить о каких-то экзаменах, когда твоим мужем должен стать такой человек!
Те же самые соображения по поводу предстоящих экзаменов высказала и сестра-директриса, когда на другой день Мария явилась к ней спозаранку с просьбой вычеркнуть Перпетую из школьных списков. Но, к несчастью, спор между двумя женщинами длился недолго, так как сестра-директриса, подобно всем женщинам миссии, почти не умела говорить на банту в отличие от мужчин-миссионеров. А Мария, дабы избавиться от всякого рода советов и наставлений, прибегла к испытанной тактике: прикинулась тупоумной, невежественной старухой, и собеседница ее тут же отступилась. Рядом с сестрой-директрисой, высокой румяной девицей в ослепительно белом одеянии, Мария, в своих пластиковых сандалиях и хлопчатобумажном платье в цветочек, казалось, олицетворяла собой африканскую крестьянку, туповатую и несчастную.
Вскоре Перпетуя с матерью покинули Нгва-Экелё. Из экономии они добирались до своей деревни пешком, решив, что сядут в автобус лишь в том случае, если он нагонит их по дороге. Мария шла впереди, углубившись в мысли о неведомом будущем, она шагала решительно, держа в руке деревянный чемодан, в котором уместилось все нехитрое имущество бывшей школьницы. За нею, словно лунатик, следовала Перпетуя, набросившая на плечи выцветшую шаль. Фигуры двух женщин, такие невыразительные и вместе с тем значительные, медленно двигались вдоль селения, вытянувшегося по обе стороны дороги; они становились все меньше и меньше и наконец совсем исчезли, словно подхваченные ветром.
Эдуард и в самом деле приехал в субботу после полудня. Перпетуя, которой Мария не сочла нужным или попросту забыла сообщить об этом, была совершенно сбита с толку. Молодой чиновник приехал в деревню на такси. Когда из машины вышли трое мужчин, девочка увидела среди них своего брата, разодетого, как никогда, и прекрасного, словно принц.
— Смотрите-ка, Мартин! — не удержавшись, воскликнула Перпетуя. — А я-то думала, что он гол как сокол. На чьи же это денежки он так вырядился?
— Да замолчи ты, дура! — злобно прикрикнула на нее мать, а Катри, стоявшая с другой стороны, прыснула.
— Ты забыла, что к старшему брату следует относиться с почтением, Перпетуя! — шепнула она. — Ведь Мартин, согласно обычаю, ездил встречать своего будущего зятя в Нтермелен. Вот матушка Мария и раскошелилась, чтобы он не ударил в грязь лицом перед таким великим человеком.
Пока такси осторожно разворачивалось на узком шоссе, трое вышедших из него мужчин приближались.
— Вон тот высокий, худой — это старший брат, — тихонько нашептывала Перпетуе Катри, — он сюда один сначала приезжал. Ну и горластый же! А твой, значит, вон тот, другой. Ничего особенного, мог бы быть и получше, если верить рассказам его братца. Бог ты мой, и не таким уж он кажется молодым в этой своей курточке, с: его-то худобой!
Весь остаток дня Катри и Перпетуя не расставались, наблюдая и обсуждая все происходящее, в ожидании момента, когда Перпетую покажут будущему мужу.
В большой комнате, принадлежавшей Марии (ввиду присутствия посторонних ее выдавали за комнату Мартина, дабы подчеркнуть роль старшего сына, считавшегося главой семьи), трое мужчин уселись в плетеные кресла. Пока почтенный Замбо подробнейшим образом описывал путешествие своего брата, Перпетуя с Катри следили за тем, как Мария подавала тайные знаки Маргину, пытаясь напомнить ему, что именно он является хозяином дома. Мартин встал, чтобы принести прохладительные напитки и стаканы, потом позвал Перпетую, будто бы для того, чтобы дать ей необходимые указания, и вдруг растерялся настолько, что совершенно впал в отчаяние и стал бормотать что-то, выражая сожаление по поводу беспорядка в доме.
Мария спросила умоляющим голосом, будто служанка, которая обращается к своему хозяину и господину:
— В чем дело? Что тебя печалит, дитя мое?
— Ничто не приводит меня в большее отчаяние, — 1ромко сказал Мартин, неся напитки и стаканы, — чем эта невероятная безалаберность. Невероятная, поистине невероятная…
Почтенный Замбо, желая во что бы то ни стало предотвратить ссору между хозяевами, готовую вот-вот разразиться, судя по едва сдерживаемому раздражению молодого главы семейства, произнес:
— А знаете ли вы, почему мы приехали в такси? Эдуард сел в автобус около часу дня, ведь сначала мальчику надо было подкрепиться. Кто же отправляется в путешествие на голодный желудок! Это золотое правило наших предков. Даже если тебе уготовано большое будущее, пренебрегать этим драгоценным наследием мудрецов не следует. Когда же мы сели в автобус, оказалось, что дальше Нтермелена он не идет, потому что никто больше не желает работать в субботу после обеда, и этот порядок распространяется чуть ли не на всех, кто работает в городе. Поэтому в Нтермелене нам пришлось пересесть в такси. Да и то, можно сказать, нам повезло, потому что в скором времени таксисты тоже потребуют себе выходной в субботу.
Катри тихо прошептала на ухо Перпетуе:
— Обманщик! Автобус прошел, как обычно, и остановился у нас всего за несколько минут до того, как они приехали. Старый хвастунишка! Скажи уж лучше, что тебе хотелось поразить всех.
Не в силах скрыть своего ужаса и восхищения, Мария воскликнула:
— В такси от самого Нтермелена! Сколько же денег вам пришлось выложить этому разбойнику таксисту, Эдуард, сын мой!
Катри, так же как и Перпетуя, в удобный момент, когда замолкали главные персонажи, успевала вставить словечко, и, таким образом, каждый вел свою линию:
— Стало быть, муж у тебя будет тощий, жалко мне тебя, девочка. Не повезло тебе.
— Почему? — рассеянно отозвалась Перпетуя.
Почтенный Замбо продолжал разговор с Марией:
— Какое это имеет значение, матушка Мария! По возвращении Эдуард напишет отчет, представит его своему начальнику, и ему сразу же возместят все расходы.
— Это правда, Эдуард, сын мой? — с восхищением спросила Мария.
— Ну конечно, матушка, — слабым голосом ответствовал Эдуард, — абсолютная правда: мне возместят все расходы.
А Катри продолжала нашептывать на ухо Перпетуе:
— Маленькие да тощие они все неверные и ненасытные, впрочем, высокие еще хуже! А эти еще и неуживчивые, ревнивые до ужаса, а главное, властные. Береги спину от кнута.
Тем временем почтенный Замбо самодовольно продолжал:
