Накидка лежала в одной из спален, на огромной постели с четырьмя столбиками. Во время обеда здесь было сложено множество других пальто и накидок, дорогих и красивых и таких же старых и вытертых, как ее собственная. Дорина взяла накидку и поплотнее закуталась: на улице значительно похолодало, а до дома не так уж близко. Но тут она услыхала странный звук, сначала показавшийся ей жужжанием пчелы, но потом превратившийся в нечто вроде декламации. Девушка долго не понимала, в чем дело, и лишь через несколько минут сообразила, что странный шум доносится из дальней комнаты. Кто бы это мог быть? Ведь все гости разъехались…
Слуги наверняка уже вернулись на кухню и доедают то, что осталось от завтрака.
Девушка вышла из спальни и поняла, что непонятные слова могут доноситься только из хозяйской спальни, где умер старый граф. Она подошла к двери и отчетливо расслышала имя, повторенное несколько раз:
— Нисрок… Нисрок…
Дорина подумала, что ошиблась, ведь Нисрок — это бог ненависти. Но неизвестный произнес еще два имени:
— Молох… Андрамалех…
Дорина знала, что первое принадлежало ужасному божеству, пожиравшему детей, а второе, если она не ошибалась, — богу убийства.
Мне все это грезится! Такого просто не может быть! — твердила она себе, но тут заметила, что дверь чуть приоткрыта и голос становится громче. Девушка неожиданно испугалась. Она в жизни не боялась ничего в этом доме, который был для нее почти родным, но теперь почему-то ощутила, как страх, подобно ледяному ветру, охватил ее с такой силой, что тело затряслось в ознобе.
И тут странный, истерический голос отчетливо вскрикнул:
— Вельзевул, Андрамелех, Люцифер, придите ко мне! Властитель Тьмы! Заклинаю тебя, сатана, появись! Я твой раб! Приди! Приди! Почти меня своим присутствием!
Дорина затаила дыхание. Только теперь она узнала голос говорившего, и сквозь щель в двери, увидела, что занавеси на окнах спущены и комната погружена в полутьму, а кузен Джарвис стоит у изножья широкой кровати. И теперь он повторял заговорщически, словно беседуя с кем-то невидимым:
— Уничтожь его, Люцифер! Убей, как убил Уильяма и Чарльза! Не дай ему вернуться в Англию, и клянусь, что буду твоим рабом навсегда и принесу тебе достойную жертву за все, что ты для меня сделал! Выслушай меня, Люцифер! Я дам тебе все, что ни потребуешь — новорожденного младенца или чистую невинную девственницу. Они будут твоими, если Оскар умрет!
Голос Джарвиса звенел, эхом отдаваясь в пустой комнате. Воздев руки к небу, молодой человек упал на колени.
— Сатана, я твой раб! Исполни мою просьбу, и я никогда не отрекусь от тебя!
Словно испугавшись, что в ответ на мольбу Джарвиса в комнате немедленно появится дьявол, Дорина повернулась и, ринувшись к лестнице, в мгновение ока очутилась во дворе. Она хотела лишь одного — поскорее оказаться подальше от отвратительного, ужасного, гнусного зла. Трудно было поверить, что это не игра воображения! Или ей снится кошмар, настолько странный и ужасный, что она никак не может проснуться?
Только оказавшись в тишине и покое родного дома, девушка почувствовала, что может дышать нормально и страх прошел. Она поднялась в свою спальню и, бросившись на постель и зарывшись в подушку, попыталась уверить себя, что все это не могло произойти наяву.
Но, несмотря на все старания, девушка не могла забыть голос Джарвиса, в котором звучало настоящее безумие, и в ушах ее постоянно повторялись призывы к врагу рода человеческого.
Она долго лежала, когда, наконец, услышала, как ее зовет няня, — скорее всего обед почти готов, и нужно идти вниз и помочь накрыть на стол.
Поскольку отец считал, что Розабелл и Питеру ни к чему тяжелые впечатления, дети не ходили на похороны, а вместб этого провели день на соседней ферме, где фермер и его жена позволили им покататься на пони и играть в стогах сена. Дорина была рада, что дети не присутствовали на печальной церемонии, которая могла напомнить им о смерти матери.
Спустившись вниз, Дорина собралась было рассказать обо всем отцу, пока не вернулись брат с сестрой, но почувствовала, что предпочла бы забыть о только что пережитом ужасе.
Несомненно, отец, узнав, что кузен служит черную мессу и поклоняется злу, скорее всего сочтет своей обязанностью прочитать Джарвису наставление, а тот наверняка ответит грубостью и попытается отомстить ей.
Мне стыдно оттого, что я его боюсь, подумала девушка, но было что-то зловещее и невыразимо страшное в том, что он призывал сатану. Если Джа-рвис возненавидит Дорину, то, хотя Господь, конечно, ее защитит, кузен непременно попытается навести на нее порчу.
К тому времени как девушка добралась до кухни, где ее ждала няня, все было решено: она не скажет никому ни слова.
— Забудь об этом! Забудь! — повторяла она, хотя понимала, как трудно это сделать. И теперь она не на шутку испугалась за Розабелл. Дорина не могла позволить, чтобы сестра даже мимоходом виделась с этим человеком.
Должно быть, просто ошиблась, потому что была расстроена похоронами, уговаривала себя девушка, но в ушах, словно вопли злого духа, звучали и звучали призывы Джарвиса:
«Выслушай меня, Люцифер! Я принесу тебе достойную жертву… дам все, что ни потребуешь… новорожденного ребенка или чистую невинную девственницу… они будут твоими, если Оскар умрет!»
Весь вечер Дорина была очень молчаливой, так что даже отец это заметил. И на следующий день она не переставала мучиться, пытаясь решить, стоит ли рассказывать графу, что Джарвис, внешне такой дружелюбный и приветливый, жаждет его смерти, чтобы самому стать графом Ярдкомбом.
Но как ни странно, граф не приехал в дом священника на следующий день, хотя дети беспрестанно о нем говорили. Питер побывал на конюшне и вернулся полный энтузиазма, поскольку Хокинс, старший конюх, разрешил ему кататься, когда и сколько он захочет. Дорина немного рассеянно слушала его взволнованные речи, а Розабелл, которой удалось только погулять в парке с собакой, с легкой завистью воскликнула:
— Хорошо тебе, Питер! Я тоже пойду с тобой завтра в конюшню!
— Там девчонкам делать нечего, разве что Хокинс тоже позволит тебе проехаться верхом!
— Думаю, сначала нужно спросить разрешения у графа, — вмешалась Дорина.
— Спрошу, если хочешь, — отозвалась Розабелл, — но знаю, что он скажет «да», и не могу понять, Дорина, почему ты так стараешься помешать ему проявить к нам немного доброты.
Дорина про себя признала правоту сестры, особенно когда из Большого дома приехал кучер с тележкой, нагруженной, к изумлению девушки, всяческими съестными припасами, фруктами и шестью бутылками превосходного кларета для викария. Там были куры, баранья нога, ветчина, а также персики, виноград и сливы ренклод из теплиц.
