– Где Славка? – спросил он, увидев, что четвертого нет и в машине.
На дороге остался, – ответил Коля Качерин, хозяйственно пряча пушку в кобуру. – Там какой-то гуманоид растаскивал ограждение – в таком темпе, словно ему за это Героя Соцтруда обещали. Ну, высадили Славку на ходу, чтобы потолковал с ним за жизнь, а сами рванули сюда… Обошлось, я вижу?
– А когда у нас не получалось? – сквозь зубы ответил Костя, гася обычное возбуждение, неминуемо наступавшее после закончившейся схватки. Достал рацию и внятно произнес: – Восемь сорок, восемь сорок, продолжаем движение… В машину, эй!
Прыгнул за руль и включил зажигание, уже не интересуясь судьбой пленников, потому что не его это было дело. Упакуют и доставят в лучшем виде, а как это будет происходить – совершенно несущественно для порученного ему задания…
– Как у вас было? – спросил он деловым тоном.
– Да ничего интересного, – сказал Сергей уже почти спокойным тоном. – Один ткнул в меня пушкой, а другой в это время, подметил я краем глаза, собрался Заурбека нанизать на перышко. Ну что тут сделаешь? Пришлось разъяснить всю неуместность их поведения, пока не охамели окончательно…
Заурбек спросил хозяйственно:
– Ваши их сумеют качественно закопать?
– Не сомневайся, – сказал Костя.
– Жалко, оружие не взяли…
– И куда бы ты с ним? Не жадничай, у тебя за спиной полно трещоток получше…
– Это общественные. А тот был бы лично мой.
– Логично вообще-то, – заключил Костя, с лязгом переключая сцепление. – Увы, ничего тут не поделаешь. Нам еще по дороге, чует мое сердце, встретится хренова туча ментов. И тут уж никак автомат не выдашь за деталь национальной одежды. Еще и потому, что одет ты, голуба, отнюдь не национально… Так что перетерпи.
Глава шестая
Репетиция всемирного потопа
Русские пьянки возникают на свой, неповторимый манер. Это на гнилом Западе тамошние эстеты созваниваются за полгода вперед, чтобы лизнуть за вечерок капельку чего-нибудь хмельного. В нашем богоспасаемом Отечестве добрая пьянка похожа скорее на явление метеорита в небесах – только что его не было, и в следующий миг по небу с грохотом и адской скоростью пронесется нечто ослепительное, совершенно неожиданно для человечества, если не считать парочки умных астрономов, чьи предупреждения все равно никто толком не слушает…
Примерно так на Руси обстоит и с пьянками. Только что стояла благолепная тишина, и вдруг – дым коромыслом…
Собираться в квартиру народ принялся часиков в девять вечера, уже потемну, громко переговариваясь на лестнице, предвкушающе, весело. И очень быстро развернулось на всю катушку – при распахнутых окнах, включенном на полную мощность магнитофоне и полной несдержанности в выражениях.
Так уж вышло, что квартира на третьем этаже, где гуляли во всю ивановскую, располагалась аккурат над той, где давно и трудолюбиво обустроил явку «пан» Скляр, наконец-то осчастлививший своим появлением эти края. Это у него с потолка сыпалась штукатурка и качалась старенькая люстра. Это ему долбил по ушам рев магнитофона:
В Афганистане,В «черном тюльпане»,С водкой в стаканеПлывем над землей…
Остальной репертуар был примерно того же направления – от старых песен времен Афгана до новых, сочиненных уже после первой чеченской кампании, иногда неизвестно и кем, но, несомненно, знавшим о событиях не понаслышке. Именно такое музыкальное оформление и должно было сопровождать пьянку, которую закатил на радостях внучатый племянничек хозяина квартиры, вернувшийся из-за Терека живым и невредимым. Все мотивировано, ребята…
Вообще-то настоящий внучатый племянничек тихонько и без особых подвигов служил себе прапором в Моздоке при тамошнем аэродроме. Но этих тонкостей «пан»
Скляр знать, безусловно, не мог – зато, не исключено, слышал краем уха, что дедов родственничек служит где-то в Чечне. Наверняка слышал – Скляр, волчина осторожный, не мог не выяснить предварительно, кто в подъезде обитает, чем занят и все такое прочее. Скляр всегда тщательно обнюхивал пространство вокруг своих явок, это-то о нем знали совершенно точно.
