- Так должно быть, - ответил папа хрипло, когда я оставалась сидеть на моём вещевом мешке, взял меня за запястье и поднял, и я позволила пассивно случиться тому, что он, пыхтя, взял мешок и спустился за мной и мамой вниз по длинной лестнице.
Из-за внезапно вспыхнувшего инстинкта я хотела схватить маму за руку, чтобы поддержать её, хотя эта я была той, кто при каждой второй ступеньки спотыкался, потому что вещевой мешок ударял мне по ногам. Всё же мама показалась мне вдруг хрупкой и уязвимой.
Всё казалось мне другим, чем обычно. Улица больше, ярче и красивее, Людвигсхафен милее, наш катафалк дружелюбнее, затянутое небо шире и выше. У него было очарование, от которого я не могла уклониться и которое пробудило во мне чрезмерное желание остаться навсегда здесь и никогда не уезжать, даже в отпуск. Нет, здесь было моё царство, мои угодья, лучшие место в мире, чтобы жить и это было вопиющей несправедливостью, вырывать меня отсюда. Но они это сделали.
Всю поездку до Франкфурта никто не сказал ни слова, в то время как мама промачивала одну салфетку за другой, так что бардачок, когда мы приехали, был переполнен. Я сама была между тем совершенно безрассудна от страха.
Моя самая последняя надежда, что Леандер спрятался в машине и поехал с нами, чтобы по крайней мере быть здесь, когда я буду улетать, развеялась в воздухе. В большом багажнике стоял только обычный временный гроб, в котором папа забирал своих клиентов из патологии или домов их родственников. Кроме того я слишком хорошо знала, что Леандер терпеть не мог катафалк. По его мнению, он пах смертью и всю дорогу во Францию ему было плохо.
Безучастно, я позволила папе провести меня через огромные залы и переходы аэропорта, не в состояние воспринимать, что происходило вокруг меня. Обычно я бы всё в себя впитала, но сейчас для меня каждый голос, каждое лицо и каждая вывеска были уж слишком.
Поэтому я втиснулась рядом с мамой в одно из серых пластиковых сидений и смотрела равнодушно вперёд, в то время как папа стоял возле стойки регистрации и дискутировал, размахивая руками, жесты, напоминающие проповедующего священника, с дамой, сидящей за ней.
Наверное, мой вещевой мешок был слишком тяжёлым, потому что я наложила в него таких вещей, которые были нежелательны, да и не разрешены, но в конце концов папа добился своего и я смотрела на то, как мешок медленно уезжает по багажной ленте исчезая в туннеле. Точно также и я себя чувствовала. Предметом багажа, не больше.
От сандвича, который хотела ещё купить мне мама незадолго до отлёта, я отказалась; также как и от кока-колы. Моё горло было словно зажато, даже мои собственные слюни я больше не могла сглатывать.
Но самый ужасный момент был тот, в который я знала, что должна теперь пройти через последний барьер и подняться одна в самолёт, а мама и папа останутся, ничего не подозревая, что в квартире жил невидимый бывший охранник и сделает их медленно, час за часом, день за днём, кандидатами для психиатрии. Потому что именно это и случиться, у меня не было сомнений.
Леандер сам же и рассказал мне об этом: Если охранникам полностью не удавался тройной прыжок, то они, в своей безнадёжности, начинали вести себя как призраки. Он считал это унизительно, но хотел он того или нет, для мамы и папы он был привидением. Будут происходить вещи, которые они не смогут классифицировать, а потом ... потом ...
- Я не могу уехать. Пожалуйста, оставьте меня здесь, пожалуйста! - упрашивала я плача, но после долгого объятия, во время которого мама так громко всхлипывала, что другие люди поворачивались в нашу сторону и смотрели, папа толкнул меня через турникет и сразу же повернул маму и отвернулся сам, из-за чего у мамы вырвалось ещё одно рыдание. Но она не сопротивлялась.
Хотя я твёрдо рассчитывала на то, что она броситься за мной и вцепится, пока папа, как уже часто, не уступит и не объявит весь замысел изощрённой глупостью. Но так мне ничего другого не оставалось, как тоже ревя, пройти вдоль тёмного, узкого коридора, пока брюхо самолёта не приняло меня в себя, и стюардесса не показала мне моё место. Сзади, справа возле окна.
Неотчётливо я увидела, что в том же ряду сидели ещё четыре других подростка, две девочки и два парня, которые разглядывали меня с нескрываемым любопытством, но как только моторы самолёта начали гудеть, я закрыла глаза и думала только ещё об одном: Не дай им сойти с ума. Пожалуйста, пожалуйста, Леандер, не дай моим родителям сойти с ума. Они ведь ещё нужны мне.
Глава 8
Квадратура круга
- Дерьмо! - Сказанное второй раз слово "дерьмо" было заглушено мощным громом, который потряс всю машину. Дождь и шум дождя вокруг нас усилились в тоже время, как гром стих, и я могла отчётливо чувствовать, что задние колёса внедорожника утопли ещё немного глубже в грязи.
И при следующей попытке Тома, высвободить машину, колёса забуксовали, и большие комки грязи забарабанили по стеклу. Но мы не сдвинулись вперёд не на один сантиметр.
Что же, значит, тогда умрём здесь, подумала я апатично. Я уже была убеждена в том, что умру от опьянения и в самолёте раздумывала о моём завещание, когда посреди Атлантического океана была объявлена турбулентность и слово "тряска" получило новую величину. Один раз даже подносы полетели в воздух, а женщина двумя рядами сзади, закричала, что мы все умрём.
Теперь значит, это был торнадо в Колорадо. Какая в этом была теперь разница? Я с самого отлёта не сказала ни одного слова, но тем больше размышляла. В очень маленьком кругу, в котором постоянно встречалось слово "сумасшедший". В каком бы направление я не думала - всегда кончалось тем, что один из нас станет сумасшедшим или же будет объявлен сумасшедшим.
Либо я наконец расскажу моим родителям или воспитателям правду и они отошлют меня не в лагерь, а в следующую подростковую психиатрию. Либо же я буду играть в эту игру здесь, и мои родители сойдут с ума. Потому что Леандер, в этом я была уверенна, остался там. Наверное, он уже удобно устроился на моей кровати, а мама найдёт завтра новые бумажки от мятных таблеток и крошки от печенья.
Так как мама уже и так находилась на краю пропасти, этого могло хватить, чтобы вызвать последний скверный толчок. Ах, почему либо - либо? От Леандера мы не отвяжемся. Так что вся семья Моргенрот окажется в дурдоме, а Леандер впредь будет, как призрак, творить в доме бесчинства.
Всё ведь прекрасно подходило: Привидение в бывшем доме гробовщика Моргенрот, чья вся семья одним махом и чрезвычайно таинственным образом потеряла рассудок. Как только журналисты, врачи и следователи засвидетельствуют бабушке Анни своё почтение, то мы сможем поприветствовать в клубе сумасшедших и четвёртую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});