— Богиня, — сказал он, дрожа от страсти, прерывающимся голосом. — Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел и которое, охотясь, сподобился поймать. Теперь ты моя! Ты отлично знаешь, что нет на свете мужчины, который мог бы обидеть такую красавицу, как ты. И потому не бойся, если, конечно, не убоишься любви человека.
Но, как уже было сказано, Артемида была богиня целомудренная. Сестры ее, например Афродита или Афина Паллада и даже Гера, те не стали бы поднимать шума, если 6 их застал нагишом красавец охотник. Известно, что эти три богини не постеснялись показаться именно в таком виде царскому сыну Парису, потребовав отдать яблоко той, которую он сочтет самой прекрасной. Более того, каждая ему что-нибудь посулила, если он вручит яблоко именно ей.
Артемиде же мужчина был не нужен. Тем более Актеон, который, как и всякий охотник, весь пропах потом и пылью и к тому же был небрит. «Очень возможно, он меткий стрелок, — решила богиня, — но сейчас, бедняга, промазал, да к тому же совершил преступление, пусть даже и в любовном пылу!»
Ах, кому дано знать, какие капризы могут быть у богинь!
— Сейчас же отвернись и убирайся прочь, — прошипела Артемида, ее нежное личико вспыхнуло таким гневом, что даже вода не смогла его охладить. — Ступай прочь, о смертный!
Актеон был, как мы уже говорили, настоящим мужчиной. Он отрицательно покачал головой, уверенный, что Артемиде от него не уйти. Богиня теперь в его власти, еще более, чем молодая серна, запутавшаяся в тенетах. Красавица из воды попадет прямо в его объятия. Или ей придется оставаться в воде, но тогда он сам бросится к ней. В любовной горячке Актеон не страшился даже ледяной воды.
Вот как случилось человеку дерзко и необдуманно перейти границы дозволенного. Конечно, никому не заказано любить богиню на человеческий лад, но не следует склонять ее к любви силой. Актеон подобрался к заводи совсем близко. Тут богиня вдруг подпрыгнула, показав несчастному гордецу всю свою ослепительную наготу, и, набрав в ладони воды, плеснула в лицо Актеону.
И в то же мгновение он превратился в оленя! Ничего не скажешь, он стал горделивым, ретивым оленем, королем лесов, он был великолепен, и богиня охоты Артемида отметила это. Но Актеон уже не был ни мужчиной, ни охотником. Он стал зверем, а значит, предметом охоты.
Увидав свое отражение в зеркале вод, Актеон ужаснулся, а заметив новый жест богини, испуганно отпрянул. Как всякий олень, он кинулся прочь, ломая кусты, ибо оленю на роду написано бояться человека.
Богиня стряхнула с себя воду, набросила хитон из тончайшей ткани, надела сандалии, обвязала вокруг лодыжек ремни и, схватив колчан со стрелами и лук, покинула место, где ей было нанесено столь неслыханное оскорбление.
Она одна знала, какое страшное наказание ждет Актеона за дерзость. Только она знала, что бывший охотник сам теперь станет предметом охоты. Знала также, что в довершение трагедии Актеона будут гнать его друзья и травить его же собственные псы. Взяв след, они помчатся за ним и станут преследовать день и ночь, пока загнанный олень не падет, став жертвой своих собак и добрых друзей, которые, разыскивая Актеона, наткнутся на красавца оленя.
Актеон же, узнав своих друзей, ничего не сможет им сказать, поймет, что загонят его собственные собаки, его любимицы, после охоты обычно ластившиеся к нему, когда он в приливе нежности бросал им лакомые куски. Теперь он должен мчаться, должен преодолевать кручи, теперь он олень, а не Актеон. Он пропал, конец…
Так погиб охотник, растерзанный ни в чем не повинными псами, как ни в чем не повинны были и его друзья, понуждающие собак преследовать оленя. Во всем виноват лишь он сам, Актеон…
О горе нам! Ведь даже за малое прегрешение боги сурово карают смертного!
Но почему мы решили рассказать именно эту легенду? Показать, что даже собственные собаки могут быть к нам жестоки? Да нет же, что вы! Отнюдь! Причина совсем не та. Когда великий римский поэт Овидий включил этот миф в свои «Метаморфозы», он описал все случившееся не только поэтично и драматично, но и сохранил в своей поэме множество собачьих имен, тех, что давали тогда собакам в Риме. Теперь нам известно, что вообще-то имена были греческие, более того, клички собак вавилонского бога Мардука, данные им задолго до того, как греки появились в Греции, тоже звучали весьма сходно!…
И в завершение печального повествования об охотнике Актеоне мы процитируем отрывок из поэмы Овидия «Метаморфозы»:
Вслушайтесь, как звали собак:
…Меламп поначалу,Чуткий с ним Ихнобат знак первый подали лаем, —Кносский пес Ихнобат и Меламп породы спартанской, —Тотчас бросаются все, быстрей, чем порывистый ветер;Памфаг, за ним Орибаз и Доркей, из Аркадии трое;С ними силач Неброфон и лютый с Лалапою Терон;Резвостью ценный Петрел и чутьем своим ценная Агра;Также свирепый Гилей, недавно пораненный вепрем;Напа, от волка приплод; за стадами идущая следом Пемена;Гарпия, двух имея щенят в провожатых,И сикионский Ладон, у которого втянуто брюхо,Тигрид с Алкеей, Дромад, Канакея еще и Стиктея,И белоснежный Левкон, и Асбол с черною шерстью,И многосильный Лакон, и Аэлл, отличавшийся бегом,Фей и рядом, резва, с ее кипрским братом Ликиска…Гарпал и с ним Меланей; косматая с ними Лахнея,Также два пса, чья лаконянка мать, отец же диктеец;Лабр с Артиодом, потом с пронзительным лаем Гилактор, —Долго других исчислять…[11]
Такие и другие имена носили собаки Актеона, которые разорвали своего господина на куски.