Собственно говоря, дедов внучек подвернулся как нельзя более кстати, обеспечив железную мотивировку. Конечно, если бы его не существовало в природе, пьянка-спектакль точно так же развернулась бы этажом выше Скляра, только в других декорациях: скажем, день рождения или свадьба или на худой конец просто празднование местной интеллигенцией шестисотлетия русской балалайки. Не суть важно. Но «возвращение героического воина с бранного поля» имело еще и то ценное качество, что, безусловно, отметало такие неприятности, как визит милиции, вынужденной сурово напомнить, что шуметь после двадцати трех ноль-ноль, строго говоря, не дозволяется. У кого из местных повернулся бы язык, рука бы поднялась накручивать «02», когда они своими глазами видели дымивших на лестнице бравого «внучка» и его «сослуживцев», громогласно делившихся воспоминаниями? Проще уж и благороднее будет перетерпеть, утешая себя тем, что подобные шумности не каждый день выпадают. Да и вообще здесь, на рабочей окраине областного центра, из-за подобных соседских гулянок как-то не принято дергать правоохранителей. (В скобках: даже и найдись такой склочник, наряду пришлось бы уехать восвояси, поскольку в гулявшую компанию был грамотно введен самый настоящий милицейский майор из местных, посвященный в детали лишь в общих чертах, но накрепко усвоивший, что ему отведена роль успокоителя патрульных.)
Одним словом, гулянка продолжалась как ни в чем не бывало и после двадцати трех ноль-ноль. Временами курившие на балконе, уже изрядно поддавшие, судя по голосам, устраивали соревнования на самый меткий плевок в цветочный ящик нижележащего балкона или попадание туда окурком. На что, как легко было предугадать, ни Скляр, ни оба его сподвижника не реагировали, предпочитая отсиживаться в квартире. Проще было промолчать, не встревая в совершенно ненужные нелегалам разборки с пьяной компанией, состоявшей не из самых спокойных представителей рода человеческого, безусловно нервных и дерганых, – уж Скляр-то прекрасно себе представлял, что за народ гулеванит у него над головой и насколько чревато этих ребят задевать всяким там тыловым чистюлям…
Так и шло: громко делились воспоминаниями и впечатлениями, временами срываясь из-за стола сплясать нечто исконно русское с молодецким топотом и уханьем, визжали и смеялись девицы, магнитофонные вопли временами сменялись дружным хоровым пением классических застольных шлягеров про мороз-мороз и черный ерик…
Это был грамотно поставленный спектакль, конечно. И пока одни безукоризненно исполняли роли, другие, чье присутствие в квартире посторонними не улавливалось вовсе, работали. К окну Скляра давно уже опустили неприметный микрофончик и потому имели полное представление о происходящем на явке. Там, внизу, было высказано вдоволь матерных слов как о неожиданном празднике, так и его участниках, – но, как и предугадывалось, Скляр после некоторого размышления приказал своему немногочисленному гарнизону сидеть тихо и ни во что не встревать. И еще раз кратенько расписал диспозицию на завтра, чем полностью подтвердил первоначальные версии следаков – и о том, что он прилетел сюда как раз встретиться с этой гнидой из штаба округа, и о том, что в квартире складировано немало интересного. Увы, о месте завтрашней встречи так ничего и не услышали…
Что ж, это не смертельно. Место встречи неизвестно, но его, повторяя классиков, изменить нельзя…
Часу в пятом ночи веселье пошло на убыль – иные из гостей стали расходиться, сотрясая подъезд «хрущобы» топотаньем и пением. Оставшиеся в квартире понемногу выключались из гульбы, а там и окончательно умолкли к тихой радости соседей.
Все равно главное уже было проделано – под маскирующий топот плясок и музыку пара половиц аккуратно убрана, шланг подсоединен к крану, и его свободный конец выведен к месту, выбранному после надлежащей консультации с самым что ни на есть мирным специалистом, знавшим все о «хрущевках», особенно о том, как ведет себя свободно льющаяся вода и где она протечет сквозь перекрытия, если не ограничивать ее во времени и напоре.
Конечно, в столь деликатном деле нельзя было стопроцентно поручиться за точные предсказания. Водной стихии предстояло действовать совершенно самостоятельно – и все равно кое-какие предварительные расчеты сделать можно…
Воду пустили в шесть пятнадцать утра, и она, идиллически журча, заструилась согласно законам природы.
В семь сорок шесть этажом ниже заметили неладное – надо полагать, влажное пятно на потолке. А там и закапало. Капли должны были понемногу превращаться в ручеек – что, судя по некоторым уловленным микрофоном репликам, имело-таки место.
