— Кстати, да, — спохватился я. — Наверное, надо было начинать с малого…
— Угу, — согласился Сайко. — И нагрузки тоже подключать потихоньку, по всем правилам реабилитации. Сначала — ходьба мелкими шажками с поддержкой санитаров. Мышцы же атрофированы.
Райми фыркнула так, что во все стороны полетели крошки от ватрушки.
— Эй! — возмутился Сайко. — Леди так себя не ведут.
— Откуда ты знаешь, как себя ведут леди? — невнятно пробормотала Райми.
— Видел в кино. Я смотрел очень много добротного старого кино. Чёрно-белого.
— «Касабланка»? — спросила Райми.
— Четыре раза.
— О… — Райми смерила его уважительным взглядом. — Я думаю, это начало прекрасной дружбы.
Мы сидели на полу, кружком, как дети, играющие в индейцев. Справа от меня сидела Алеф, слева — Илайя. Илайя почти не ела. Она только робко взяла со стола батончик и за всё время пиршества едва его надкусила. Мы же отдали должное старым добрым знакомым — лепёшкам с фаршем и бутербродам. Кроме того, какой-то оригинал на десятом уровне выпекал ватрушки.
— Как там, наверху? — спросил Гайто, глядя на Лин.
Та дёрнула плечом и заговорила, глядя на меня:
— Среднедерьмово. Но до мордобоя не дошло, Ликрам справляется. Он ублюдок, но опытный.
— Ублюдок, — повторила Илайя.
— О, второе слово! — обрадовался Сайко. — Сначала «Крейз», потом — «ублюдок». Мне нравится ход ваших мыслей, леди.
Илайя смутилась, и я мысленно выдал Сайко щелбана. Вот «закроется» опять — и самый простой разговор у нас растянется на сто лет.
Неожиданно Сайко схватился за лоб рукой, сказав «ай», а Райми чуть не упала от смеха.
Так… Ну ладно, насчёт этих двух всё понятно. Но вот что за новости с ментальным щелбаном?
— Нет, Илайя, — сказала Алеф, чуть наклонившись вперёд, чтобы видеть собеседницу, — Ликрам — не из нас. Мы называем себя «Бесславные ублюдки», а Ликрам — просто ублюдок. Не имеющий к нам никакого отношения.
— Ты как вообще догадалась, что она имеет в виду?! — изумился Сайко.
— А что в этом сложного? — посмотрела на него Алеф. — Это ведь очевидно…
Мне тоже было очевидно. Остальные, похоже, пригрузились.
— Сейчас ночь? — спросил я.
— Вечер, — откликнулась Лин. — Десять двадцать две, если точно. Вы думаете тут заночевать, или поднимемся наверх?
Я проанализировал своё состояние и нашёл его удовлетворительным. Для человека, которого переехал асфальтоукладывающий каток. Мышцы — по-прежнему как кисель, но ломать и трясти перестало.
Представил себе путь к лифту. Длительный подъём. Потом — тащиться к своей палате…
— Нет, вы как хотите — а я здесь, — покачал я головой.
— Ну, мы тебя не оставим, — пожал плечами Гайто. — Думаю, выскажусь за всех… ублюдков.
— Ладно, — поднялась Райми. — Я тогда пойду, погуляю. Питаю слабость к умирающим зданиями, так романтично.
— Составить компанию? — спросил Сайко.
— Если хочешь.
— Ещё как! Мне каким-то чудом удалось произвести хорошее впечатление, теперь я должен всё обгадить как можно скорее. Уже даже знаю, после какой шутки ты скажешь, что тебе пора домой, за такси заплатишь сама и уедешь, оставив несуществующий номер телефона.
— Звучит как не самое худшее из моих свиданий. Встретимся возле душевой. Я буду в чёрном.
Райми вышла. С минуту было тихо, потом Сайко нерешительно спросил:
— Ребята, я принимаю желаемое за действительное, или…
— Да беги уже! — прикрикнула на него Лин.
— Есть! — Сайко вскочил. — Если я не вернусь…
—…будем считать тебя коммунистом, — отмахнулась Лин. — Вали, пока она не заметила, что даже шкафчики в раздевалке раз в триста симпатичнее тебя.
Сайко исчез. Лин перевела взгляд на Илайю.
— Ты, Белоснежка, насколько я понимаю, от Крейза по собственной воле не отлипнешь?
Илайя молча замотала головой. Её белые волосы пару раз коснулись моей щеки.
— Ладно, — вздохнула Лин. — Тогда предлагаю всем расположиться тут. Сайко явно найдёт, где заночевать. А вы мне перед сном расскажете, какие подвиги насовершали в туннелях. Слыхала, Крейз, ты отжигал?