А мы рассказали эту историю для развлечения и поучения. Опасно проявлять излишнюю самоуверенность, когда охотишься — будь то на зверя, на богиню или на женщину вообще. Осторожность, уважаемые Актеоны, никогда не помешает!
Пути в день нынешний ведут через средневековье
Вот и пришла пора вернуться из темных глубин веков и дальних краев поближе к дому, в Европу, символом которой стал крест, а высшим идеалом церковь — владычица души, да и тела, верующих.
Ну а как жилось в те времена собакам? Не то чтобы плохо, но и не так уж хорошо. Животное, которое некогда в иных странах занимало положение прямо-таки культовое, в Библии — наиважнейшей книге средневековья — упоминается чаще всего уничижительно. Израильские кочевые пастушеские племена, конечно, использовали собак, но говорили о них с пренебрежением: «лакает воду, как собака», «собаке нужна палка», «злой, как собака» и даже «немой…», а то и «прожорливый, как пес». Молящийся просит 6ога, чтоб душа его не попала под власть меча и собаки. Хорошо, коли хватило ума признать: «Лучше быть живой собакой, чем мертвым львом».
По откровению св. Иоанна Богослова, собака относится к тем существам, кого не примут в рай. Впрочем, в своей беде она не одинока, та же кара ожидает колдунов, развратников, убийц, идолопоклонников и еретиков. Вот почему в личинах каменных водосливов на галереях кафедральных соборов среди химер, демонов или дьяволов можно увидеть и собачью голову. К счастью, святые отцы, которые подхватили и развили идеи христианского вероучения и создали книги, дополняющие Библию, к собаке относились не столь сурово. Видимо, они лучше знали жизнь, чем фанатичный автор Апокалипсиса, и потому говорят о собаке как о звере вполне симпатичном и близком человеку. Восхваляют ее главные достоинства — верность и преданность. И приходят к мысли, что охранительница стад может стеречь также верующих овечек. Но от кого? Ну конечно же, от волков, что так и рыщут вокруг человеческого стада, выбирая, кого бы им сожрать. Святой Августин пришел к глубочайшему убеждению, что волк есть воплощение дьявола, союзник еретиков и враг Доброго пастыря. Но достаточно нам вспомнить древнеперсидскую Авесту, и все встанет на свои места: Авеста тоже клянет волков, ибо она предназначена пастушескому народу. Попробуй разберись в этой сложной христианской символике, где первоначальные значения начисто утрачиваются!
И если полагаться на символы, то собака, с одной стороны, предстает перед нами как животное, воплощающее такие пороки, как Зависть и Злоба (естественно, выраженные фигурами символическими), а с другой, наоборот, — олицетворяющее достоинства, такие, как Правдивость, Справедливость, Сострадание и Мир. Значит, в конечном счете бедная собака все-таки остается в выигрыше.
Интересно узнать: каким удивительным образом в христианской иконографии собака стала животным, близким к святым мужам? Видимо, причина здесь в двух святых, а именно в Бернаре Клервоском, основавшем орден цистерцианцев, и Доминике, основоположнике ордена доминиканцев. По легенде, матери Доминика (а также Бернара) привиделся сон, будто она породила щенка, держащего в зубах факел. Позднее Доминик принялся жечь огнем все, что попадалось под руку, — видимо, чтобы очистить таким образом мир от еретиков. Орден доминиканцев, как известно, кроме всего прочего печально знаменит еще и тем, что ревностно охотился за этими самыми еретиками и выдавал их святой инквизиции. Одетых в белую рясу и черный плащ монахов люди называли domini canes — господни псы. Вероятно, зато, что те вынюхивали и безошибочно шли по следу. Вот почему святого Доминика всегда изображают в сопровождении черно-белой собаки, а рядом со святым Бернаром неотлучно находится собака белая. Святого Губерта тоже наделили собакой, ибо христианское прозрение осенило его на охоте, когда ему явился олень с золотым крестом между рогами. Ну а какой же охотник без собаки? Святой Сусо не был у церковников в почете, но народ его любил, книги его усердно читались, и, хотя могилу святого Сусо так и не нашли, память о нем жила долго. При Сусо тоже находилась собака. Он, отпрыск богатого рода, роздал все свое состояние бедным, а сам отправился выхаживать больных чумой. И, естественно, заразился; в лесу его врачевал ангел, а собака каждый день носила свежий хлеб.
