О деятельности периферийного контрразведывательного аппарата Всероссийской ЧК, вне рамок Петроградской комиссии, не говоря уже о неординарной личности его руководителя, мы не узнаем из общедоступной и даже специальной литературы. Поэтому считаем необходимым привести некоторые соображения и факты, проливающие свет на неизвестную страницу истории зарождения аппарата по борьбе со шпионажем в ВЧК.
Итак, почему же нештатный орган контрразведки не был напрямую подчинен Петроградской ЧК (ПЧК)?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо сделать небольшое, но принципиальное отступление.
В книгах по истории ВЧК мы не найдем упоминания о каких-либо разногласиях, а тем более конфликтах между руководителями Комиссии. И это понятно — создавался определенный псевдореалистический образ и самой организации, и тех, кто стоял во главе ее. На данную тему еще обратят внимание историки, поскольку в обстановке столкновения взглядов, идей, подходов к решению оперативных задач, в конце концов, столкновения характеров, нравственных установок, а порой личных амбиций рождались конкретные пункты приказов и постановлений, за которыми порой стояли человеческие жизни. В этой связи мы лишь отметим, что далеко не всегда были безоблачными отношения ВЧК и ее Петроградского филиала. С момента образования ПЧК в Москве пристально следили за ее деятельностью. Характерно, что в решении президиума ВЧК от 7 марта об организации ПЧК указывалось на необходимость пересылки всех расследуемых ею важных дел во Всероссийскую Комиссию для окончательного решения. ВЧК также забрала из Петрограда всех арестованных и свой архив.
Доверяй, но проверяй — наверное, такими словами можно определить политику ВЧК по отношению к своему филиалу в старой столице. Основное ядро противников большевиков, вне всякого сомнения, находилось в Петрограде. Добавьте сюда наличие остатков персонала иностранных посольств и консульств, штаб-квартир разного рода миссий, близость к границе, и картина будет ясна.
А лучшие, хоть чему-то научившиеся уже кадры комиссаров, следователей и разведчиков наружного наблюдения ВЧК перевела в Москву, оставив своих коллег, что называется, на голодном пайке. Подбор кадров вел теперь Урицкий, практически без особого влияния Всероссийской ЧК.
Вот тогда-то, видимо, и стал Орлов-Орлинский руководителем Центральной уголовно-следственной комиссии при Совете Комиссаров Союза Коммун Северной области. И тогда-то хозяин бывшего министерского кабинета на Фонтанке совершенно случайно вновь встретился с Дзержинским.
О том, как происходила встреча, мы уже знаем.
Ни в одном издании биографии председателя ВЧК фамилия Орлов или Орлинский нам, естественно, не встретится — упоминание ее могло бросить тень на первого чекиста, а этого партийные редакторы допустить не могли. Политика всегда нависает над правдой истории.
Парадокс состоял в том, что интересы большевика Дзержинского и русского националиста Орлова совпадали, когда речь шла о борьбе с немецким шпионажем.
Прекрасно владея обстановкой, зная обеспокоенность новой власти возможными активными действиями немцев под Петроградом и наличием в городе «пятой колонны» в лице многочисленных монархическим германофильских группировок, Орлов сумел вызвать доверие к себе. Остается открытым лишь один вопрос: от кого исходила инициатива в деле создания под крышей уголовно-следственной комиссии вышеупомянутого нештатного контрразведывательного пункта?
Более вероятно, что предложение последовало со стороны Орлова, а поскольку это не противоречило интересам ВЧК и лежало в русле исканий ее председателя, то Дзержинский поддержал идею и выдал Орлову мандат, уполномочивающий вести борьбу с контрреволюцией, исходящий извне. Тогда становится понятным, почему агентурная сеть Орлова действовала совершенно независимо от ПЧК. С одной стороны, и это, на наш взгляд, главное, он стремился избежать любого контроля петроградских чекистов, а с другой — опасался неконспиративности дилетантов Урицкого, могущих «засветить» его перед немцами. В одном из его конфиденциальных писем к Дзержинскому мы читаем: «Здесь она (контрразведка. — А. З.) еле-еле существует, т. к. все кустарно. Понятно, с таким налаженным аппаратом, каким является германская разведка, бороться нужно техникой и опытом. У меня наклевывается отличная агентура… У здешних властей агентура страшно слаба и ненадежна, поэтому и результатов нет».