18. Вопрос фокусировки
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы быстро ввели Лин в курс дела, благо, ей не требовалось расписывать в красках весь рейд. Уж она-то прекрасно знала, как выглядит настоящая мясорубка.
— В общем, кибер очень даже сгодился, — закончил я. — Если б он ещё умел чем-нибудь пулять, было бы совсем здорово.
— Мечтай в одну руку, сри — в другую, — зевнул Гайто. — Потом скажешь, какая скорее наполнится.
Помолчав, глядя в потолок, я сказал:
— Откуда-то же они берутся?
— В смысле? — спросил Гайто.
— В прямом, Гайто. Те киберы, в которых мы воевали там, наверху, очевидно не упали с неба.
— Ну, я бы не была так уверена, — заметила Лин. — Что мы вообще знаем об этом месте? Что знаем об этом мире?
— Есть мнение, ты можешь знать побольше нашего, — заметил Гайто.
— Нет. Я ничего не знаю, я только чувствую, — возразила Лин. Она села на койке, обхватила колени и задумалась. — Чувствую себя так, как будто у меня появилось огромное нечеловеческое тело. Это грёбаное Место Силы.
Она помолчала и добавила:
— Ликрам начал утилизировать покойников.
— Хорошо, — пробормотал я.
И вдруг наступила тишина, похожая на вакуум.
— Чёрт, Лин… — зашевелился Гайто. — Ты поэтому спустилась к нам?
— Угу…
Она спрятала в коленях лицо.
И только тут до меня дошло, что для Лин означала «утилизация покойников». Ведь там, наверху, было и её тело. Настоящее тело, которое я убил.
Если бы я его не убил, Лин бы тоже «проснулась», а её искусственное тело с камнем внутри погибло бы. И вместе с ним погибло бы Место Силы. Мы все.
Чёрт… Как давно это место из тюрьмы строгого режима превратилось для нас в последний бастион, который нужно удержать любой ценой? Ненавижу вот такое. Было гораздо проще, когда можно было ненавидеть кого-то абстрактного, «оттуда», кто затащил меня сюда.
А теперь и у меня начался Стокгольмский синдром.
— Я пойду, пройдусь, — сказала Лин.
Выскочила из комнаты она едва ли не раньше, чем договорила. Разрыдалась, наверное, сразу за дверью.
В тишине я закрыл глаза.
Потом я неоднократно задавался вопросом, как это всё получилось. А когда ищешь ответ на вопрос, на который нет ответа — ты его находишь. Просто потому, что неизвестность — бесит.
Я объяснил это себе тем, что Хранители разблокировали мне телепатию.
Тем, что мы все одинаково вымотались и вообще слабо соображали, за счёт чего все защитные механизмы психики отказали.
Тем, что после всего пережитого мы существенно «прокачались» и, возможно, перешли на новый уровень.
В общем, я без всяких мантр провалился для начала в пустоту, как будто заснул. А потом осознал себя — часть себя, которую звали Сайко, — в душевой.
Меня целовала Райми, и сверху на нас падали потоки воды.
— Что? — спросила она, почувствовав, что я замешкался.
— Ничего, — выдохнул я и, подавшись вперёд, ощутил нечто едва ли не запретное.
Что ж, я, как всегда, сделал невозможное. Изменил своей девушке, не изменив своей девушке. Ай да Крейз, ай да герой! Про таких книги писать надо.
Я изменил фокус восприятия и увидел себя. Глазами Гайто.
Гайто встал и молча вышел из комнаты.
Лин он увидел на галерее. Она стояла, опершись руками о перила, и смотрела вниз.
Услышав мои шаги, вздрогнула и обернулась.
— А, это ты, — сказала она, так, что я чувствовал её голос, будто свой.
Гайто молчал. Он ничего не понимал. И его голосом воспользовался я:
— Иди сюда, чёрт бы тебя побрал!
Гайто привлёк обалдевшую Лин к себе, и… Совершенно, мать его так, дебильное ощущение, как будто целуешь сам себя.
«Дай, я тебе помогу?» — словно хихикнул беззвучный голос Алеф.
И она стала Лин.
А где была в этот момент Лин?
Все мы были одним целым. Вопрос нахождения в конкретном теле был вопросом фокусировки, не более. Как разглядывать стереокартинки — была раньше такая забава. Смотришь на узор, который вообще ни на что не похож. И постепенно начинаешь видеть контуры чего-то. Не просто контуры — объёмные фигуры.
