— Доброе утро. Зайди ко мне.
От его тона сразу появляется ощущение, что меня сейчас по головке гладить не будут. А может и вовсе в чём нибудь обвинят. Пытаюсь припомнить где накосячила, но в моей работе нет нареканий, хотя как знать, кто ищет, тот всегда найдёт.
— Сейчас? — стараюсь скрыть волнение как могу, слегка отстраняясь в сторону, увеличивая зону личного пространства.
— Нет. В следующей жизни.
— Хорошо, — покладисто киваю, поражаясь собственному двусмысленному ответу.
С чем я соглашаюсь? Зайти сию минуту или после реинкарнации? Чудесным образом теряю самоконтроль. За дни его отсутствия я успеваю забыть, какой он весь из себя, когда ему надо эпатировать публику своими замашками начальника.
Пока соображаю что к чему, Андрей убегает к себе, с грохотом закрывая дверь. И этот звук хуже скрежета металлической вилки по зубам. Раздражает и холодит тонкие пальцы так, что их хочется спрятать в рукавах свитера.
Зайдя в кабинет, обнаруживаю Андрея у окна. Он стоит и напряжённо играет мышцами, сквозь неплотную ткань белой рубашки вырисовывается рельеф и острые лопатки, которые двигаются в такт подергивающим плечам. Завороженно наблюдаю за ним, прокручивая в голове возможные варианты такого нервного его состояния. Словно уловив мое присутствие, лениво оборачивается и делает шаг навстречу, а я не отступаю. Между нами нет больше заряженного воздуха, всё легко, или это так только мне кажется?
Крутилин задевает кресло, на спинке которого небрежно висит пиджак, совсем недолго и соприкоснувшись с мимолётным движением, соскальзывает на пол. Бросаюсь спасти дорогую вещь от слоя пыли, покрывающего ламинат. Так отчаянно, что где-то на пол пути встречаюсь с широким лбом Андрея, высекая ударом искры и разноцветные пятна перед глазами.
— Чёрт, больно то как, — беззлобно завывает где-то над ухом Андрей.
Выпрямившись, потираю ушибленное место, держа в зажатом кулаке свободной руки шерстяную ткань пойманного пиджака. Потемневшие глаза Андрея выдают беспокойство, которое он старательно прячет в густых ресницах, то ли стыдясь слабости, то ли брезгуя начать изливать душу. Теперь то я ему никто, чтобы передо мной потрошить свою душу, видимо не заслуживаю такой чести.
— У тебя что-то случилось? — перехожу сразу к делу, ходить вокруг да около, только время терять, тем более с Крутилиным. Он у нас знатно умеет играть в партизана, и если имеет при себе информацию не для посторонних, то зря трепать языком не станет. Болтливость прерогатива Славика.
— Мне надо уехать на пару дней, — сухо отвечает, ни капли не проливая свет на причину внезапного бегства.
— Куда? Ты только с отпуска вернулся.
— Неважно, просто помоги мне с новым номером, — ставит словесный барьер, не собираясь подпускать меня близко. — Подстрахуй пока меня не будет.
— Хорошенькое дельце, ты Зановская, подстрахуй, но подробностей тебе знать не обязательно. Рожей не вышла, — возмущаюсь с наигранным трагизмом, дабы зацепить неразговорчивого друга, но всё мимо.
— Больно ты свои секреты раскрываешь, — вешает долгую паузу и окидывает задумчивым взглядом, выискивая на моём лице какие-то признания.
— У меня не было и нет секретов.
— Серьёзно? — возмущается он. — Ты за нос меня водила как идиота последнего, — наклоняется близко-близко, глаза в глаза, вышибая импульс зарытый мной до сегодняшнего дня очень глубоко. — Днём трешься об меня, а вечером возвращаешься к прежним отношениям. Где логика?
— Я залезла к тебе в постель, но в твою жизнь не собиралась влезать. Мне хватало дружбы с тобой и я никогда тебе ничего не обещала. Славик прекрасно всё объяснил про пропускную систему твоих штанов и не надо сейчас прививать мне комплекс вины, — отступаю на шаг, отвоёвывая зону комфорта, в которой не будет манящего аромата, раззадоривающего фантазию. — Я вернулась к бывшему с которым у меня больше пяти лет за плечами, а ты повез трахать Смирнову в горы, хотя вы с ней даже не встречаетесь.