Что же касается руководителя ВЧК, он мог рассчитывать, что с помощью Орлова получит в старой столице источник информации, независимый от проявляющего сепаратистские настроения аппарата Урицкого.
Главной задачей контрразведывательного пункта Дзержинскому виделась борьба с немецкой агентурой и связанными с ней контрреволюционными элементами.
Орлов начал действовать энергично. В конце мая вопрос о его работе по заданиям ВЧК рассматривался на одном из заседаний президиума Комиссии, и никаких претензий к нему высказано не было. По крайней мере, в протоколе это не зафиксировано. Более того, руководство ВЧК решило продолжить выделение Орлову финансовых средств.
Своеобразным отчетом о работе стали направленные Орловым Дзержинскому две статьи (из подготовленных двенадцати), в которых раскрывались планы Германии по реставрации свергнутого революцией строя.
На Лубянке тем временем не прекращались попытки создания собственной службы по борьбе со шпионажем и объединения под эгидой Комиссии всех контрразведывательных органов республики. С новой остротой данный вопрос был поставлен на заседании президиума ВЧК 28 апреля 1918 года.
Заседание было экстренным и посвящалось отчетам оперативных отделов.
Первым слово взял заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией Полукаров. Он заявил, что отдел ведет работу против внутренних и внешних посягательств на новую власть. Выступающий отметил концентрацию контрреволюционных сил около немецкого посольства. «Приходится сознаться, — добавил Полукаров, — что для наблюдения и разведки за контрреволюцией, надвигающейся извне, нет соответствующего аппарата».
Полукарова поддержал Дзержинский, уже не в первый раз констатировавший необходимость сосредоточить всю контрразведку в руках ВЧК. Аналогичную позицию занял и Евсеев.
По опасности противников расставили в следующем порядке: на первом месте Германия, второе и третье поделили французы и англичане.
Очередное решение по поводу образования контрразведки состоялось. Но что дальше?
Переговоры с военным руководством ни к чему не привели — военспецы, поддерживаемые Троцким, наотрез отказывались передать контрразведку во Всероссийскую ЧК.
Более того, военный руководитель Высшего военного совета (ВВС) Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич с согласия Совнаркома отдал директиву о срочной организации «отделений по борьбе со шпионством» в частях, противостоящих немецкой армии.
К сожалению, не сохранился письменный доклад члена президиума ВЧК Евсеева о его переговорах во Всероссийском Главном штабе, куда он делегировался «для связи». Но результат был тот же, что и с ВВС.
Военспецы, в том числе и контрразведчики, не хотели не только передать борьбу со шпионажем в ведение ВЧК, но даже контактировать с нею в этой работе.
Плачевный итог переговоров заставил чекистов перейти от слов к делу.
Поединок с Яковом Блюмкиным
Именно в мае между Дзержинским и Орловым—Орлинским возникает оживленная переписка по поводу переезда последнего в Москву для того, чтобы, как минимум, читать лекции на курсах ВЧК, а как максимум, возглавить контрразведывательное отделение. В упомянутом уже письме Дзержинскому петроградский борец с «контрреволюцией извне» напрямую обращается с просьбой «забрать к себе для организации работ по борьбе со шпионством». Думается, председатель ВЧК смог бы убедить своих коллег в назначении Орлова — все-таки юрист с университетским образованием, специалист по расследованию шпионских дел, никогда не работавший ни в охранке, ни в жандармерии, организатор нештатного контрразведывательного пункта в Петрограде.
Для членов коллегии ВЧК, вошедших в ее состав от партии левых эсеров и так называемых левых коммунистов (к числу которых, кстати говоря, принадлежал в тот период и сам Дзержинский), немаловажным аргументом являлась откровенная ненависть Орлова к немецкой армии, с агентурой которой он боролся еще в бытность свою следователем Варшавской судебной палаты.
Ведь и контрразведывательное отделение задумывалось как орган, направленный исключительно против кайзеровских шпионов и работающих на них монархистов.
Орлов уже подготовил переселение в Москву жены и детей, но выезду его самого воспрепятствовал комиссар юстиции Союза Коммун Северной области Николай Крестинский. Он крайне неохотно соглашался даже на краткосрочный отъезд Орлова из Петрограда, считая его незаменимым в деле борьбы с уголовной преступностью. В своем письме руководителю ВЧК комиссар юстиции ссылался также на то, что Орлов не является членом большевистской партии, а следовательно, не может занимать ответственный пост во Всероссийской ЧК.
