– Мне не справиться.
– Я помогу, – пообещал зверь и тут же записался к Демонстратнеру в помощники, причем безымянные, поскольку работа в загадочном НИИ не позволяла ему рассекречивать имя. Имя было Коля Петров, но рассекречивание его, тем не менее, сулило, видимо, некие абсолютно непредсказуемые последствия.
Коля Петров объяснил, что на самом деле все очень просто. Сила всякого «демонстратнера», объяснил Коля Петров, не в тех альтернативных способностях, которыми «демонстратнер» располагает, а в отточенности его коммуникативных стратегий.
– Публика – дура, – поделился отсутствующим у него опытом Коля Петров и поставил Демонстратнера в курс некоторых чужих для него эстрадных тонкостей. – Человек, – говорил он, – любит публичность. Ради публичности он готов на все, даже на то, чтобы отказаться от себя самого. Выходя на публику вместе с партнером – а ты, Боря, его партнер и ничего больше – он, человек, сразу же начинает болеть за успех общего дела, в которое оказывается вовлечен.
Отныне ему неважно, что он действительно думает, – ему важно не ударить лицом в грязь. И эта его единственная – заметь, Боря, единственная! – цель заставит человека приспосабливаться к предлагаемым обстоятельствам так, что любой присутствующий в этот момент станиславский будет кричать: «Верю, верю и еще раз верю!» Тебе, Боря, даже не потребуется никого обманывать: жертва сама будет подстраиваться под тебя.
– Это как же, например? – краснея от непонимания, спрашивал Демонстратнер.
– Элементарно, Ватсон, – усугублял Коля Петров. – Никто ведь про самого себя в конце концов ничего не знает! Думаешь, мы отдаем себе отчет в том, какие именно мысли сию секунду гуляют в нашей голове? Вот скажи мне честно, ты сейчас о чем думаешь?
– Я… я думаю о том… – терялся совсем сбитый с толку Демонстратнер. – Я ни о чем не думаю, я за твоими словами слежу!
– Что и требовалось доказать! – ликовал Коля Петров. – Это я, говорящий, провоцирую тебя на определенные мысли, вкладываю их в твою голову – и могу прямо вот сейчас предположить, что ты думаешь приблизительно вот о чем: он, Коля Петров, полагает, что это так просто – выйти на публику и начать чужие мысли читать, между тем как не ему, а мне придется это делать… что бы Коля Петров сейчас ни изрекал! Так ты думаешь, скажи?
– Так… – Демонстратнер вздохнул.
– Ну вот! Сам видишь. То же и в зале будет: зритель, которого ты вызовешь на сцену и хоть немножко разговоришь, начнет думать туда, куда ты его направишь, – всего-то и дел. А дальше – читай его мысли, сколько влезет!
Потом они долго тренировались – осваивая в основном методику «разговаривания» друг друга. Коля Петров выходил как бы из зала, Демонстратнер же забалтывал его, тем самым заставляя думать туда, куда было надо Демонстратнеру.
– Прошу Вас, прошу Вас, молодой человек, – суетился Демонстратнер, – Вы, что же, в первый раз на таком вечере – или когда-нибудь уже присутствовали на чем-нибудь подобном? Ах, вот что… в первый раз! И думаете, значит, о том, как это Вас угораздило решиться выйти на сцену – один на один с таким чудовищем, как я, который мысли читать умеет? Ах, не отказывайтесь, дорогой мой, о чем же Вам еще думать-то в такой ответственный момент! Небось, думаете, жили Вы себе до этого не тужили, особенно не высовывались, так вот же… наплевав, так сказать, на свойственную Вам обычно сдержанность, Вы выходите на сцену, не побоявшись сделаться посмешищем в глазах остальных зрителей, вскрываете публично свой мозг и разрешаете постороннему человеку в нем копаться, так ведь? А между тем в мозгу Вашем иногда ведь и не совсем невинные мысли бродят, прав я или неправ? Пра-а-ав… видите! Например, не далее как вчера – Вы кем работаете-то? Ах, учителем физкультуры! – посещала Вас такая вот мысль: дети, школьники, ведь совсем от рук отбились, надо или что-то делать с ними, или уходить из школы, так ведь? А если уходить из школы, продолжали думать Вы, то куда же… в спорт, дескать, поздно, немолоды Вы уже… да и – я все могу озвучивать? Спасибо! – никогда Вы так уж особенно никакими способностями и не блистали, потому и на спортфак отправились, что на большее казались себе не способным, а ведь были, были способны на большее! Просто упрямства с самого детства не хватало, лень-матушка… да и женились рановато – Вы ведь рановато женились-то, признавайтесь? – ранова-а-ато, иначе бы сколько всякого разного успели! В сущности, и не успели ничего из-за того, что женились… но – дело не мое, да Вы и сами это знаете. И спорт давно не любите, раздражает он Вас, так ведь? Та-а-ак… и вот прямо сейчас, на этой сцене, стоите Вы и проклинаете себя, что не стали врачом, так ведь?