Ни к чему подбирать правильные слова, высказаться как на духу приятнее вдвойне, раз Андрей тоже затеял игру в правдоруба. Он насмешливо поднимает брови, хмыкает и резко вырывает из рук недостающий элемент гардероба, так что ткань трещит, едва не разлетаясь в клочья. Молчит, сверлит холодным взглядом и продолжает упиваться тишиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И сейчас по его лицу ничего не прочесть. А я стопроцентно уверенная в своих словах и действиях, не вижу смысла хоть за что-то перед ним извиняться.
— Ну чего молчишь?!
— Сказать нечего. Твой монолог был идеален: ни прибавить, ни убавить.
С нездоровым интересом смакует мимику моего лица после сказанного. Я умудрилась накинуть на шеи удавку этим разговором, до хрипоты в голосе и мелькающих белых точек, а Андрею хватает мудрости не затягивать её сильнее. А наоборот ослабить и не продолжать ссору, которая лишь усугубит положение вещей.
Отвожу глаза, не в силах больше терпеть испытывающего немого укора, глотая не то чтобы разочарование, но лёгкое сожаление, что все старания и длительные часы разлуки не дают результатов. И сойдясь вновь на одной территории, мы кидаемся выяснять отношения, бросая взаимные придирки и упрёки.
Проскальзывает мысль, что мы навсегда потеряны. Отключены друг от друга, как испорченное радио, одному не донести правды, другому не расслышать её. Глупо вертеть ручку переключения волн, на один диапазон нам не выкрутить, каждый останется при своем мнении.
— Андрей, я не смогу так работать с тобой?
— Тема закрыта, — угрожающе щурится и выдерживает паузу, и по выражению лица видно, как он старательно пытается себя утихомирить. — Не будешь лезть в список моих личных побед и цепляться ко мне, — медленно выдыхает, растягивая напряжённые губы в подобии улыбки. — Я сохраню должный нейтралитет. Не хочу чтобы между нами и нашим профессионализмом вставал мой член, и член Вадима тоже. Забудем всё, как страшный сон.
Признание в том, что всё произошедшее с нами, для Андрея страшный сон, больно впивается под кожу и я уже ничего не могу понять, четко чувствуя эффект стекловаты по всему телу. Все зудит и чешется, хоть на стену лезь. Веду себя как собака на сене. Бью в грудь и кричу на каждом углу, что счастлива с Вадимом, но завожусь при одной только мысли об Андрее. Жуя и проглатывая со скрипом новости о новых Крутилинских похождениях на любовном фронте, а их больше чем достаточно. Даже для простого захлебывания ревностной слюной, не говоря уже о жёлчи, на которую я исхожу слушая очередную порцию слухов от всезнающего Славика.
Потом я возвращаюсь домой и исправно доказываю самой себе, что секс с Вадимом отличный повод вытрусить из головы налёт зависти к лёгкости, с которой Андрей прыгает из койки в койку. Даже Смирновой удалось удержать лишь трёхдневную позицию в рейтинге фавориток.
— Я согласна, — подхватываю предложенный уговор, очень сомневаясь в своих возможностях молчать где надо.
У Андрея начинает надрывно разрываться телефон, отплясывая на столе в унисон с рингтоном, подползая к краю, словно сбегая и спасая хозяина от неожиданного вторжения. Ловко перехватывает его, хмурясь, смотрит на экран, но звонок не принимает. Раздосадовано ждёт, когда же прекратятся настырные сигналы по всей видимости упертого абонента.
— Возьми трубку, — уловив резкую смену направления Андрейкиного раздражения, намереваюсь ретироваться. — Я могу выйти.
Киваю в сторону двери и жду подтверждения.
— Не надо, потом перезвоню.
Вот теперь то он сбрасывает звонок, скользнув подушечкой пальца по сенсору, стряхивая жестом ненужность несостоявшегося разговора. А я в ответ едва не ляпаю: что не прочь и подслушать часть диалога, хотя бы короткие урывки, которые смог бы высказать Андрей. Но стоически выдерживаю зашевелившееся внутри себя любопытство, одергивая и убеждая, что всё это не моего ума дело.
— Вот, держи, — протягивает руку с каким-то некрупным зажатым в кулак предметом.
— Что это? — недоверчиво шепчу, боясь вытянуть ладонь навстречу, при этом втягивая шею от внутреннего, непонятно откуда взявшегося страха.
