– Алешенька!..
* * *
Он сидел в углу, под образами, на том самом месте, где когда-то любил сидеть за столом отец. Комната показалась ему меньше. До лампадки у образов он мог свободно дотянуться рукой. А когда-то не мог достать даже со скамьи. Мать постарела. Ой, как постарела!.. Все лицо в морщинах… И волосы седые, белые.
– Вот так и живу, Алешенька, одна, – рассказывала мать, смахивая со щек редкие слезинки. – Отец помер. Почитай, годков уж десять… О тебе не слышали… А все верили – придет… Верили – вернешься… Вот и вернулся… Родной ты мой, маленький…
Она гладила его руки и смотрела, смотрела на него, не в силах отвести глаза.
– А подружка твоя, Татьянка Кузовлева, замуж вышла. Колхоз им с мужем новый дом построил. Помнишь Татьянку? А Васятку помнишь? Тот в городе. На агронома учится… Небось хочешь всех повидать…
– Что вы, мама! Никому не говорите, что я был здесь. Я ведь так… Понимаете… Все с войны вернулись с орденами… Сейчас в жизни уже многого добились… А я… я ведь осужден был… На десять лет…
– За что же, родненький?
– Так, за всякое… Ну, словом, стыдно мне соседям на глаза показываться. Вот выучусь на инженера, тогда приеду… Я ведь учусь.
– На инженера!.. – В голосе матери Владимир уловил нотки уважения и нескрываемой радости. – А потом, что же? Приедешь?
– Обязательно приеду. Здесь буду работать…
– Конечно, конечно, – торопливо закивала мать. – У нас тоже инженеры пригодятся. Вот мост через реку будут строить… Видишь – электричество теперь есть. Со светом живем. А раньше, помнишь? За керосином все бегал?..
– Помню, мама, помню…
– Соседку, Степаниду Фоминичну, помнишь ты?
– Это у которой мы яблоки в саду воровали? Помню!
– Мужа-то ее недавно радиоприемником наградили.
В словах старой женщины звучали нотки гордости за родной колхоз, за свое село, которое день ото дня богатело и хорошело.
– Ехать мне надо, мама, – сказал он, вставая.
– Куда же ехать? – Губы у матери дрогнули. – Опять одной мне тут… – с тоской проговорила она. И вдруг, маленькая, сгорбленная, прижалась щекой к плечу сына. – Алешенька, ты от матери родной не таись… Если несчастье какое у тебя, расскажи, откройся… – Она заглянула ему в глаза. – Может, ты… Может, еще не совсем…
Владимир понял, что она хочет сказать, и испугался, что чем-нибудь выдал себя.
– Что вы, мама! Я свободен. Говорю вам – на глаза соседям не хочу попадаться. И вы никому не рассказывайте, что я был… Понимаете… ведь стыдно… Я потом, потом… Приеду навсегда… – бормотал он.
Она опустила голову и отошла.
– Ну ладно уж… Если надо, потерплю. Ведь не один год терпела. Ждала все… – Она вдруг засуетилась. – На дорожку-то тебе сейчас соберу… Яичек, сала…
Владимир вытащил пачку денег.
– Вот, мама, возьмите от меня. Я буду присылать.
– Батюшки! – всплеснула руками старушка. – Да как же ты заработал столько? – Она с тревогой глянула в глаза сыну. – Честные ли деньги, Алешенька?
– Честные, мама, честные, – торопливо ответил Владимир, тыча пачку в сухую морщинистую руку, проклиная все, что заставило его быть таким вот и лгать родной матери. – Берите, берите. Мне пора…
За окнами занимался сероватый рассвет. Владимир вышел на крыльцо, огляделся и, поцеловав мать, не оглядываясь, зашагал прочь.
Глава двенадцатая
ДЕЛО № 93
– Разрешите войти? – несмело спросила миловидная женщина, остановившись на пороге кабинета.
– Прошу вас, – пригласил полковник Телегин, уже предупрежденный о посетительнице по телефону дежурным. – Товарищ Синельникова? Работник гостиницы?
– Да, это я.
– Слушаю вас. Садитесь, пожалуйста.
Екатерина Павловна села. Она долго не решалась прийти сюда, в областное управление Комитета госбезопасности. Но тревога, вызванная посещением работника комитета, не давала ей покоя. Все-таки в гостинице оказались жильцы, ночевавшие без прописки. И не их ли искал тот человек с надменным лицом? Наконец она решилась и поехала в управление. Пропуск был ей выдан быстро, без проволочек, и вот она сидит перед начальником управления, который смотрит на нее приветливо и вопросительно, дожидаясь, что она скажет.
– Извините, что я беспокою вас… Но мне кажется, что это очень важно… К нам в гостиницу заходил ваш сотрудник. Проверял книгу прописки…
Полковник слушал, не перебивая. Только время от времени легонько похлопывал ладонью по столу, точно хотел этим жестом успокоить женщину, волновавшуюся все больше и больше.
– Это, может быть, не мое дело… Но я все-таки решила прийти. Ведь как раз в ту ночь, до прихода вашего товарища, в гостинице ночевали три молодых человека. Ночевали без прописки. Паспортов не сдали. Работала моя сменщица. Мест не было. А эти трое попросились только до утра…
– И в какое время они пришли?
– Около одиннадцати.
– Вы их видели?
– Утром, в половине седьмого, когда принимала смену.
– Значит, они уже переночевали?
– На диванах, в коридоре.
– И уходили?
– Да, сказали вечером, что в шесть часов уедут. И ушли в половине седьмого.
– Вы не могли бы описать их?
Екатерина Павловна замялась.
– Затрудняюсь… Я видела их мельком.
– А могли бы узнать, если вам их покажут?
– Вероятно, смогла бы.
Телегин подошел к большому сейфу, отпер его и достал папку с крупной четкой цифрой «93» на картонной обложке. Развязав тесемки, он вытащил из папки какую-то фотокарточку, выдвинул ящик стола и взял целую пачку фотографий.
– Посмотрите внимательно, товарищ Синельникова. Не было ли среди тех троих вот этого человека? – Телегин протянул Екатерине Павловне одну карточку.
Женщина долго смотрела, прищурив глаза. Наконец она отрицательно качнула головой:
– Нет, не было.
– А этого?
– Н-не знаю… Кажется, нет.
Полковник подал женщине сразу три карточки:
– Посмотрите эти.
И она узнала. Да. Вот этот, со шрамом под глазом и продолговатой, словно сдавленной с боков головой.
– Этот был! – уверенно произнесла она.
– Вглядитесь внимательнее.
– Да, да, я хорошо помню. Именно этот.
Полковник положил фотокарточку Николая в папку.
– А жаль, что вы пришли поздно, Екатерина Павловна.
– Я сама понимаю… – Женщина опустила голову. – Но… Меня так обидел тон вашего сотрудника… Он словно не доверял мне… Даже смотрел с каким-то странным подозрением… Я долго не решалась…
– Да, прийти бы вам пораньше… – сказал Телегин. – Но вы и сейчас очень нам помогли.
Когда Синельникова ушла, Телегин с минуту сидел задумавшись. Значит, Зайцев не ошибся. Шпионов трое. И они какое-то время держались вместе. Один погиб. Осталось двое… Двое… Кто они? Где находятся сейчас?