– Минуточку, – протестовал Коля Петров, – это резко, почему – «врачом»? Рискованный логический шаг, ты же не закрылся еще! Нащупай сначала его интерес, а потом уж провозглашай…
– Так кем же еще-то, если не врачом, когда человек в физкультуру пошел? – упрямился Демонстратнер. – Перед такими выбор не велик… на спортфак или потому идут, что ничего больше не могут, кроме бегать-прыгать, или потому, что интерес к телу… а при таком интересе что остается, кроме медицины? Не в скульпторы же подаваться… от скульптора до спортфака, извини меня, сто лет пешком! Ты-то сам куда бы, на моем месте, двинулся? Что спорт он ненавидит – это как пить дать, установлено, а дальше?
– Там у тебя продуктивная тема с женой была – с женой, которая все испортила, жены всегда все портят, отсюда бы я шагал в семейную жизнь, которая не удалась, в конфликт с детьми, который при неудавшейся семейной жизни неизбежен, – и на этом паническом для него фоне, когда он совсем застесняется, быстренький вопрос такой: Вы ведь, дескать, спортом-то никогда особенно и не интересовались, а чем интересовались? – и тут уж ты на верной стезе, ничего и придумывать не требуется. Больше тебе никаких вопросов и в дальнейшем задавать не придется!
Но – доложу я тебе, не боясь захвалить: ты хорош… очень хорош! Прямо демон, а не Демонстратнер. Даже внешне меняешься… действительно демонические какие-то черты появляются! И в душу влезаешь грамотно – к нам бы в НИИ тебя.
А чем у них там в НИИ занимались – никогда не обсуждалось.
Вот так они и разговаривали, все во всем понимая и ничего не понимая ни в чем. Но – лепилась уже программа… маленькая, простенькая, неприличная, а впрочем – как у всех, как у всех. Как у всех демонстраторов психологических опытов, вечно балансирующих на краю не то чтобы пропасти – просто лужицы какой-нибудь: оступишься туда – и всех грязью забрызгает. Ах, мало, мало умеет человек: всего-то и умеет, что вытащить на свет Божий сомнительную какую-нибудь штучку с ручкой да предъявить ее на всеобщее обозрение: дескать, посмотрите вот, как стыдно… как стыдно и как привлекательно!
На афише, конечно, было написано: «Борис Ратнер, демонстратор психологических опытов». И к этому добавлено: «Я расскажу Вам о Вас», – прямо так персонально и добавлено. Чтобы никто не сомневался: разговор с глазу на глаз пойдет. А дальше перечислялись на афише те альтернативные услуги, которые Демонстратнер собирался оказать публике. Перечень их состоял из чтения мыслей, возвращения предметов, предварительно отобранных у зрителей, составления психологических карт личности и проч. После «проч.» стояло глубокомысленное многоточие, приоткрывавшее перспективу якобы безграничных возможностей Бориса Ратнера. Но самому ему особенно нравилось то, что находилось перед этим «проч.», – психологические, то есть, карты личности.
Коля Петров тоже был от них без ума, однако в этом не признавался, поскольку данный пункт программы придумал не он, а сам Демонстратнер. Придумал, кстати, от отчаяния – в какой-то момент убоявшись бросаться вниз головой в омут гаданий.
– Ты ведь эти психологические карты личности не сам изобрел? – умоляющим голосом взывал к нему Коля Петров, выдавая мольбою своею безграничное недоверие к интеллектуальным способностям Демонстратнера.
– Сам, – хамил Демонстратнер, и действительно, между прочим, не помня, у кого именно он стащил залихватски бездарное это выражение, за которым не стояло ничего, кроме описания внешних признаков собеседника в терминах бытовой психологии. Слово «психологические» в данном словосочетании – так же, кстати, как и во всех остальных известных человечеству словосочетаниях, в состав которых оно входит, – было полностью лишено признаков смысла, а слово «карты» вызывало представления о чем угодно, кроме указателей точного местоположения объектов в пространстве, и, наоборот, запутывало просто все следы. В сознании самого Демонстратнера слово «карты» отсылало, скорее, к игральным картам, чем к каким-либо другим, – и некоторый легкий оттенок шулерства во всем этом ему даже нравился.
Разработка такой, извините за выражение, психологической карты личности имела в составе программы функцию аперитива и очень напоминала услугу, оказываемую публике, но в действительности оказывала услугу Демонстратнеру. Ибо тот – развертывая перед собеседником его психологическую карту, – на самом деле должен был осторожно вытянуть из собеседника сведения, которыми как опорными впоследствии возможно будет воспользоваться при «чтении мыслей». Расчет состоял в следующем: лучше всего, по мнению Демонстратнера, было читать мысли не кого попало, а того, с кем только что пришлось работать. Информанту, так Демонстратнер стал называть приглашаемых из зала зрителей, полагалось после составления его «психологической карты личности» оставаться на сцене: здесь риск пробуждения в его сознании посторонних мыслей – то есть мыслей, не имеющих отношения к представлению, – был минимальным. А это значило, что Демонстратнер всегда мог рассчитывать на то, что информант думает исключительно о происходящем и своей роли в нем.
